"качках", и ни от кого, в том числе и от учителя физкультуры, не услышал я никаких рекомендаций по развитию мышечной системы. А без такого развития не мог выполнить простейших упражнений ни на одном спортивном снаряде.
Пропагандируя на словах "массовость" спорта, советская школа физической культуры основное внимание сосредотачивала на поиске талантов и воспитании рекордсменов. Слабые, хилые, неловкие, то есть как раз те, кому спорт больше всего необходим для укрепления здоровья, для обретения веры в себя, оставались на обочине, а то и вовсе вне какого бы то ни было физического воспитания. Я стал систематически отлынивать от уроков физкультуры, особенно тех, что происходили в спортивном зале.
Большинство моих товарищей выбегали на большой перемене во двор, чтобы поиграть в футбол или в "ручной мяч" (термин, которым в годы борьбы с "иностранщиной" заменили английское handball), зимой в классе устраивали игру в "кобылку"… Яникогдав этих играх не участвовал, а потребность в самоутверждении компенсировал тем, чтО у меня получалось лучше: выразительным чтением стихов и прозы, участием в драматическом кружке, сочинительством.
А ведь Бог дал мне крепкое здоровье, немалую выносливость, нормальную осанку. Попадись мне человек, пожелавший наставить на правильный путь – я многое бы наверстал. Но такого наставника не нашлось, а сам себе я задачи самовоспитания не поставил.
Конечно, я и сам виноват. Например, один из моих школьных друзей,
Витя Канторович, тоже с детства не слишком спортивный, стал делать гимнастику, стоял на руках, на голове – и сумел себя развить. Но у меня, сколько я ни пытался, даже нормальный кувырок сделать не получилось. Попытки свои я отваживался производить лишь в одиночестве. А когда моя беспомощность обнаруживалась на уроках физкультуры, я невыносимо страдал душою. И потом старался от таких уроков отлынивать… Чем лишь увеличивал свою неумелость.
В гимнастической секции, куда я записался во время короткого пребывания в техническом вузе, тренером был студент медицинского института Бибиков – кажется, мастер спорта. У него упражнения на гимнастических снарядах получались великолепно. У меня же не получались совсем. Но как мне себя развить – он не показал, не объяснил, – а может быть, и сам не знал. На этих спортивных занятиях мне пришлось еще хуже, чем в школе: здесь ведь присутствовали и девушки… И я бросил не только спорт, но и институт. Конечно, не только по этой причине, но и она сыграла роль.
На следующий год я поступил в более близкий моим наклонностям институт – филфак педагогического института, однако на отделение не дневное, а вечернее. В его учебном плане физкультура вообще не предусмотрена, и три года я проучился без каких-либо осложнений. Но вот меня перевели на стационар, и вместе с другими академическими долгами, возникшими из-за различия в учебных планах дневного и вечернего отделений, у меня образовалась задолженность и по физкультуре. Я осилил всю остальную (огромную!) разницу – блестяще: сдал на пятерки 8 дополнительных экзаменов, триумфально преодолел две практики… Но сдать упражнения на гимнастических снарядах, уложиться в нормативы на лыжах, в кроссе и освоить еще "сорок бочек арестантов" – этого я не мог. Тем не менее заведующий кафедрой физвоспитания ни за что не хотел проставить мне зачеты без фактической их сдачи. Решительно не помню, как удалось обойти эту неожиданную "полосу препятствий". Но в приложении к моему диплому никакая физкультура так и не значится.
И вот я в армии. Первые физические нагрузки, первые занятия по
"физо" (так в Советской Армии – не знаю, почему – называли физподготовку). Хотя и с напряжением, но выдерживаю и утреннюю зарядку, и знаменитые "шестнадцать тактов" комплекса вольных гимнастических упражнений. Но вот дошло дело до лазания по канату – и оказалось, что я (правда, не только я) не в состоянии подняться по нему хотя бы на метр.
Занятие проводил с нами кто-то из "товарищей командиров". Только что ничего не получилось у меня, теперь не может влезть на канат полный, рыхлый Шуляк, на гражданке работавший грузчиком. Мимо идет бравый усатый старослужащий сержант Мандриков. Остановился, понаблюдал немного. Снял поясной ремень и сапоги. Подходит к канату и начинает наглядный инструктаж:
– Подтягиваетесь… Держите ноги под прямым углом, оттягивая носки ступней… Фиксируетесь… И – па-а-а-лезли!
Миг, другой – и он у верхушки каната. Но нам-то что делать, если и секунду не можем удержать ноги под прямым углом?
Не столь блестяще, но это упражнение к концу службы я все-таки одолел: без труда залезал до самого верха без помощи ног. Через много лет знакомая, работавшая в школе учительницей, попросила меня помочь ей в проведении воспитательного часа с учениками ее четвертого класса. Я пришел и был отрекомендован как "журналист". Не знаю отчего, но, вдруг припомнив мою физкультурную мистерию, стал рассказывать детям, чему все же научился в итоге военной службы
(кажется, встреча была приурочена ко "Дню Советской Армии"). Устный рассказ меня всегда затрудняет, и я об этом честно предупреждал свою приятельницу, но уж очень она меня просила… И вот – рассказываю, как сперва не умел, а потом все же научился залазить на канат, и про то, как сперва и на метр залезть не мог, и про сержанта Мандрикова с его усами, и как все-таки научился лезть без помощи ног… Смотрю – и не понимаю: неужели мой рассказ так увлекателен? Однако вижу явно, что дети потрясены! Приятельница меня растроганно благодарит: воспитательный час – удался!
Лишь позже, вспоминая и анализируя собственное свое выступление, вдруг понял: по ошибке, по оговорке рассказывал этим чудным, доверчивым детям, что лез по канату до самого верха без помощирук!
Да, конечно, все-таки в итоге двух с половиной лет службы я окреп, чему-то научился. Но только не снарядовой гимнастике! В обязательный минимум солдатских упражнений входит, например, упражнение на "перекладине" (русопятское переложение слова турник).
Прекрасно помню до сих пор, что нужно было сделать: подойдя к снаряду – подпрыгнуть, зависнуть, держась за турник обеими руками.
Затем, чуть подтянувшись, вытянуть ноги вперед и одной из них – левой – зацепиться за турник, вися на нем внутренней частью коленного сустава. Затем – энергичный "мах" вытянутой правой ногой.
И "сед" на перекладину: сперва – верхом. А затем – перекинув и другую ногу – обеими ягодицами на трубе! В итоге – соскок и
"основная стойка" Все это помню, включая терминологию: "вис", "мах",
"сед"… но ни то, ни другое, ни третье у меня так ни разу и не получилось. На перекладину меня дружно выталкивали под зад не без усилий, а уж обхохатывались…
Но между своими – это еще полбеды. А вот что делать, когда приезжает комиссия из штаба дивизии, армии, а то и округа?!
Например. при инспекторской поверке…
Ни Андрусенке, ни его преемникам (бравому лейтенанту вскоре добавили звездочку и повысили: назначили командиром огневого взвода
3-й батареи) меня показывать инспекторам было невыгодно. Поэтому в день поверки меня отправляли в какой-нибудь суточный наряд: то – на кухню, то – дневальным. Короче – прятали. Это устраивало всех, и в первую очередь – меня.
Так было в течение всей службы. Но после двух ее лет я вознамерился сдавать на звание младшего лейтенанта запаса. Это мне разрешалось как лицу с высшим образованием. В случае успешной сдачи меня по присвоении звания должны немедленно демобилизовать. Такая льгота давала выигрыш почти в целый год. Однако предстояло сдать экстерном все предусмотренные экзамены – в том числе, конечно, и
"физо".
Фактически, только оно и заставляло меня по-настоящему волноваться за результат. Даже строевая подготовка не пугала: по этой специфически военной дисциплине у меня всегда была твердая солдатская пятерка – маршировать (см. "Вступительную главу") я любил с детства.
Как ожидал, так и вышло. Даже свирепый строевик, принимавший у нас, служивших в дивизии четырех бывших учителей, этот экзамен, – даже такой служака поставил мне твердую офицерскую "тройку".
Особенно ему понравилось, как четко и громко я отдавал команды: это также было предусмотрено программой.
А вот на экзамене по "физо" я, естественно, оскандалился. Однако принимавший экзамен офицер и ухом не повел. Он просто поставил мне искомую "тройку" – и дело с концом. Человек понимал: если я всему этому не научился за два года, то ведь и третий вряд ли поможет.
Глава 12.Раскрываю военные тайны
Пора, однако, рассказать, куда занес меня Марс – военный бог.
Правда, как солдат я видел мир "из окопа", мои возможности обзора были ограниченны. Скажу лишь, что служить мне выпало в 3-й танковой
Харбинской дивизии, из названия которой ясно, что она участвовала в войне против Японии и в боях за взятие Харбина. В полку еще служило несколько офицеров, принимавших участие в том походе, а перед тем некоторые из них всю войну прослужили в рядах "Дальневосточной – опоры прочной", которую Сталин был вынужден держать вдоль Амура и
