– Куда мы едем? – спрашиваю я.
– Вы, наверное, и сами догадались, – отвечает он. – К очень любезному господину, который предоставляет дамам и господам отдельные комнаты с мебелью и всем необходимым!
Тут он замолкает и поворачивает одну из ручек на приборном щитке, настраиваясь на позывные радио. Вероятно, у них в машине установлена микрорадиостанция типа «уоки-токи», как в армии. Теперь я понимаю, почему те четверо поджидали нас в ресторане: Кора, должно быть, подключилась на их волну, и они слышали наш разговор с того момента, как я сел в машину.
Я чувствую, как сидящая рядом со мной Мэри Джексон начинает проявлять активность У меня по-прежнему связаны руки, и я не могу пошевелиться, но чувствую, что она щупает меня за ляжку, и это мне вовсе не по душе. Все мои желания и влечения таинственным образом ослабли с тех пор, как Кора погладила меня по черепу рядом произведений искусства.
– А вы ничего себе, – говорит мне в упор Мэри Джексон. – Когда ваша внешность примет свой прежний вид, вы будете очень даже презентабельны… Почему вы не оказали должного сопротивления тем четырем скотам?
– Если бы ваша подружка Кора не напала на меня по-предательски сзади, – говорю я, – дело повернулось бы иначе.
Мэри Джексон тихо смеется. У нее очень красивые светлые волосы; запах духов легкий, но вкрадчивый.
– Я совершенно не понимаю, что происходит, – говорит она. – Кора обещала взять меня с собой на выходные в имение одного своего друга…
– Кто это? – спрашиваю я.
– Маркус Шутц… доктор Маркус Шутц… Он очень много практикует, мне кажется. И вот мы поехали, встретили вас и вашего друга. Как его, кстати, зовут?
Я стараюсь ответить спокойным голосом. Ее рука продолжает машинально поглаживать меня по бедру; Мэри, по-видимому, не отдает себе в этом отчета.
– Его зовут Гари Килиан, – отвечаю я. Нет никакого смысла рассказывать небылицы.
Эта Мэри Джексон – нимфоманка! Только и всего. Наконец она оставляет мои ноги в покое и откидывается на сиденье, обвивая меня рукой за шею. Черт побери! Я всегда попадаю впросак именно в тот момент, когда не могу оказать сопротивления.
Голова моя напоминает кастрюлю с компотом. Я весь покрыт синяками и выгляжу, должно быть, ужасно, – а эта чокнутая, не обращая на все это ни малейшего внимания, исступленно забавляется тем, что совершает что-то вроде лирических набегов на плоскости, лежащие по соседству от моей скулы. Да еще в машине, которая везет нас к Маркусу Шутцу, доктору Шутцу – господину, который похищает людей, чтобы склонять их к совокуплению! Господину, в поместье которого имеются операционные залы, где занимаются также и фотографией, – и за обладание этими фотографиями с полдюжины человек укокошили друг друга всего лишь за одни сутки.
Мэри поворачивается в мою сторону, привлекает меня к себе (это причиняет мне ужасную боль) и целует в губы. Губы у нее мягкие и свежие, и она, должно быть, брала уроки у очень сведущего по этой части человека.
Я весьма озадачен, но мне хочется, чтобы это длилось как можно дольше. Впрочем, так оно и есть. Я закрываю глаза и окончательно сдаюсь… Женщины – прекрасное изобретение человечества… Я уверен, что здоровенный папаша наблюдает за нами в зеркальце, но мне совершенно на это наплевать Мэри Джексон отстраняется и тихо вздыхает.
– Можно, я сяду между вами? – говорит она. – Мне неудобно в углу.
– Как вам будет угодно, – отвечаю я.
Я не особенно доволен, что у меня связаны руки, так как теперь наверняка знаю, куда их можно поместить. Она приподнимается, перебирается через меня, а я пересаживаюсь вправо. На ней только легкое платье, и я ощущаю прикосновение ее упругого тела… Я готов к продолжению контакта, но эта чертова девка поворачивается к Гари, обнимает его и предлагает моему другу то же лекарство, что и мне Конечно, мне все равно, потому что это не кто-нибудь, а старикан Гари, но я чувствую себя приниженным в буквальном и переносном смысле. И пользуюсь этим обстоятельством, чтобы немного осмотреться. Сидящий передо мной здоровяк явно забавляется. Повернувшись к нам вполоборота, он бросает на меня саркастический взгляд и вновь принимается крутить ручку передатчика и переговариваться с невидимыми собеседниками. Последние, должно быть, находятся неподалеку, так как передатчики такого типа имеют ограниченный радиус действия Вид за окном все тот же: уходящая к горизонту выжженная равнина, кое-где чахлые деревья и пышные цветы. То здесь, то там виднеются верблюжьи скелеты – жалкое напоминание о караване. Мэри Джексон отпускает Гари и вновь принимается за меня.
– Как! – ворчу я – Вам все еще мало?
– Дайте же мне выбрать, – говорит она без тени смущения, – в конечном счете, я, наверное, отдам предпочтение вам.
Чертова кукла!.. Знает толк в мужчинах. Я прекрасно понимаю, что это грубая лесть… Но все же мне приятно это слышать. Теперь она принимается за дело с еще большим пылом, а сколько у нее еще в запасе!
– Если бы вы перерезали веревку… – удается мне вымолвить, – у меня бы пропало ощущение собственной бесполезности.
– Я бы очень этого хотела, – говорит она, – но у меня нет ничего под рукой. Не будем терять времени, все и так хорошо.
Поначалу оживившийся Гари снова впал в беспамятство. Кажется, поцелуи Мэри окончательно его доконали. Прямо у своей щеки я вижу волну блестящих волос, ее аккуратное ушко; взгляд мой теряется в тенистых уголках тонкой округлой шеи. Меня охватывает приятное тепло, я больше не сержусь на двух малых, что везут меня к доктору Маркусу Шутцу… Может быть, я наконец узнаю, кто он такой, доктор Шутц Я задаюсь этим вопросом не слишком уверенно, так как чувствую себя еще не в состоянии размышлять над полицейскими проблемами. Машина замедляет ход, сворачивает на боковую дорогу и снова мчится во весь опор. На повороте я еще сильнее прижимаюсь к Мэри.
Я испытываю смутные угрызения совести по отношению к Санди Лав… Упругий бюст Мэри впивается мне в грудь, и я чувствую, как она начинает учащенно дышать. Машину трясет на ухабах. Но вот она снова притормаживает, сворачивает, проезжает двести метров и резко останавливается. Сквозь белокурые волосы Мэри я мельком вижу высокую кирпичную стену.
Наши охранники выходят из машины. Я слышу ругательства, скрип тормозов еще одного автомобиля и вижу, как здоровенный тип падает на землю от удара вылетевшей астероидом рыжей массы. В это время второй выходит на ковер, чтобы получить свою порцию. Я узнаю работу Майка Бокански и его пса Нуну; лукаво улыбается мне довольная рожа Энди Сигмена.
Это Энди с Майком, ехавшие следом, подоспели нам на помощь. Энди Сигмен распахивает дверцу, достает нож и перерезает мои путы. Прижавшаяся ко мне Мэри Джексон даже и не пошевелилась Ей, кажется, глубоко наплевать на все происходящее. Постанывая, я вылезаю из машины. Кровь снова начинает циркулировать в моих затекших членах, что причиняет мне нестерпимую боль. Мои похитители уснули и аккуратно лежат рядышком на земле, так как Майк завершил свою боксерскую работу приложением дубинки к их черепным коробкам. От всего сердца я благодарю Энди: воистину, он вытащил меня из крайне затруднительного положения Теперь, высвободив Гари Килиана из веревок, он пытается его оживить. Майк Бокански приветствует меня, его пес тоже Майк только что отвесил ему шлепок по заднице, что доставило им обоюдное удовольствие.
– Не следует все же здесь задерживаться, – говорит Майк, указывая на высокую кирпичную стену, возле которой остановилось «такси». – Здешние ребята должны быть предупреждены о вашем прибытии, и если мы станем медлить, все они окажутся у нас на хвосте.
– Вы правы, – киваю я, – но что же делать? Теперь, когда мы открыли логово этих господ, не уходить же нам, не разобравшись, что там происходит!
Я чувствую, как рука Мэри Джексон обнимает меня за шею. Она тоже выбралась из машины и, сдается мне, намеревается продолжить занятие, начатое там.
– Нужно отогнать машины и спрятать их, – говорит Майк. – Затем мы произведем обследование дома.
– Гари уже ни на что не годится, – замечаю я, – но нужно быть по крайней мере вдвоем, чтобы туда сунуться.
Майк Бокански пойдет к Маркусу Шутцу со мной. Честное слово, лучшего компаньона и не пожелаешь, особенно если его пес тоже примет участие.
Но что делать с Мэри Джексон? Она продолжает прижиматься ко мне и целовать, но теперь, когда мы не сидим, а стоим, это компрометирует меня гораздо меньше, так как она едва доходит мне до плеча. Мои руки обретают подвижность, и, несмотря на то что весь я покрыт синяками и шишками, я чувствую себя почти в полной форме. Бедный старикан Гари выглядит так, словно дюжина боксеров использовала его на тренировке вместо груши. Оба его глаза замечательного черного цвета, а сам он вымазан кровью (то ли своей, то ли чужой). Он хромает, с отвращением шмыгает носом и, прежде чем заговорить, беззвучно шевелит челюстями. Подозреваю, что он пересчитывает языком зубы.
