На другой день Шалун дал в газете объявление с номером телефона Леонида Петровича, и вскоре Леонид Петрович слился со своим телефонным аппаратом намертво. С восьми до восьми он был прикован к нему, как раб к галере. Однако, несмотря на время, указанное в газете, звонки не утихали и после двадцати часов. Тысячи настоящих и будущих подписчиков поселились в крохотной квартирке гостиничного типа. С Мариной Леонид Петрович общался только ночью. Когда она укладывала мальчика спать, он уходил со своим аппаратом в кухоньку или в туалет и давал, давал разъяснения на какой расчетный счет, какой абонементный ящик, когда появятся подписные талоны, а когда и первые тома. Неординарная зарплата требовала неординарных усилий.
Снимать деньги со счета и банально закупать бумагу Ивану Моисеевичу ужасно не хотелось. Он чувствовал дрожащим от восприимчивости нюхом, что где-то рядом притаилась халява. Нужно только нащупать ее и взять. Где-то совсем близко. Тем более что в воздухе, которым дышали начинающие коммерсанты, повисло слово «бартер».
В небольшой квартире на Домодедовской улице собрался штаб. Или, если отойти от военной терминологии, – производственный отдел. Разместились неудобно, на разложенном двуспальном диване, сидели рядком, не облокачиваясь: спинки не было. Рядом с Леонидом Петровичем сидела жена Шалуна Тамара, изумительной красоты женщина с тонкими чертами лица, темноволосая, с роскошной навечно загорелой кожей, которую она любезно демонстрировала окружающим, находясь в открытом до предела сарафане. Нет-нет, двусмысленные улыбки здесь неуместны, потому что сарафан, как сказано, был открыт только до предела. А сверх предела все было закрыто. Но и сарафан был красив: ярок и облегающ. Вместо банальных лямок красовались черные шнурочки – по два на каждом в меру полном плече, а вырез, как было уже замечено, открывал все позволительное, а ничего непозволительного не открывал. И только при повороте ладно сбитого тела намечался едва заметный намек на щелку, переходящую, как можно вообразить, в углубление, – и только. Одним словом, царица Тамара была, конечно же, украшением этой компании коммерчески озабоченных мужчин. Однако же и она не являлась небожительницей, отнюдь. Тамара вела всю канцелярскую часть предприятия и была просто-напросто бухгалтером миниатюрной фирмы с непонятным названием, а ее паспортные данные и образец подписи хранились в банке.
Рядом с Тамарой сидел ее племянник Антон, парень лет двадцати пяти, слегка подавленный миссией, которую на него возложили. Это был человек скорее полный, чем худой, слегка мешковатый, но в полусонных от роду глазах читалось желание влиться в новую жизнь и выйти на качественно иной материальный уровень. Ему была уготована роль командировочного: он должен был увязывать бартерные дела повсюду, где они завяжутся, по всей абсолютно стране.
Леониду же Петровичу предписывалось, отвечая на звонки, интересоваться, откуда звонят, не с завода ли какого? Если да, то – что они могут предложить и что им нужно взамен. Дело в том, что бумкомбинату в Карелии нужны были трубы. За трубы давали бумагу. Трубы нужно было приобрести в обмен на что-то другое, это другое – в обмен на третье, и так далее, и следовало собирать звено за звеном цепочку – до тех пор, пока не найдется тот, кто согласится дать что-нибудь в обмен на подписку Конан Дойла и Майн Рида.
Забегая вперед, можно с удивлением констатировать, что – находились. Чаще всего это были комитеты комсомола или общества книголюбов предприятий, которым было по силам заслать по адресу пару вагонов проката или, скажем, кирпича – в обмен, действительно, на подписки. Каковые подписки продавались населению за обыкновенные деньги. В общем, на местах тоже находились инициативные люди.
Но вернемся к совещанию на Домодедовской. Для завершения картины нужно представить сидящего на единственном стуле Ваню Шалуна, внедряющего в инертные мозги аудитории огненные трассы коммерческих идей. Также представим и сына Вани Шалуна пятилетнего Мишку, который просто физически не мог сидеть на месте и молчать. Он носился по небольшой комнате, активно проживая свою, воображаемую, жизнь, пробегал за спинами участников совещания, цеплял их за плечи, и бормотал что-то одному ему известное, порой срываясь на воинственные крики. Когда шумовое и энергетическое поле, создаваемое ребенком, перекрывало поле делового общения, отец ловил его, прижимал одной рукой к себе, а другой закрывал без умолку говорящий рот. Сообщив собравшимся очередную мысль, он отпускал сына, и тот продолжал свое стремительное движение, словно автогонщик, которому за считанные секунды сменили колеса.
В конце совещания Леонид Петрович получил необычное задание:
– Нам нужна машина мяса, – заявил Иван Моисеевич. – За машину мяса завод искускож отпустит нам бум-винил для обложек – вне очереди и по пониженной цене.
Действуйте, Леонид. На вас надежда. В Эстонии ведь мясо есть?
В Москве в это время мясо было в дефиците.
– Алло, Эстония? Выру? Справочная? Не говорите по-русски? Эй ряке венэ? Хорошо, попробую по-эстонски. Провин ээсти келлель. Мне, пожалуйста, совхоз «Вяймела»! Ма палун Вяймела совхози директори телефони нумбер. Еще раз! Веель корд, ма кирьютан, я пишу. Суур айте.
Прежде чем повесить трубку, Леонид Петрович услышал чистую русскую речь с еле заметным акцентом: «Для москвича вы говорите по-эстонски вполне прилично. До свидания».
«О, времена, о, нравы!» – высокопарно подумал Леонид Петрович и принялся накручивать номер директора совхоза «Вяймела». Директор оказался на месте.
– Здравствуйте! – Леонид Петрович назвался. – Вы меня, наверное, не помните? Я…
– Помню, помню, – посмеиваясь, перебил директор. У него был низкий голос, и говорил он всегда, чуть посмеиваясь. Леонид Петрович сразу представил себе его массивную фигуру, полное гладковыбритое лицо со светло-голубыми, почти бесцветными глазами. От него всегда веяло покоем и благодушием.
– Я был у вас три года назад, писал о вас очерк…
– Помню, читал. Хорошо написали, спасибо.
– Но я вам тогда не прислал журнал…
– Ничего, мне прислали, спасибо.
Леонид Петрович представил себе скромный, но с изумительным вкусом обставленный кабинет директора и его самого, посмеивающегося, пошучивающего, абсолютно безмятежного. Казалось, он не прикладывает ни к чему никаких усилий, просто является неким центром вращения, как умелый хула-хупщик, который почти не двигает телом, а обруч вращается вокруг него как заведенный. Так вращалось, будто само по себе, немалое совхозное хозяйство: малочисленные, но эффективные полеводческие бригады, три скотофермы, картофелехранилище с мощными воздуходувами и нехитрым механизмом, поворачивающим картошку; как бы сами по себе возникали бесконечные цветники на территории усадьбы, плескалась вода в бассейне с красивыми мозаичными стенами, жил своей жизнью сельхозтехникум с собранными со всей республики трудолюбивыми студентами.
Все это разглядел, разведал тогда Леонид Петрович, и сейчас, сидя на убогом раскладном диване в миниатюрной своей временной квартирке, почувствовал в горле предательский комок ностальгической тоски. Но Леонид Петрович решительно проглотил неуместный комок и приступил к делу.
– Вы только не удивляйтесь, я сейчас работаю у одного предпринимателя, который издает полное собрание сочинений Майн Рида и Конан Дойла, и ему для этого нужна машина мяса.
– Я ничему не удивляюсь, – посмеявшись, пробасил директор эстонского совхоза. – Какого мяса: свинины или говядины?
– Пополам, – бухнул не готовый к ответу Леонид Петрович. – И недорого.
– Вы только не удивляйтесь, – в тон ему заявил директор, – но мне нужен вагон комбикормов. Вы мне вагон комбикормов – я вам машину мяса. И будет у нас бартер. Договорились?
– Договорились, – неуверенно отозвался Леонид Петрович.
– Запишите мой железнодорожный адрес, – потребовал директор. И без паузы, по всей видимости, на память, продиктовал реквизиты.
Леонид Петрович положил трубку, и телефон тотчас же зазвонил.
– Это центр маркетинга Т-Бридж? – спросил строгий женский голос. Леонид Петрович узнал этот голос сразу: он принадлежал Людмиле Аристарховне, председателю общества книголюбов города Силамяэ. Положительно, это был час Эстонии! Когда-то по приглашению этой достойной дамы он приезжал в Силамяэ, закрытый город, в котором велись секретные работы, – выступать перед книголюбами со своими стихами и рассказами.
Людмила Аристарховна, веселая и властная женщина, в прошлом – секретарь райкома по культуре, замечательно организовывала творческие встречи, стараясь так поставить дело, чтобы приехавший из Таллинна писатель отработал за день две, а то и три путевки.
– Я насчет подписки, – продолжала между тем Людмила Аристарховна. – Я готова организовать коллективную подписку – человек десять, не меньше. Какая будет скидка?
