Заржавевшая старая шестеренка внутри железной коробочки не вращалась. Оловянному мальчику стоило больших усилий привести ее в движение. Но когда шестеренка завертелась, то из железного ящичка посыпались золотые искры. Вспыхнув всего лишь на миг, они привели оловянного человечка в неописуемый восторг. В эту секунду пыльная мастерская исчезла. Все окружающие предметы ожили и слились в неистовом танце, поражающем разнообразием поз и движений. А когда вспышка угасла, мальчик обнаружил под ногами горстку золотистого песка. Оловянный человечек что-то слышал об алхимии, и решил, что ему удалось отыскать философский камень. И тогда ему захотелось засыпать сверкающими огненными искрами всю закопченную грязью мастерскую. Он снова чиркнул шестеренкой, и новая россыпь золота упала на припорошенный пылью дощатый пол. Никогда еще оловянный мальчик не испытывал такого ликования, ему захотелось вновь и вновь переживать эту дрожь восторга. Фейерверк искр превращал холодную мастерскую в праздничный терем, все вокруг воскресало, причудливые тени танцевали на стенах, огненные птицы присаживались на пыльные стеллажи и превращались в факелы, розы распускались на ржавых надгробиях столярных ящиков, тревожная музыка сотрясала старые железные дверцы и вылетала наружу через форточку, золотистые искры сплетались в пышный ворсистый ковер. Магия танца окутала все пространство сотворенного универсума.
Наутро хозяин мастерской обнаружил на месте сарая лишь обугленные доски и золу. Видать, в старой зажигалке еще оставалось немного бензина. Никто так и не узнал, что привиделось в ту ночь оловянному мальчику. Лишь несколько часов над раздробленной радугой еще клубилась золотая пыльца.
Еще одна луна
Проливает на пол свой
Свет, так и не успев
Донести
На меня.
Прожевывай поощрения,
Внимай увещеваниям
Очередного чревостяжателя духа.
Безразличная неуверенность
В собственном существовании,
В потребности голоса,
Наличии дыхания.
Мы одной пули яблоки,
Однократно прострелены.
Порвалась колея руки,
Зачервивела венами.
Еще одна луна
Проливает на пол свой
Свет, так и не успев
Донести
На меня.
Зачервивела.
Пауза.
— Присаживайтесь, пожалуйста… Присаживайтесь, пожалуйста!
— Благодарю вас.
Стук печатной машинки. Смех.
— Садись! Садись! Садись! Садись, садись, садись… Садись…
Скрип стула. На сковороде жарится яичница. Кто-то гремит деревянными счетами. Скрип ножниц.
Мне ни за что платить не надо, за меня все уже заплатили. Все уплочено. И я не переживаю ни о чем. Ведь — как удобно это, когда ни за что не надо платить! По существу, это очень удобно… Ведь, когда ни за что платить не надо, то во мне… Во мне нет волнения… Волненья нет… Оно фьють — и исчезло! А я… Я не жалею ни о чем… Ведь — как удобно это, когда ни за что не надо платить! Ведь это, это же нет… Ни волнений нет, никаких ни переживаний, ничего этого нет, все это исчезает… И ведь главное — это же…ЛЯЖКИ! Главное — ведь нужны какие-то нам, нужны элементарные какие-то… Нужны удобства… Какие-то удобства… Как… Чтобы всем, каждому было удобно… Она мне, она мне говорит: ляжки-ляжки! Вот даже — вот не всем, а, пожалуй, каждому вот — чтоб по отдельности было удобно… И это…Она мне, она мне говорит: ляжки. Ляжки, она мне говорит. Тогда не будет ни волнений, ни переживаний, никаких душевных передряг, — вся эта заскорузлость она исчезнет, она пропадет… Сука такая. Сволочь. И вы зря, кстати, вы зря усмехаетесь, зря вы мне не верите… Ляжки, она мне говорит. Ведь это все так и есть… Я вообще не понимаю: ну, какие могут быть у нее ляжки? Она мне, она мне говорит: ляжки-ляжки! ЛЯЖКИ! Тише, тише, господа, вы же в театре, ей-богу! (Грохот приближающегося поезда) Чемодан, огромный кожаный чемодан (голос из мегафона). Триста ляжек в чемодан убрать… Его кто-то тут оставил. Она мне… Его кто-то забыл тут. Она мне говорит: ляжки-ляжки… Может быть это был ты? Ляжки… Она мне говорит… Я чемодан. Триста ляжек… Да я ее даже и не трогал-то даже ни разу… В сущности, я чемодан. Она мне говорит ляжки-ляжки… Триста ляжек — в чемодан убрать. Она мне говорит… Кожаный, кожаный, черный. Уважаемые пассажиры(голос торговца)! Че-мо-дан. Вашему вниманию предлагается фашизм. Огромный кожаный чемодан. Сволочь такая. Она мне говорит: триста ляжек убрать в чемодан. Кто-то его тут оставил. Кто-то забыл его здесь. Недорого предлагается фашизм. А за что я должен-то убрать триста ляжек-то в чемодан-то? В сущности, это я чемодан. Обыкновенный… Она мне говорит… Триста ляжек убрать в чемодан… Ляжки-ляжки… Кожаный, черный. Дело в том, что он мне совершенно не нужен, и я хотел бы вам его продать. А что у вас в чемодане? Ну-ка, покажите, быстро! Быстро покажите мне, что у вас в чемодане! Ляжки, она мне говорит: триста ляжек. Фа-а-шизм! Недорого! Кому? Она мне говорит: ляжки-ляжки! А, там ляжки! Ляжки, кожаные, черные, в чемодане у вас! Кому недорого фашизм обыкновенный?! А как они там появились?! Сука! Недорого фашизм кому? Она мне говорит: ляжки… А почему я должен платить? Самый обыкновенный фашизм! А кто вообще сказал, что я должен платить? Недорого! Кому фашизм? Это безобразие! Это фашизм! Она мне говорит: ляжки-ляжки… Почему я должен платить? Фа-а-ши-изм, недорого! Гражданочка! Гражданочка! Вы себе там запишите в протокол! Нет, тут все записано! Посмотри сам! Фа-а-шизм! Это фашизм, самый обыкновенный… Не желаете? Я платить не буду! Ты мне тут черта в чемодане не строй тут! Кому недорого фашизм? Фашизм недорого кому? Кому недорого фашизм? Хи-хи-хи-ха-ха-а-а-а-а! Хи-хи-хи-ха-ха-а-а-а-а! (смех сумасшедшей дворничихи, стреляющей из пневматической винтовки по застывшим под потолком воздушным шарам). Мы просто, мы просто ищейки! У меня было тридцать женщин… Мы просто ищейки! Ищейки! Какая сумма при себе? Ищыба. Мы просто, мы просто ищейки! А если найду? Ищейки! Ищейки! Ищейки! У меня было тридцать женщин… Ищыба. Ищыба. Мы просто… Какая сумма при себе? Мы просто ищейки! Мы просто… Ищыба. Ищи! Ищи! Ищи! Гей-видео не интересует?
Все голоса сливаются в единый неразборчивый гул, сквозь который пробивается мелодия «Nobody home». Грохот шагов убегающего человека. Шум со скрипом захлопывающейся двери.
Триста ляжек убрать в чемодан… Гражданочка! Кожаный черный чемоданище! Фа-а-шизм недорого кому?! Кожаный черный чемодан. На пол! На пол, все! На пол, мышь! На пол, мышь!
Бег. Грохот захлопывающейся двери. Игрушечные клоуны вертятся над детской кроваткой. Голый человек на камнях, свернувшийся в позе эмбриона. Рука сжимает яйцо, и оно взрывается кровью. Копошащиеся скорпионы. Вьетнамские солдаты пытаются маршировать в ногу. Яичный желток выливается на экран телевизора.
Посрамление несовершенством.
Поругание стремительным страхом.
Тонкая корка рассудка,
Сна холеная мякоть.
Яичный желток Солнца
Растекается по экрану.
Провожающие, время вышло!
Не может быть, еще слишком рано…
Эстрадное пение:
расколоты многоточия,
расколоты многоточия,
Детский хор:
ты, я,
ты, я.
болью смолоты в клочья,
болью смолоты в клочья.
Блюзовые аккорды.
Огненной иглой
падаю в твердь,
тетивой гнилой
повис нерв.
Огненной иглой …
Католический хор: Повис нерв, повис нерв. Non serviam. Повис нерв, повис нерв. Non serviam.[9] Повис нерв, повис нерв. Non serviam. Повис нерв, повис нерв. Non serviam.
Соло на виброфоне. Легкомысленное пение. Жесткие гитарные рифы.
отблеском ножа выслепляя взор,
заплетают ливни стальной узор,
из разжатого ветхого кулака
вниз трухою сыплются
облака.
Благопристойностью
Зашнурован мозг,
Немой безвольностью
Оцифрован в лоск.
Танцующие хиппи.
Прелой падалью
Выгнивает взгляд
В ожидании
вызревших утрат.
Прелой падалью
Выгнивает взгляд
В ожидании
вызревших утрат.
вызревших утрат.
вызревших утрат.
вызревших утрат.
Тусклый синий свет.
