Но как, ради всего святого, отмахнуться от ее вполне понятных комплексов в отношении возможной связи с этим роскошным ребенком? Решение нашлось простое, хотя, разумеется, угрожающее дополнительными сложностями и хаосом.
Это может сделать Лукреция. Пусть она добивается его, а Сьюзан постоит в сторонке.
Лукрецию назвали, разумеется, в честь Лукреции Борджиа. Она жила в конце пятнадцатого века во Флоренции – безнравственная аристократка, которая, по слухам, спала с отцом и братом, возможно, даже родила ребенка от одного из них, и вполне вероятно, кого-то отравила. О, она отрывалась на полную катушку, эта Лукреция.
Лукреция выпускалась только в крайних случаях. Хотя от самой Лукреции можно было ждать каких угодно крайних случаев, это было ее естественное состояние, когда она приходила в движение. Освободившись из медикаментозной клетки, Лукреция успешно вызывала разнообразные дополнительные неприятности, создавая все новые проблемы и разрушая мир Сьюзан.
То, что Сьюзан не могла и не хотела делать, делала за нее Лукреция. Она была лишена морали, сомнений или угрызений совести и бралась за дело с необузданным ликованием. Невозможно предугадать, что случится, если выпустить Лукрецию в ничего не подозревающий мир. Особенно когда речь шла о мужчинах, магазинах, путешествиях, внезапных приступах великодушия или наркотиках.
Лукреция всегда получала то, что хотела, и сносила любую преграду, которая осмеливалась появиться на ее пути. Она была королевой, а мужчины – подданными, к тому же не слишком интересными.
– Давай, давай, говори… о чем это ты бормочешь? А, неважно, голову ему долой, она настолько пустая, что может уплыть куда-нибудь.
Так что там, где Сьюзан была нерешительной и неуверенной, Лукреция – искрометной, восторженной и так далее. Ничто и никто не мог ее удержать, и она… ну… о том, что случалось дальше, Сьюзан говорила неохотно. Но правда была в том что после Лукреция сжигала за собой мосты, приходилось отправляться за таблетками – требовалось изрядное подкрепление. Продолжай, пока все не скроются из виду. Кавалерия приходила и уходила, оставляя ее тело и все, чем она была – нет, превращая в кого-то другого – так следовало бы записать.
Стоило ли вызывать Лукрецию только ради того, чтобы покончить со своей гетеросексуальной нерешительностью? Это был один из тех случаев, когда Сьюзан забыла правильный ответ и задумалась, не стоит ли принять тот ответ, который ей больше нравился.
Ей придется всего лишь отложить в сторону несколько таблеток, когда она будет принимать утреннюю дозу лекарств, а затем забыть про одну или две из тех пяти, которые надо принимать на ночь. Довольно простая ошибка в расчетах. Любой дурак справится. Таким образом она сможет избежать визита алчной, взрывной Лукреции, но при этом обретет некоторые преимущества и черты характера своего более шикарного и распутного «я» – «я» свободного от ограничений, навязанных современной психиатрией. А если придет не Лукреция, а ее более темная сущность – создание, у которого нет имени, и которому нет дела до ее сексуальной жизни и жизни вообще, что ж, тогда она просто вернется к своей обычной дозе, как будто ничего не случилось. И ничего ведь не случится, верно? Сьюзан будет о-очень осторожна и осмотрительна, совсем не так, как прежде.
Решено. Она выпустит Лукрецию, убавит звук и выключит приглушенную песню, что звучит в ее душе в критических ситуациях, от которых потом волосы встают дыбом. И как только Лукреция заполучит Тора, она сразу вернется к обычной дозе лекарств, а Хани останется в счастливом неведении. Миссия выполнена, никто не заметил ничего неподобающего.
Это был прекрасный, надежный план.
Так что Сьюзан припрятала несколько таблеток и позволила Тору пригласить ее в кино. Он проводил ее до дома, и она предложила ему войти. Включила музыку, подала ему по его просьбе воды. «Очень важно поддерживать правильный водный баланс», – серьезно сообщил он. Затем немного поболтала с этим высоким и отважным во всем, кроме разговоров, мальчиком. Вскоре она оказалась распластанной под ним, будто на нее свалилась огромная теплая секвойя, обвив своими крепкими ветвями. Тор поцеловал Сьюзан, его тело вдавилось в нее, и внезапно черно-белые кадры начали переплавляться в цветные.
Сьюзан зарылась поглубже в восхитительное тепло его шеи, туда, где, если все пойдет как надо, она сможет перезимовать.
Охххх…
Ритм пришел откуда-то из глубины, и теперь подгонял их к сказочной планете, на которой его большая рука нашла ее маленькую, они дрейфовали где-то далеко-далеко от кошерного, все происходящее казалось чудесным и неправильным.
Наконец она отодвинула свои губы от его рта чтобы отдышаться и получше рассмотреть этого большого, мускулистого мальчика. Истинного сэра Ланселота. Рыцаря с нежным взором, маленького ребенка, заключенного в безупречное тренированное тело.
– Я буду предлагать тебе семь раз, – сказал он вдруг, обняв ее за плечи и слегка отодвинув от себя, чтобы видеть ее лицо.
Сьюзан недоуменно нахмурилась:
– О чем ты говоришь?
Прядь волос упала на лоб этому мальчику, который выглядел так, словно до сих пор читает комиксы, гоняет на велосипеде и разбивает коленки.
– Я собираюсь семь раз просить тебя выйти за меня, – твердо повторил он с легким восточноевропейским акцентом. – Но это все. Ты или скажешь «да» к тому времени, или это будет последний раз. Больше я тебя просить не буду.
Сьюзан прищурилась и внимательно посмотрела на него, убрав волосы с его зеленых, Огромных, Как Блюдца, глаз, ясного безмятежного рыцарского лба и благородных бровей.
– И я. собираюсь найти твои длинные штанишки и помочь тебе по хозяйству. Мы будем есть печенье с молоком, когда закончим и…
Сьюзан провела указательным пальцем по его безупречно прямому носу.
– Если дело в разнице в возрасте, значит, ты не должна больше об этом говорить. – Он оттолкнул ее, нахмурившись. – Возраст не имеет значения. Это лишь цифры, а что они такое? Просто маленькие штучки, которые имеют смысл только в математике.
Увы, подумала Сьюзан, цифры имеют значение. Они приближают тебя к концу существования, делают дряхлым, тебя становится меньше, в то время как они растут. Она открыла было рот, но Тор не дал ей заговорить.
– В любом случае это глупость, понимаешь? – продолжил он. – Ты выглядишь лучше многих женщин моего возраста. И твой возраст делает тебя очень интересной. У тебя столько жизненного опыта, а мне это очень интересно. Чем дольше живешь, тем мудрее становишься. С годами обретаешь мудрость – так учат там, откуда я родом, и то, что я говорю тебе, – правда. Ты меня понимаешь?
Сьюзан поняла, что она радостно улыбается, поскольку его английский становился слабее с каждой фразой.
– В моей стране у того, кто живет дольше, появляются морщины, – сказала она, коснувшись его щеки и продолжая нежно улыбаться. – Это я тебе говорю.
Он нахмурился и отодвинулся от нее с мрачным, разочарованным видом.
– Ты смеешься надо мной.
– Нет, не смеюсь. – Она прижалась к нему чтобы заверить в этом. – Правда! Вовсе не смеюсь. Я в самом деле считаю, что это очень мило. Мне нравится думать о том, как ты жил на ферме с бабушкой и дедушкой. Мне это очень нравится, это так трогательно.
Она представила себе, как они работают на сенокосе, разгоряченные от восточноевропейского солнца. Дедушка с бабушкой заботятся о своем любимом Торе, а их маленький подрастающий бог благовоспитанно резвится на ферме.
Поняв, что она на самом деле не насмехается над ним, Тор облегченно вздохнул и вернулся к роли молодого поклонника, ухаживая за Сьюзан на ломаном английском – неофициальном языке любви нового тысячелетия.
Вот так Сьюзан ввязалась в эту странную, тревожную историю с Тором. Его переезд к ней был обставлен со всей осторожностью, чтобы Хани считала, будто он – гость, который спит в запасной спальне. Но считала она его гостем или нет, Хани, казалось, полюбила Тора с первого взгляда, за всю свою коротенькую жизнь она не видела никого, подобного ему.
– Он похож на Супермена, – потихоньку с благоговением сказала она матери. – Но он даже больше. Он – Суперсупермен, да, мамочка?
А Тор поднимал Хани на свои монументальные плечи, все выше, выше, прямо в небо у себя над головой. И кружил ее, а потом бросал на кровать, визжащую и смеющуюся.
– Еще! – упрашивала она его после каждого полета, молотя руками и ногами в воздухе, спутанные волосы падали на ее довольное личико. – Хор, еще! Пожалуйста?! Еще разок! Мама, скажи ему!
Теперь Сьюзан могла вступить в то нездоровое соревнование, которое происходило у нее в переполненной голове. Хани здесь, рядом, в бассейне, на руках у Тора, неудержимо, радостно хихикающая, солнце ярко светит над ними, точно даруя долгожданное благословение.
