Это было максимумом того, что он сумел из себя выдавить, когда зашел разговор о возможности ее смерти. Дочь как будто согласилась с мнением отца и была готова продолжать работу над осуществлением задуманного. Начались переговоры о помещении для лавки и банковской ссуде. Но боли возобновились, и сомнения вернулись.
— Ты уверен, что хочешь довести дело до конца? — спросила Джейн. — Стоит ли? Ведь ты вовсе не обязан это делать.
Может быть, она думала, что отцу жаль тратить деньги, что вновь появившиеся у нее боли навели его на мысль о том, что они будут потрачены зря, что она умрет? В пору ее детства случались времена, когда нам приходилось быть очень бережливыми. Отец изо всех сил постарался разубедить ее, чувствуя свою вину за прошлое.
Но приступы уныния длились у Джейн недолго — их значительно перевешивали взрывы неугасавшего энтузиазма. «Мои чувства, — писала она в дневнике, — колеблются между огромным энтузиазмом, верой в реальный успех нашего проекта и сомнениями, в состоянии ли я взвалить на себя столь трудную работу и столь большую ответственность». Но, добавила она, «мне даже чуточку страшно — уж очень хорошо все идет».
Когда в начале апреля Ричард покинул Англию, Джейн беспокоило, что она, возможно, никогда больше не увидит брата. К концу месяца она уже смогла написать ему: «Как бы мне хотелось, чтобы ты посмотрел на меня сейчас. Просто невероятно, насколько мне лучше… Мы полагаем, что сможем открыться в июле или августе, но многое зависит от того, до какой степени выбьют меня из колеи предстоящие процедуры, как скоро мы достанем нужные помещения, сколько времени займет закупка товаров и т.д. Однако весь этот процесс доставляет мне огромную радость — я сейчас лежу по ночам, не сплю и думаю больше о лавке и о всем прочем, чем о раке».
В течение короткого времени Джейн, казалось, была преисполнена надежд. Даже Ричард перестал настаивать, чтобы ей сообщили, как малы ее шансы выжить. Мы были заражены ее энтузиазмом и стали думать: не сможет ли она выздороветь совсем. Чувство нашей вины перед ней ослабевало. Если бы она знала, что ей грозит близкая смерть, теперешнее счастье было бы невозможно. Но нас тревожило подозрение, что счастье это мнимое, потому что оно основано на лжи и сокрытии правды, и что дочь могла бы использовать свое время более целесообразно.
Мы никак не могли твердо решить, что нам следовало делать. Мы знали одно — Джейн действительно выглядела счастливой. Она не говорила нам этого прямо, поскольку в процессе разрешения выдвинутых Брайтоном практических проблем никаких разговоров относительно чувств — ее или наших — не заходило. Тема была опасной, и мы не хотели рисковать.
Но в своем дневнике она откровенно призналась в том, о чем мы только догадывались. «Это дало мне что-то, ради чего стоит жить».
Она стала снова «в полном смысле слова личностью — будем надеяться, даже в большей степени», чем до своей болезни. В большей степени потому, что ее обострившаяся восприимчивость ко всему происходящему позволяла ей понимать собственные чувства и чувства других с небывалой доселе прозорливостью. Она находилась в уникальном положении, дававшем ей возможность распознать всю глубину и богатство человеческих ценностей и взаимоотношений, красоту окружающего мира. «Мне кажется, что я узнала массу таких вещей, которые, возможно, постигала и раньше, но только разумом, а не чувствами. Это некоторым образом сделало меня более эгоистичной, утвердило в решимости жить так, как я хочу жить сейчас, и не строить слишком много планов на будущее. Кроме того, я теперь гораздо больше ценю вещи (во всяком случае, красивые) и людей (приятных)».
Такое более возвышенное понимание красоты, ярко проявившееся в ходе ее поисков произведений искусства для своей лавки, ее восторг (частично обусловленный утонченностью ее вкуса, частично же внезапный ребяческий), когда она их находила, были чем-то, что она могла разделить с другими, и не только с родителями. Когда она держала в руках кусок дерева, любовно обработанный подлинным художником, когда смотрела на картину или вазу, созданную каким-нибудь потенциальным поставщиком, ее реакция отражала едва ли не сладострастное восприятие их красоты, передававшееся окружающим. Бывало, что какой-нибудь хозяин магазина, с виду человек занятой или озабоченный, оказывался втянутым в образовавшийся вокруг нее кружок света; он вдруг бросал все дела, чтобы вместе с ней восхищаться тем или иным предметом на полке и участвовать в обсуждении особенного изящества его линий. А когда обнаруживалось, что Джейн сама собирается открыть лавку, хозяин нередко давал ей мудрые советы и деловые предостережения.
В Брайтоне директор банка (первый из тех, с кем ей довелось вести продолжительные переговоры) выразил готовность уделить ей столько времени, сколько она пожелает. Он знал, что у Джейн рак, из чего заключил, что ей недолго оставаться на этом свете, и понял, что и она это знает. Его потрясло ее спокойствие и изумил практический подход к делам, однако он всячески старался не обнаружить своих чувств. И все же это от нее не укрылось.
— Я все время познаю все новые вещи, — сказала она. — Директора банков — люди. Нет, не просто люди — это избитое клише. Они такие же люди, как вы и я. Они чувствуют.
И был такой еще случай. Один человек незадолго до того закрыл собственную торговлю художественными изделиями и был готов по очень дешевой цене продать Джейн весь остаток своего товара, передать ей всю свою клиентуру и снабдить ее подробной информацией относительно своих поставщиков и клиентов; чтобы собрать такие сведения, ей потребовались бы многие годы. Для него — как и для нее — это не было торговой сделкой. Его сердце открылось навстречу Джейн — сотоварищу, человеку, мужественно готовившемуся познать страдания смерти от рака и тайну человеческого существования, — и он предложил ей помощь и дружбу в такое время, когда она в них нуждалась. Для нее же то, что он ей давал, означало надежду на реальную осуществимость ее проекта и на успех будущего дела.
Все новые друзья Джейн были к ней добры, даже тот молодой человек, который жарко спорил с ней, утверждая — как, возможно, сделала бы несколько лет назад и она, — что думать, будто трудящиеся слои населения нуждаются в приобщении к искусству и художественным ремеслам, — мелкобуржуазная иллюзия. Он высмеял ее идею «обращения к народу» с драгоценным даром красоты, когда то, в чем этот народ нуждался действительно, была власть — власть, позволяющая переделать общество, отнять у богатых их монополию на эту самую власть. Только тогда мог бы народ научиться по-настоящему понимать красоту.
Джейн объяснила ему — пользуясь его собственной терминологией, — почему она считала, что трудящиеся уже обладали даром понимания красоты и почему она видела в развитии и углублении этого понимания цель, достойную стать делом всей жизни. Она даст им возможность иметь красивые вещи. Это обогатит их жизнь также, как и ее собственную.
— Да, — отпарировал он, — конечно, так оно и будет. Вы действительно разбогатеете на этом. Стремление нажиться — вот что это такое. Вы станете купчихой — вы, с вашими высокими идеалами!
Стычка совсем не вывела ее из равновесия. Она ходила от одного брайтонского агента по продаже недвижимости к другому, осматривая дома, относительно которых она с ними договаривалась из Лондона по телефону, объясняя, что именно ей нужно. Она искала чего-нибудь подходящего в одном из наиболее бедных торговых кварталов города, куда, скорее всего, могли заглядывать клиенты намеченного ею типа. Наконец после того, как она почти целых два дня проходила по брайтонским улицам, едва передвигая ноги и испытывая все усиливавшуюся боль в плечах, вынуждавшую ее все чаще и чаще присаживаться — но без единой жалобы, — она набрела на то, что искала. Найденное ею место находилось на улице, на которой располагался также и базар, что обеспечивало присутствие здесь желательной клиентуры, и не только это.
— Видите вон тот магазин на другом конце улицы, на углу? — обратилась она к нам. — Это, — пояснила она, — «Бесконечность» — кооператив по продаже питательных продуктов — сейчас лучший в своем роде магазин в городе; у него масса клиентов из мелкобуржуазной среды менно того типа, — добавила она проницательно, — с которым мое предприятие могло бы иметь дело, пока не появится собственная клиентура.
— На это потребуется много времени, — продолжала Джейн, глядя отцу прямо в глаза. — Может случиться, что мне это не удастся, однако есть смысл попробовать. Ради того, чтобы заполучить этот магазин, папа, стоило заболеть раком.
Она подождала его ответа, но он не смог заставить себя вымолвить хоть слово. Впервые она открыто признала, каким уязвимым мог оказаться их план.
— «Бесконечность» хорошее название, — продолжала она. — Жаль, что его уже захватил кооператив, оно так замечательно подошло бы нам, не правда ли?
