– Но, видите ли, сэр...
– В том-то и дело, что я ничего не вижу. С чертом этим, из триста сороковой, потолковали?.. Джастин, я вас спрашиваю...
– Мне кажется... М-мы... Одним словом, мы, очевидно, разминулись...
– Скажите мне четко – двумя словами – где ящики? И, кстати, где ваш головной убор?
– Контейнеры на десантном боте, – набравшись духу выпалил Джастин, причем сам он не мог поклясться – правду он говорит, или заливает кэпу Акопу баки. Что до форменной фуражки, то относительно ее теперешнего местонахождения суперкарго не имел ни малейшей идеи...
– Ну что ж, идите, Джастин, отдохните... И... э... воздержитесь, – капитан сделал характерный жест. – Джину успеете набраться в порту... И помните – завтра с шести ноль-ноль – разгрузка...
Проводив суперкарго настороженным взглядом, кэп надавил на клавишу селектора:
– Коста, давай-ка сюда этого Салливана...
Рядовой Салливан предстал перед стариной Акопом как лист перед травой.
– Послушайте, Генри, – кэп неплохо знал по именам свою команду, но, вообще-то, рядового Салливана звали Уинфредом. Спорить, однако, он не стал. – Послушайте меня внимательно: вы по-прежнему уверены, что то, что вы видели там, в коридоре тамбурного уровня, вам не померещилось?
Некоторое время царило натянутое молчание.
– Вы знаете, кэп... С одной стороны, я ясно видел все это своими глазами... Вот этими, кэп... А с другой... Чушь какая-то получается, кэп... Никак такого быть не могло... Получается, что я, вроде на мистера Джастина клепаю... напраслину возвожу...
– Как у вас с виски, Генри? Есть проблемы?
– Клянусь Христом и его Богоматерью, господин Вартанян – от порта до порта – ни капли в рот... На Святой Анне, в тот раз я, конечно, выступил... как вы выразились, неордиран... неординарно, но эти русские хоть самого святого апостола, как его там... до греха доведут. Но на борту – ни-ни...
– Так что же, – кэп обратил к подчиненному сверкающую костяным блеском лысину. – Будем считать ваши э-э... наблюдения галлюцинацией?..
– Так точно, господин капитан. Пусть будет, что это все мне примерещилось...
– ПОМЕРЕЩИЛОСЬ, Генри, ПОМЕРЕЩИЛОСЬ, – капитан аккуратно разорвал на восемь частей исписанный корявым почерком листок и отправил клочки в утилизатор. – Забудьте об этом и занимайтесь своими обязанностями. И помните, Генри, что вы мне сказали относительно виски...
– Поверьте, капитан, рядовой Генри скорее даст себя на год поставить на вахту в реакторный отсек, чем лишний раз приложится к бутыли... – это рядовой Уинфред К. Салливан обещал с легким сердцем. Генри звали его сменщика. Тот был баптистом.
Проводив взглядом того, кого он числил за выше помянутого Генри, кэп снова ткнул пальцем сенсор селектора:
– Раджеш, как там ситуация в госпитале?
– Ну, бортовая полиция разогнала всю эту банду по кубрикам... Это, кстати, было нелегко, Акоп – там, в двух барах чуть не весь Легион гудел...
– Я не говорил, что это должно было быть легко, Раджеш...
– Ну, синяки и ссадины эта братия подлатает сама, счет за выбитый шлюзовый запор и разнесенные стойки Бенито им вкатит...
– Черт возьми, чем же можно высадить шлюзовую дверь? – поинтересовался помалкивающий до той поры в углу сэконд.
– Барменом, – коротко пояснил доктор Раджеш.
– Меня не интересуют технические детали, доктор... Из экипажа кто пострадал?
– У рядового охраны – травма копчика. И вольнонаемной Мэри Покроффски за декольте вылили горячий пунш...
– Сильный ожог?
– Пустяки. Но она настаивает на компенсации за вынужденную профнепригодность в течение недели... В остальном – пострадавшие среди самой этой шатии. Там и дело началось-то с того, что каким-то картежником попытались пробить витрину с горячими закусками... При этом он отлетел на кавказцев, или курдов – черт их разберет... В общем, которые хором пели, а те в свою очередь...
– Ладно, каков результат?
– Двое с переломами, двое с сотрясением мозга – один из них в неважном состоянии... Одного особо буйного загнали в карцер. Это он как раз раздолбил копчик Свенссону... Прямо бык страшный какой-то...
– Ладно. Выправьте протокол как надо – я подпишу, и все это – колонелю Васко. Пусть отдувается за своих головорезов. Не забудьте снестись со страховым агентом в порту... Вольнонаемной Покроффски объясните доходчиво, что она у нас числится оператором ЭВМ и, хотя не умеет отличить опцию от аргумента, бюст ее, формально рабочим органом не является. Получит дополнительные суточные за моральный ущерб и может – если есть такая потребность – разодрать рожу колонелю – я не возражаю...
Выключив селектор, капитан тяжело откинулся в кресле и тихо прикрыл глаза. Сутки предстояли тяжелые...
Сэконд, стараясь не шуметь, вышел из кабинета и перекрестился.
Суперкарго же Джастин О'Хмара в это время на цыпочках крался к дверям грузового трюма. Странное и достаточно неприятное ощущение того, что там – за бронированной дверью – его ждет нечто в высшей степени жутковатое, не покидало его. Но непреодолимое желание узнать, куда, собственно, девались четыре с небольшим часа его жизни – с того момента, когда там – в триста сороковой – в его сознание ввернулась эта кем-то за его спиной насвистываемая, такая знакомая – вот, только, где он ее слышал – мелодия, и до того мига, когда он понял, что по селектору уже который раз кэп требует найти и прислать к нему неведомо куда запропастившегося суперкарго – а где, собственно, он находился в тот момент? – вот это желание и заставляло суперкарго О'Хмару – человека далеко не отчаянной храбрости – тихо-тихо, словно к спящему дракону, подкрадываться к двери трюма общего назначения. И еще он хотел знать – куда делась его форменная фуражка.
А за дверью ничего и не было. Точнее были раскрепленные по всем правилам, маркированные и пронумерованные контейнеры, подлежащие разгрузке на «Гринзее-товарной». И все. В особом закутке, там, где доселе уютно гнездилась в амортизирующих держателях пара неплохо оплаченных и неважно зарегистрированных контейнеров, значившихся за обитателем таинственной триста сороковой, было пусто. Не было нигде и фуражки суперкарго Джастина.
Он судорожно вздохнул. Этой загадки ему было не разгадать. Может, он и узнал бы что-нибудь от рядового Уинфреда К. Салливана, если бы в его сознании сохранилась их странная встреча в кольце шлюзовых коридоров – тогда, в те, навеки выпавшие из жизни суперкарго, вместе с его форменной фуражкой, четыре часа. И если бы Уинфред К. не поклялся себе и капитану быть немым как могила.
До первой выпивки.
* * *
– Мне это не нравится, – стараясь не смотреть на собеседника, сказал Гвидо. – Признайтесь, Санди, вы заметили, что замок нашей каюты пытались вскрыть?
– Ну, я сделал в отношении этого некоторые выводы, когда вы поставили дополнительную блокировку...
– По крайней мере, трижды замок срабатывал в наше с вами отсутствие... И блокировка оказалась вовсе не лишней... Кроме того... Впрочем, может быть вы и сами что-нибудь замечали, Следователь?
– Как вам сказать... Вот у одного литературного персонажа – вполне психически нормального типа – была такая странность – его преследовало ощущение, что всегда где-то за углом прячется лошадь... Вот и у меня последнее время наблюдается что-то в этом духе... Только, сами понимаете, дело идет не о лошади...
– Вас часто снимали, Санди? Я имею голографическую фиксацию или просто видеосъемку... Тайно.
– Бывало, временами...
– Что до меня, то это, знаете ли – профессиональная болезнь... Работа в контрразведке это... работа в контрразведке. Так что, я это дело ощущаю уже, – капитан похлопал себя по загривку (Каю вспомнился похожий жест сержанта Шрайбера), – шестым чувством. Так вот, нигде меня так часто не снимали, как на этом благословенном суденышке...
Гвидо прикинул, что для нормального продолжения разговора, собеседника надо «разморозить». Да и разморозиться самому. Слишком уж много скользкой изморози накопилось в этом еще и не начавшемся, по сути, деле. Он извлек из кейса свою знаменитую фляжку, о которой коллеги любили пошутить, что она как старинный «фольксваген» – изнутри значительно больше, чем снаружи, отвернул крышечку – набор объемистых стопок – и плеснул Федеральному Следователю соразмерную дозу хорошо выдержанного коньяка, не забыв и про себя.
– За невидимок, – сказал он.
Кай поддержал тост.
– Теперь еще немного о совпадениях, – продолжил он, протягивая Гвидо початую упаковку с тонко нарезанной ветчиной. – Тут с нами до Колонии добирается еще один мой коллега. Клецки – забавная такая фамилия... Это конфиденциально. Считайте, что мы с ним разминулись...
Розовый ломтик секунды на три замер в пальцах капитана планетарной контрразведки. Потом он тщательно разжевал его, поднялся, извлек из холодильничка лимон и стал нарезать его карманным ножиком так, словно готовил препарат для анализа под микроскопом.
