Она схватила стул и с силой бросила его в зеркало. Мелкие трещинки на глазах превращаются в длинные извилистые линии. Блестящие осколки осыпаются на пол. Как в замедленном кино... Мягкая кровать принимает тело...
Она поворачивает голову и вдруг совершенно случайно замечает свое отражение. В осколке зеркала. Взгляд не фиксируется, картинка плывет перед глазами. Трудно, но она пытается, она зачем-то вглядывается в свое отражение. Последний раз...
Это ее глаза! Саша вдруг понимает, что это ее глаза! Она умирает. Сейчас!
Слабеющие руки хватаются за покрывало. Саша пытается встать. Но ее тело превратилось в ватную куклу. Оно не слушается. Немыслимым усилием воли Саша заставляет его повиноваться. Подняться, встать, идти...
Туалетная комната. Унитаз. Засунуть два пальца в рот и надавить на небо. Отрава из таблеток, смешанных с шампанским, выстреливает из нее фонтаном. Теперь еще воды, много воды и то же самое. Исторгнуть, исторгнуть из себя...
Саша в ванной. Желтый свет. Белая раковина. Она омыла лицо — бледное, измученное. Смотрит на свое изображение в зеркале. Нет, это не она. Глаза — ее, Сашины, а лицо — не ее.
И вдруг в памяти всплывают слова Сашиного учителя: «Любовь, обращенная к телу, основанная на сексуальном влечении, — жгучая, опаляющая. Она как смерть. Поэтому помните: если мозг охвачен возбуждением, вы в опасности...»
В следующий миг сна Саша гладит Таню по лицу и волосам:
«Ну что ты, глупая... Вот учудила. Ты не должна этого делать. Слышишь меня, не должна. Пойми, смешная: это не он тебя убивает, это ты сама себя убиваешь. И не ему ты досаждаешь, а себе делаешь больно.
Ты его придумала, Таня. Придумала идеального — такого же хорошего и красивого, как твое сердце. Трепетного и ранимого. Но он не настоящий. Он только, твоя фантазия. Настоящего ты не знаешь.
А поэтому любовь твоя не к нему, а к самой себе. Но кто же из-за такой любви себя убивает?..»
Таня в зеркале сквозь слезы улыбается Саше.
*******
Утром Сашу разбудил деликатный стук в дверь. Она открыла глаза. Над ней потолок с потрескавшейся штукатуркой. За окном дождь. Холодно, сумрачно, влажно.
— Кто там? — крикнула Саша.
Из-за двери ее официальным тоном проинформировали о времени завтрака, а также о том, что после ее ждет к себе Василий Васильевич.
Нужно было вставать, идти. Но Саша чувствовала себя изнеможенной, словно кто-то огромным шприцом выбрал из нее силы. Нет, на завтрак она не пойдет. Она подремала еще пятнадцать-двадцать минут, потом съела полагавшиеся ей на ужин крекеры, запивая их яблочным соком из коробочки.
Умывшись, Саша собиралась накраситься, но вспомнила вчерашнее замечание Юрия Анатольевича про осоловевшие глаза и не стала этого делать. Оделась, посмотрела в зеркало и вышла в коридор. Здесь на табурете ее ждал прапорщик — тот, что вчера встречал ее в аэропорту. Он-то и сопроводил Сашу к начальнику тюрьмы.
Только они вошли в приемную, как прапорщика сразу подозвал к себе толстый краснолицый майор. Прапорщик отвлекся, а Саша и нерешительности замерла на пороге открытого кабинета начальника тюрьмы.
Василий Васильевич не заметил Сашу. Он стоял у окна, смотрел на небо, затянутое тучами, и сетовал:
— И погода... мать ее за ногу! Все кости ломит.
Юрий Анатольевич, сидевший чуть поодаль, в ответ вдумчиво процитировал классика:
— В такую погоду хорошо повеситься... Эта фраза подействовала на начальника тюрьмы, как красная тряпка на быка:
— Слушай, ты мне так не шути! — взревел он вдруг и чуть не бросился на своего собеседника с кулаками. — Ты мне друга не вернешь! И, знаешь что, с меня хватит! Ты или заберешь эту сволочь на свои опыты сегодня же, или я сам, своими руками...
Тут взгляд Василия Васильевича упал на Сашу.
— А вот так не надо со мной разговаривать! Речь идет об уникальном феномене, который... — Юрий Анатольевич не закончил фразу, заметив испуг на лице начальника тюрьмы, он тоже оглянулся на дверь.
Саша замерла, едва сдерживая приступ накатившей на нее паники. Эти несколько фраз, этот секундный разговор перевернули все ее существо. Как гром среди ясного неба... В первое мгновение она вспомнила Серого, выписку из его документов — «скончался от воспаления легких». Угроза Василия Васильевича прозвучала абсолютно серьезно. Это не шутка — «Ты мне друга не вернешь! ...эту сволочь, ...я сам, своими руками».
И тут же несколько известных Саше фактов сами собой сложились в единую картину. Странная эпопея с ее высылкой в эту командировку, секретность, недоговоренность, загадочный заключенный без имени, вчерашние бредовые размышления Юрия Анатольевича о воплощенном Люцифере. И теперь эта фраза начальника тюрьмы об «опытах», которые собирается ставить над 63-22 его «коллега».
Нет, конечно, Юрий Анатольевич никакой не коллега начальника тюрьмы. Он вообще и не из управления исполнения наказаний, и не из МВД, и не из прокуратуры. Это какая-то абсолютно засекреченная правительственная спецслужба, занимающаяся парапсихологическими феноменами. Саша слышала, что подобные подразделения существуют, но раньше ей не верилось, что эти разговоры могут быть правдой.
И какая роль отведена во всем этом Саше?..
— А вы что, уже позавтракали?.. — Василий Васильевич даже поперхнулся от неожиданности.
— Нет, — ответила Саша. — Я решила не завтракать. Если я рано...
Василий Васильевич с Юрием Анатольевичем переглянулись.
— Нет-нет. Просто мы... Все нормально. Здравствуйте! Проходите.
Саша вошла. Незаконченный разговор Василия Васильевича и Юрия Анатольевича словно повис в воздухе. Все напряжены и встревожены.
— Я, видимо, вчера вам нагрубил. Был неправ, — для проформы извинился Василий Васильевич. — Юрий Анатольевич говорит, у вас какие-то результаты есть...
Саша не стала вдаваться в подробности. Она рассказала, что у нее есть данные по одной возможной жертве. Имя — Татьяна, возраст — около 20 лет, способ самоубийства — отравление лекарствами. Особые приметы — не замужем, жила в полной семье (папа, мама), являлась членом какого-то религиозного «братства».
Саша старалась не смотреть на Юрия Анатольевича. Он сидел за столом для совещаний, что-то записывал и одновременно пролистывал сводную таблицу совершенных самоубийств, видимо, специально созданную в рамках этого расследования. Уже через десять минут искомый «объект» был найден.
Это крайне обрадовало Юрия Анатольевича. Он принялся зачитывать некоторые факты Таниной биографии. Саша сделалось дурно, она заново переживала свой ночной кошмар и чуть не расплакалась.
Василий Васильевич продолжал смотреть в окно — ничего не говорил и не комментировал. И вдруг Саша поймала па себе его тяжелый, напряженный взгляд. В глазах начальника тюрьмы читалась тревога и жалость.
«Он думает, что я следующая», — промелькнуло в голове у Саши.
— Юрий Анатольевич, — сказал Василий Васильевич, — в любом случае этого все равно недостаточно. И для доказательства серийности у нас фактов не будет. Давай, мы это дело прикроем. Составим по нему совместный отчет и отошлем наверх. Пусть решают в конце концов! Ну что мы подвергаем риску сотрудника...
«Он пытается меня защитить, — промелькнуло в голове у Саши. — И избавиться от возможного свидетеля...»
— Во-первых, Василий Васильевич, никакому риску мы никого не подвергаем. Он же у нас не чумой болен! — обозлился Юрий Анатольевич. — А во-вторых, мы просто не можем этого сделать. Процесс запущен, и его нужно довести до конца...
— До чьего конца?! — заорал Василий Васильевич. — Креста на тебе нет!
— Есть. Все на мне есть, — заверил его Юрий Анатольевич. — Все как полагается.
В камере сумрачно. Сквозь маленькое зарешеченное окошко в нее льетсясерый, словно туман, свет дождливого дня. Потускневшие краски помещения кажутся в этом разведенном молоке еще более блеклыми. 63-22 лежит на постели. Глаза закрыты, руки закинуты наверх. Красивое, божественно красивое существо.
Саша не раз замечала, что спящий мужчина неприятен. Мужественность мужчины — во взгляде, в силе его взгляда. И поэтому стоит только мужчине закрыть глаза, кок он тут же превращается в тело, в тело мужского пола. Немужественный мужчина некрасив. Глаза 63-22 закрыты. Но его красота от этого не становится меньше. Его сила не в душе, которая рассказывает о себе через глаза, его сила в нем самом. Странная, загадочная сила.
«Вы рождены не для животной доли, но к доблести и к знанью рождены», — 63-22 открыл глаза и буквально пронзил взглядом Сашу. — «Божественная комедия», «Ад», песнь двадцать шестая, строфы сто девятнадцатая и сто двадцатая.
Саша вздрогнула от неожиданности и замерла.
— Хорошая новость: ты нашла ответ к моей задачке, — он поднялся и сел на кровати.
