— Заткнись и радуйся тому, что есть, — сказал бармен. — Вы слушаете раннюю стальную педальную гитару. Это бесценная вещь. Вы, парни с родео, ничего не понимаете в музыке кантри.
— Дерьмо лошадиное. — Айк Сут вынул из кармана пару игральных костей.
— Брось-ка камни, посмотрим, кому платить.
— Платишь ты, Начтигал, — сказал Джим Джек. — У меня в карманах пусто. То немногое, что выиграл, все проиграл этому индейскому сукиному сыну, Блэку Весту тому, что работает на одного из скотоводов. Ну просто все до распоследнего цента. За один бросок. Ох, и играет у него пара костей, с одной точкой на два камня. Встряхнул, кинул — и всё.
— Я играл с ним. Хочешь совет?
— Нет.
Выпивка появлялась и исчезала, и через некоторое время Джим Джек сказал что-то насчет детей, жен и радостей семейной жизни, и Пэйк тут же завел одну из своих лекций о домашнем очаге, а на следующем стакане Айк Сут всплакнул и заявил, что счастливейшим днем в его жизни был тот, когда он вложил в ладонь отцу золотую пряжку со словами: «Я сделал это для тебя». Масгроув переплюнул всех, признавшись, что выигранные в последних соревнованиях восемь тысяч двести долларов он разделил между своей бабушкой и приютом для слепых сирот. Затем слово взял Дайэмонд, в желудке которого уже плескалось пять порций виски и четыре пива. Он обращался ко всем, даже к двум грязным, пропотевшим работникам с ближайшего ранчо — те зашли, чтобы прижаться лбами к кувшину холодного пива, что поставил между ними неразговорчивый бармен Рэнди.
— Я тут слушал, как вы распространяетесь о семье, о жене и детях, матери и отце, сестрах и братьях, но дома вы ведь почти не бываете, да и не хотите там сидеть, иначе не пошли бы в родео. Родео — вот наша семья. И плевать мы хотели на тех, кто ждет нас дома.
Один из потных работников шлепнул ладонью по стойке. Начтигал грозно глянул на него.
Дайэмонд поднял свой стакан.
— Так выпьем же за это. Никто не нагружает нас домашними делами, не обращается с нами, как с идиотами. Наши фотографии печатают в журналах, нас показывают по телевизору, с нашим мнением считаются, просят у нас автографы. Мы чего-то стоим, верно? Выпьем за это. За родео. Пусть нас называют тупицами, зато никто не скажет, что мы трусы. Я пью за большие деньги, которые можно отхватить за несколько секунд, за сломанный позвоночник и растянутый пах, пустые карманы, проклятые ночные переезды, за возможность подложить соломку — если у тебя есть хорошее лекарство, то ты не заболеешь. Знаете, что я думаю? Я думаю…
Но Дайэмонд и сам не знал, что он думал, кроме того, что прямо на него лезет Айк Сут. Только он дернулся, чтобы принять удар, как Айк повалился лицом в окурки. Именно в тот вечер Дайэмонд потерял свою бандану со звездами, и после этого его дела пошли на спад.
— Последний раз я видел твою тряпку, когда ею кто-то подтирал блевотину с пола, — сказал ему потом Биттс. — Но это был не я.
На шестой секунде бык остановился как вкопанный, потом внутри него все сместилось и тут же передвинулось обратно, и Дайэмонд потерял ориентацию, полетел вперед через левую руку и через плечо животного, в полете увидел влажный глаз быка, плечо вывернулось и хрястнуло. Дайэмонд повис, совершенно беспомощный. «Удержись на ногах, — сказал он себе вслух, — прыгай, аминь». Бык просто с ума сходил, так хотелось ему избавиться от ковбоя и от висящего в носу колокольчика. Дайэмонда подкидывало вверх при каждом броске животного, колотило как полотенце на ветру. Веревка обмоталась вокруг руки, примотав его кисть к шее быка, и он не мог развернуть ладонь и освободить пальцы. Парень изо всех сил пытался дотянуться ногами до земли, но бык был слишком велик, а он сам — слишком мал. Зверь вертелся с такой скоростью, что зрителям он казался пестрыми мазками краски, а подвешенный к быку ковбой — бьющимся на ветру лоскутом. К быку бросились бул-файтеры, стремительно, как терьеры. Каждый рывок быка взметал Дайэмонда к полярному кругу, а потом возвращал обратно к мексиканской границе. В рот ему набилась бычья шерсть, плечо вырывалось из сустава, и продолжалось это бесконечно. На этот раз он погибнет на виду у орущих незнакомцев. Очередной нырок быка подбросил ковбоя высоко вверх, и бул-файтер, ждавший своего шанса, просунул руку под плечо Дайэмонда, схватил конец веревки и резко дернул. Пальцы перчатки освободились, и Дайэмонд кубарем покатился прочь от копыт. В следующий миг бык уже цеплял его рогами. Ковбой свернулся калачиком, закрыв голову здоровой рукой.
— Эй, приятель, вставай, с ним шутки плохи! — крикнул кто-то издалека, и он на четвереньках, пятой точкой кверху, побежал к металлической ограде. Там стоял один из клоунов, быка тут же увели. Публика неожиданно для него разразилась хохотом; краем глаза Дайэмонд заметил, что другой клоун передразнивает его бесславный побег. Дайэмонд уткнулся в ограждение, спиной к зрителям, ошеломленный, не в силах шевельнуться. Все ждали, когда он покинет арену. Сквозь шум ливня пробивался слабый заунывный вой сирены.
Его дважды хлопнули по правому плечу, спросили:
— Идти можешь?
Весь дрожа, Дайэмонд попытался кивнуть и не смог. Левая рука безвольно повисла. Он был глубоко убежден, что сегодня смерть пометила его, дотащила почти до грани, но потом почему-то бросила. Кто-то подлез под его правую руку, еще кто-то обхватил за талию, и вдвоем они наполовину отвели, наполовину отнесли ковбоя в комнату, где сидел местный костоправ, болтая ногой и куря сигарету. О команде спортивных медиков здесь не могло быть и речи. Дайэмонд отстраненно подумал, что не хочет лечиться у врача, который курит. С арены гулким эхом доносился голос ведущего, как будто через водопроводную трубу:
— Вот это скачка, друзья, вот это езда! Сражался до самого конца, но все впустую, зеро для Дайэмонда Фелтса, но вы можете гордиться тем, что видели выступление этого молодого человека, давайте проводим его аплодисментами, с ним все будет в порядке, в сейчас мы встречаем Данни Скотуса из Випапа, штат Техас…
В нос ему били табачное дыхание врача и собственный резкий запах. Дайэмонд был весь скользкий от пота и ревущей боли.
— Можешь шевельнуть рукой? Пальцы что-нибудь чувствуют? А здесь? Так, давай теперь снимем рубашку. — Врач взял ножницы и стал разрезать рукав от манжеты вверх.
— Она стоит пятьдесят баксов, — прошептал Дайэмонд. Это была совсем новая рубаха с рисунком из красных перьев и черных стрел на рукавах и груди.
— Поверь мне, тебе не понравится, если я попытаюсь стянуть ее с плеча.
Ножницы добрались до ворота, и испорченная рубашка упала на пол. Воздух холодил влажную кожу. Он никак не мог справиться с дрожью. Ладно, после сегодняшнего эта рубашка все равно бы приносила неудачу.
— Ну вот, — сказал врач. — Вывих плеча. Плечевая кость сместилась вперед из плечевого сустава. Отлично. Сейчас я попробую вставить кость на место. — Он уперся подбородком в лопатку Дайэмонда, взялся за истерзанную руку. Сильно пахнуло табаком. — На минутку станет больно. Я направлю…
— Боже МОЙ!
Невыносимая, мучительная боль выдавила слезы. Они текли по горячему лицу, и он ничего не мог с собой поделать.
— Ты же ковбой, — сардонически усмехнулся врач.
В комнату вошел Пэйк Биттс и с интересом уставился на товарища.
— Так ты повис, да? Я не видел, но говорят, что ты болтался на быке двадцать восемь секунд. Тебя запишут на видео. А на улице такая гроза. — Он только что вышел из душа, еще не обсохший, рассеченная на прошлой неделе верхняя губа не зажила, а на скуле алеет свежая ссадина. Пэйк обратился к врачу: — Что, плечо вывихнул? Машину-то вести он сможет? Сегодня его очередь. Завтра к двум часам нам надо быть в южном Техасе.
Врач закончил накладывать гипс, зажег очередную сигарету.
— Лично я никуда бы не поехал: у него действует только правая рука. Вывихнутое плечо недостаточно только вправить, чик — и все. Больному может понадобиться операция. У него травмированы связки, плюс внутреннее кровотечение, опухоль, сильные боли, вероятно, также повреждены нервы и кровеносные сосуды. Болеть будет долго. Он будет глотать аспирин горстями и останется в гипсе на месяц. Если он поведет машину, одной рукой или зубами, уж не знаю, то дать ему кодеин я не могу, да и тебе советую приглядывать, чтобы твой друг не принял чего лишнего. Позвони-ка ты лучше в страховую компанию, узнай, оплатят ли тебе травму, полученную в результате вождения в физически ослабленном состоянии.
— Очень смешно, — сказал Пэйк. — Бросил бы ты курить, а еще врал. — И Дайэмонду: — Что ж. Господь милосердный пощадил тебя. Когда мы можем убраться отсюда? Эй, ты видел, как они написали мое имя? Господи праведный! — И Биттс широко зевнул, поскольку всю прошлую ночь провел за рулем, переезжая сюда из Айдахо.
— Дай мне десять минут. Только схожу в душ, приду в себя. Забери мою сумку и веревку. Я смету вести автомобиль. Дай мне только десять минут.
