— Вертолёты?.. — поморщился он и стал рассматривать небо над головой.
Я достал из кармана замызганный целлофановый пакет. Азер тяжко вздохнул, положил чемоданчик на снег и устало, недовольно стал отсчитывать бабки.
— Двести тысяч! — передал мне несколько пачек.
— Где расписаться?
Шутка не прошла. Анвар изобразил лицом брезгливое выражение, закрыл чемодан и побрёл дальше. Я засунул пакет с деньгами за пояс.
Вот так, Киря, вот так! Ты им всем ещё покажешь! Тебе ещё завидовать будут. Просто надо забирать от жизни всё, что хочешь. Силой.
Потихоньку строение в чистом поле приближалось. Никакого движения рядом с ним я не замечал, видимо оно действительно было заброшенным. Только что там делать? Деньги при мне, надо дёргать в однёху. Азер стонет, что надо ночь где-нибудь перекантоваться. Он испуг словил и меня заражает.
Умом понимал, что шляться опасно. И то, что машину бросили, — это правильно. Если нас целая кодла успела разглядеть, далеко на ней не уедешь. Ну могли бы конечно в какую-нибудь деревню податься. Хотя деревня — это люди, разговоры. Может быть и хорошо, что здесь схорониться решили. Может, не додумаются здесь искать.
Несмотря на все правильные соображения, чувствовал какой-то косяк во всей своей ситуации. Оно, может, и ничего, странно было бы, если вообще без косяков журчало, но события развивались не по моей воле, а я этого не люблю. Я терпеть этого не могу, хотя и не припомню момента за всю свою жизнь, когда события развивались бы так, как было нужно. Самое неприятное заключалось в том факте, что был я сейчас не один. Я одиночка по жизни, я общаюсь только с собой, мне никто не нужен рядом. Тем более такое уродливое чмо, как этот Анвар.
Ферма и вправду оказалась заброшенной. Пустое, ветхое, покосившееся строение, от которого значились одни стены. Внутренние перегородки для скота были либо поломаны, либо вообще отсутствовали. К нашему счастью нашлась кучка гнилого сена, на которое можно было хотя бы усесться.
— Врач мне нужен, — принялся плакаться Анвар, едва разместившись на сене.
— Эх ты! — возмутился я. — Я где его возьму?
— Мне всё хуже и хуже. Я до утра не доживу.
Не доживёшь? Это было бы даже неплохо.
— Да с какого хрена ты не доживёшь? Рана сквозная, как на собаке затянется.
— Нет, я чувствую, там что-то задето. Какой-то жизненно важный орган.
Жизненно важный орган! Ой, мать моя-грешница, пафоса-то сколько!
— Да ничё тебе не будет. Не скули, а то на нервы действуешь.
Анвар грозно сверкнул своими очками и замолчал. Но как-то многозначительно, со смыслом. Я в очередной раз стал вспоминать, выкинул ли он свой пистолет.
Пожрать всего один раз за день батоном с колбасой, причём день этот был вчерашним — это, я вам скажу, стрёмное испытание для желудка и хрупких клеток головного мозга. Наверно, именно от голода я и проснулся. Жрать хотелось неимоверно!
Стояла глубокая ночь. Анвар не спал. Его лицо освещалось дисплеем сотового телефона — азер монотонно бубнил в него. Может быть, причиной моего пробуждения стал и не голод, а паскудный голос этого ночного соловья. Голод, морда азербайджанца, продуваемая ветрами халупа в чистом поле — реалии эти напрягли конкретно. С ними я засыпал, но просыпаться с ними явно не желал. Да и вообще, нехорошо, что я сплю, а азер бодрствует. Как бы он чего не удумал.
— За нами едут, — сообщил он, закончив телефонный разговор.
Видать, увидел, что я проснулся.
Слова эти почему-то обнадёживающе не звучали. Новых людей встречать не хотелось. Тревожно делалось за деньги. Я вообще не понимал, почему я до сих пор не дал стрекача на все четыре стороны и жду каких-то спасителей. Видимо потому, что внутренний голос к этому не побуждал. Внутреннему голосу я верил.
— Как они нас найдут? — засомневался я. — Они представляют, где мы находимся?
— В общих чертах. По крайней мере, ориентиры есть. Найдут, не ссы.
— В темноте не найдут, — стоял я на своём.
— Ну, утром, — пожал плечами Анвар.
Не знай, не знай. Ладно, в любом случае надо сидеть до утра. Куда я сейчас пойду?
Снова закрыл глаза. Перед глазами — вот западло! — замельтешила морда замоченного мной в лесу мытаря. Никаких эмоций эти вспышки с собой не несли, но между ними заискрили сцены другие — с мёртвым Борькой. От них во мне ещё что-то шевелилось, хотя как-то тускло, призрачно. Да и сами они представлялись какими-то призрачными, нереальными, будто бы не сценами из воспоминаний, а каким-то бредом. Всё равно неприятно. Он был моим другом, в конце концов.
— Много крови потерял, — вякнул вдруг Анвар. — Голова кружится.
Сказано это было жалким-прежалким тоном, типа он у меня сочувствие хочет вызвать. Зря стараешься, горец, нет у меня к тебе сочувствия.
Но я чё-то отозвался.
— Поспи, хули.
— Не, — мотнул он головой. — Умру во сне.
Я хмыкнул. Этот чувак начинал меня забавлять.
— Да и не хочется, — добавил азер.
— Ну сиди тогда, карауль.
Какое-то время молчали. Но Анвар по всей видимости пребывал в сентиментальном настроении и жаждал потрепаться.
— Давно освободился? — спросил он.
— Неделю, — ответил я с неудовольствием.
— Всего неделю?! Ну ты даёшь! Сколько сидел?
— Червонец.
— Ровно?
— Ага.
— Кого грохнул?
— Кого надо.
— Ну, не хочешь — не говори. Я тоже по молодости отсидел. Дали три, вышел через два.
— Примерное поведение?
— Что-то вроде того.
За что он сидел спрашивать я не стал. Слишком много чести. Да и за что можно сидеть два года? Шапку снял с пенсионерки?
— С тех пор веду себя хорошо, — это он типа пошутил.
— Чего же тебя занесло в нашу глушь? — спросил я. — В родном Азербайджане дел нет?
— В родном Азербайджане я всего два года жил.
— Ну и дальше бы продолжал.
— По деревням мотаться мне и самому не в кайф. Просто дела были, человека одного искал. Ну, тут и вариант денежный возник. Совершенно случайно.
— Нашёл человека?
— Нет, смоталась она.
— Баба что ли?
— Да, бывшая подруга. Жили вместе.
— Любил значит плохо.
— Хорошо любил. Как надо любил. Подарки покупал — ей, дочери её. Но она гнилая, кинула меня. Деньги увела, сука! Я было настиг её — тут, неподалёку, в одном из посёлков — но она снова вывернулась. Вёрткая. Хитрая. Ладно, обратно не вернётся, я квартиру подпалил. Пусть теперь как цыганка скитается. А я её рано или поздно всё равно найду.
Я приподнялся на локте.
— Это не в Чистой Заводи она обитала?
— В Чистой, — подтвердил азер. — Бывал там?
— Только оттуда, — мысль, ощущение захлёстывали и давили к земле. Так вот, оказывается, что и как. — И квартиру сгоревшую видел. Это рядом со столовкой?
Анвар криво улыбнулся.
— Она.
Так, так, главное — спокойствие. Ничего, кроме спокойствия.
— Ну правильно, — кивнул. — С бабами жёстко надо. Восточная что ль какая?
— Не, русская. Восточная на такое не способна.
Вот так, только русская способна.
— Как звать-то?
Анвар взглянул на меня внимательнее. Или это показалось?
— Тебе зачем?
Я скорчил недоумённую рожу.
— Да так.
Азер отвёл взгляд.
— Галя её звали. Галина.
Всё! Тебе не жить, гандон!
— Нравилась она мне поначалу, — на смуглую морду азербайджанца снизошло нечто вроде просветлённого воспоминания. — А потом скурвилась. Найду — убью, суку.
Эти слова словно гнойный плевок врезались мне в лицо. Мерзко и отвратительно стало, и не мог понять отчего? То ли потому, что мою родную сестру разыскивает какое-то мерзкое чмо, причём разыскивает для того, чтобы убить, и этот плевок на лице был горькой обидой и страхом за родную кровь. То ли отвращение снизошло по той причине, что не я тот единственный, кто хочет отправить сеструху в лучший мир, а отыскался ещё один абрек, и плевок этот был оскорблением за вмешательство в мою личную месть. С некоторым неудовольствием для себя я понимал, что злобы в данный конкретный момент гнездилось во мне несоизмеримо больше к этому мерзкому чурке, чем к десяти кинувшим меня сёстрам, будь они у меня в таком количестве.
Волна накатывала за волной. Хорошо, что в халупе было темно, иначе азер наверняка заметил бы моё состояние. Сука, паскуда, проблядь, нашла с кем жить! Тебе нормальных парней было мало, подстилка?! Меня передёрнуло, когда я представил, как этот урод залезает на сестру и всаживает в неё свой смуглый, волосатый хуй. Господи, я просто заплакал, когда эта сцена, словно вживую встала передо мной!
Ты всё предала, мразь! Всё, что можно и нельзя. Ладно квартира, ладно деньги, есть кое-что превыше них. Ты забыла, курва, да? Ты всё забыла? Ты забыла это или осознанно убила в себе воспоминания и мысли? Если это так, то тебе воистину нет прощения.
