И Сампса снова посмотрел на Нюберга сверкающим взором. Тот попятился и, не произнеся ни слова, скрылся за прилавком с морожеными продуктами.
Выходя из магазина, Рутья повернулся к хозяину магазина:
— А ты, торговец, должен поклоняться исключительно Богу Пааре. Возмутительно, что финский торговец молится Иисусу, когда на свете существует Паара!
Садясь в машину, Рутья оглянулся и увидел за стеклом витрины магазина встревоженные и недоуменные лица. Подростки, обычно с великим подозрением и недоверием относящиеся ко всему, что говорят и делают взрослые, не понимали, что им теперь думать про помещика Ронкайнена: то ли свистеть и улюлюкать вслед, то ли смотреть с обожанием и считать кумиром.
Рутья решил прокатиться до центра деревни и взглянуть на церковь. Запланированную деятельность следовало начинать с изучения молебных мест противника.
Проехав несколько километров, Рутья огляделся по сторонам и понял, что не знает, куда рулить. Следовало, пожалуй, постучаться в ближайший дом и спросить дорогу, чтобы не наматывать лишние километры.
Увидев в одном из дворов пару, сидящую на веранде, он завернул туда.
Заглушил мотор, опустил боковое стекло, высунулся и крикнул:
— Вы не подскажете, мне надо доехать…
Больше он ничего не успел спросить. На веранде мужчина и женщина бурно ссорились. Им было лет по тридцать, они кричали, поливая друг друга грязной бранью. Мужчина, сидевший в плетеном кресле, кричал, что жена шлюха, алкоголичка, дура и страшилище. Женщина повернулась к Рутье и сказала, что не стоит обращать внимание на мужа, поскольку он просто недалекий ревнивец и глупый черноносочник[1]. При этом она была совершенно пьяна, а муж трезв как стеклышко.
Рутья попытался рассмотреть, черные ли носки на мужчине. Но, к своему удивлению, заметил, что тот сунул волосатые ноги в сандалии вообще без носков.
Рутья вознамерился их успокоить. Он обратил внимание женщины на то, что ее муж обут на босу ногу, поэтому неразумно упрекать его в том, что он носит черные носки. А мужчине объяснил, что пьянство — совсем неплохое занятие и на небесах живет Бог — Покровитель пьяниц, по имени Пелто-Пекка. И не стоит упрекать жену в том, что она служит этому богу.
Услышав про какого-то Пелто-Пекку, мужчина окончательно вышел из себя. Женщине тоже не понравилось, что незнакомец обсуждает ноги ее мужа. Поднялся невообразимый гвалт. И Рутья счел за благо поскорее завести мотор и уехать.
Вдавив педаль газа в пол, он мчался вперед, думая, что финны и вправду чудной народ, раз поднимают шум из-за абсолютных мелочей и ссорятся хуже, чем мыши в Хорне.
Между тем дорога привела Рутью в центр деревни. Это было небольшое поселение неподалеку от столицы — несколько магазинов, пара заправок, школа и аптека. На возвышении стояла церковь, ее было видно издалека. На золоченом куполе красовался большой крест, из чего Рутья сделал вывод, что сюда ходят молиться христиане.
Рутья въехал в церковный двор и остановил машину на самом краю травы и песка, которым были посыпаны кладбищенские дорожки. Захлопнув дверь, вышел из машины и направился к главному входу.
Идя по песчаной дорожке в церковь, сын Бога грома говорил себе, что не собирается ссорить паству и интриговать за спиной Иисуса. Он был уверен, Иисус сам захочет с ним сотрудничать.
Насколько Рутье было известно, Иисус пришел на землю около двух тысяч лет назад. Значит, потребуется не меньше времени, чтобы истинная финская религия смогла вновь укрепиться. Рутья вспомнил, что Христу было чуть за тридцать, когда его распяли. Нет, такой судьбы, пожалуй, следует избегать. Особенно осторожно надо действовать поначалу.
Церковь в деревне Сунтио была симпатичным деревянным зданием, выкрашенным в красный цвет. Острый верх был покрыт смоленой крышей. Над ней возвышался небольшой позолоченный купол. Церковный двор с прилегающим к нему кладбищем окружал невысокий забор из необработанного природного камня. От калитки к главному входу вела аккуратная посыпанная желтым песком дорожка. Рутья даже немного разозлился от того, что жители деревни построили такую красивую церковь своему неправильному богу. Могли бы соорудить что-нибудь попроще.
Дверь в церковь была распахнута. Рутья зашел. Внутри никого не было. Широкий проход вел к алтарю. Посчитав скамьи, Рутья прикинул, что зал вмещает триста или четыреста человек. Над главным входом возвышался балкон, там виднелся орган. Напротив, на противоположной стороне над алтарем висела картина «Распятие Иисуса». Рутья остановился, рассматривая картину с изображением завершения земного пути его коллеги. И даже почувствовал к Иисусу профессиональное сочувствие. На его взгляд, как-то не слишком гуманно вешать такую жестокую картину там, куда люди приходят молиться. Рутья подумал, что люди вообще странные существа: сначала они жестоко убивают Божьего сына, затем раскаиваются и рисуют убитого. А в довершение вешают картину на всеобщее обозрение на самое священное место храма.
«Неужели они не могли нарисовать что-то более приличное из жизни Иисуса?» — подумал Рутья.
Рутье вдруг пришло в голову, что если ему придется умереть, то вряд ли его распнут на кресте — это, пожалуй, слишком древний метод. Скорее всего, его повесят или расстреляют.
Прикрыв глаза, Рутья попытался представить над алтарем картину: на виселице болтается его бездыханное тело. Настроение испортилось. Рутья-висельник, на шее затянутая веревка… Нет, ничуть не лучше, чем Иисус на кресте.
«Печальная история, — размышлял Рутья, присаживаясь на край скамьи. — Надо постараться не попасть в лапы к этим неверным».
Рутья огляделся. Сбоку на стене он увидел кафедру. Она была украшена изысканной деревянной резьбой с позолотой. Кафедра располагалась так высоко над скамейками, что, стоя на ней, можно было без труда рассмотреть всех, кто сидит внизу.
«Видать, отсюда главный поп читает свои проповеди», — догадался Рутья. Ему захотелось вскарабкаться на церковную кафедру. Но, услышав звук открываемой двери, он отказался от этой мысли.
Вошел седой старик в черном одеянии, из-под воротника выглядывала белая полоска. Заметив гостя, священник радостно поспешил в его сторону. Рутья подумал, что это и есть главный священник.
— Добрый день! — с открытой улыбкой поприветствовал старик и представился: — Настоятель Салонен.
— Рутья Ронкайнен, — представился в ответ Рутья.
— Рутья? Какое звучное имя! Это тебя так дома называют?
Рутья сказал, что на самом деле его настоящее имя Сампса Ронкайнен, но в церкви он обычно представляется Рутьей. Желая увести разговор подальше от опасной темы, Рутья поинтересовался, сколько народу помещается в церкви. Салонен рассказал, что, если считать место на кафедре, то четыреста двадцать.
— По воскресеньям здесь и в самом деле бывает столько людей?
— Нет, если только не намечается каких-нибудь значительных событий, громкой свадьбы или пышных похорон, — вздохнул настоятель. — А в обычное воскресенье мы рады, когда хоть пара десятков прихожан приходит. Совсем народ отошел от религии, — пожаловался священник.
— Странно, почему люди не приходят в такую большую и красивую церковь, — задумчиво произнес Рутья.
— Прошлой зимой, кажется, это было второе воскресенье февраля, никто не пришел на службу. К слову, в тот же день проводились скачки. Печально… Мы с кантором подождали полчасика, но так никто и не пришел. Мы прочли короткую молитву и разошлись. Я отправился домой и продолжил молиться, а кантор отправился на скачки.
Рутья внимательно слушал рассказ священника. Значит, и христианская вера не так сильна в людских сердцах, если службу в церкви легко меняют на лошадиные бега.
— Вам не пришло в голову провести службу там, где проводились скачки? — спросил Рутья.
— Нет, неправильно идти и проповедовать слово Божье на таких грубых сборищах. Мы просто просили у Бога помощи в решении этого трудного вопроса. Однако в современном финском обществе греховность и безбожие укоренились так глубоко, что, похоже, наши редкие молитвы не в силах изменить ситуацию.
Рутья едва сдерживался, чтобы не сказать, что все дело, наверное, в самом богослужении. Вот если бы в этой церкви молились, например, Ягрясу или Пелто-Пекке, народ бы сюда валом валил. И он вообразил: в центре помещения огромный стол с водруженным на него зажаренным быком, в углу — большая бочка с пивом, а рядом шаман в медвежьей шкуре отплясывает ритуальный танец с бубном в руках, а вокруг веселится и пляшет народ. Самые шустрые приникают к крану и пьют пиво прямо из бочки… Вот такая служба пришлась бы по вкусу Ягрясу да и остальным финским богам.
Вслух он, однако, ничего не сказал, поскольку был уверен, что вряд ли служителю другой религии понравится мысль о совершении такого обряда в церкви. Скорее всего, он сочтет саму мысль греховной и без раздумий отвергнет ее.
