Руфус Э. (3:23):Я тоже с этим хреном разговаривал! То есть не с самим его хреном, конечно. Я пожаловался на него в поддержку, а потом заблокировал. Клянусь, я лучше, чем тот идиот. Хотя это мало что обо мне говорит. Хочешь, поболтаем по видео? Сейчас пошлю запрос
На экране вспыхивает иконка с силуэтом человека, разговаривающего по телефону. Я едва не отклоняю звонок, слишком сбит с толку от неожиданности, но все же отвечаю, пока этот парень, Руфус, не передумал. На секунду экран полностью чернеет, а потом появляется незнакомец с лицом Руфуса, которое я видел на его странице. Он покрыт испариной, и взгляд его направлен куда-то вниз, но глаза быстро находят меня, и я чувствую себя незащищенным, даже ощущаю исходящую от него смутную угрозу, будто этот парень — какой-то страшный персонаж детских сказок, который может протянуть руку сквозь экран и затащить меня в темное подземное царство. В защиту моего слишком богатого воображения скажу: Руфус уже грубо выманил меня из моего мирка в мир внешний, так что…
— Йоу, — говорит Руфус. — Видишь меня?
— Да, привет. Это я, Матео.
— Привет, Матео. Извини, что так неожиданно позвонил, — говорит Руфус. — Просто трудно доверять тому, кого не видишь.
— Все нормально, — говорю я. Там, откуда он звонит, очень яркое освещение, которое слепит экран, но я все равно различаю его смуглое лицо. Интересно, почему он так вспотел.
— Ты хотел знать, почему я предпочел Последнего друга своим настоящим друзьям, так?
— Да, — говорю я. — Если только это не слишком личный вопрос.
— Не, об этом не беспокойся. Не думаю, что для Последних друзей существуют слишком личные вопросы. Короче говоря, я был рядом с родителями и сестрой, когда машина съехала с дороги и упала в Гудзон, и мне пришлось стать свидетелем того, как они умирают. И я не хочу, чтобы мои друзья тоже жили с чувством вины. Хочу просто сразу тебя предупредить, убедиться, что ты не против.
— Против того, что ты бросил настоящих друзей?
— Нет. Против того, что тебе, возможно, придется увидеть, как я умру.
Перспективы, которые открываются передо мной сегодня, невыносимы. Возможно, мне придется увидеть, как он умрет, а возможно, и наоборот, и когда я думаю об обоих вариантах, к горлу подступает тошнота. Не то чтобы у меня с этим парнем уже установилась какая-то глубокая связь, нет. Но при мысли о том, что я могу увидеть чужую смерть, мне делается грустно, тошно, невыносимо. Потому он и спрашивает. Однако мысль о том, чтобы вообще ничего не делать, тоже едва ли утешает.
— Да, хорошо. Мне это по силам.
— Правда? Давай тогда обсудим, почему ты не выходишь из дома. Не важно, последний ты мне друг или нет. Я не собираюсь провести остаток жизни в чьей-то квартире, как медведь в берлоге, и тебе не пожелаю. Ты должен пойти мне навстречу, Матео, — говорит Руфус. Он произносит мое имя, и я чуть успокаиваюсь. Он делает это лучше, чем, по моим представлениям, сделал бы тот чокнутый Филли. Так дирижер подбадривает оркестр перед концертом, билеты на который раскуплены. — Поверь, я знаю, уродства в этом мире хватает. В какой-то момент я вообще думал, что оно того не стоит.
— Так что же изменилось? — Не хочу, чтобы мои слова звучали как вызов, хотя на самом деле это он и есть. Из безопасной квартиры меня так просто не выманишь. — Ты потерял семью, а потом что?
— Меня тошнило от жизни, — сказал Руфус и отвел взгляд. — И я был уже не особо против закончить игру. Но родители и сестренка не того мне желали. Звучит бредово, но, выжив, я понял, что лучше жить и жалеть, что не сдох, чем умирать, мечтая о вечной жизни. Уж если я могу, все потеряв, изменить отношение к жизни, то и тебе, чувак, нужно это сделать, пока не поздно. Не упускай свой шанс.
Я не упущу свой шанс. Эти слова я написал в профиле. Он уделил мне больше внимания, чем остальные пользователи, и заботится обо мне так, как должен заботиться друг.
— Ладно, — говорю я. — Как нам скрепить нашу договоренность? Каким-нибудь виртуальным рукопожатием? — Я искренне надеюсь, что в этот раз мое доверие не предадут, как это бывало раньше.
— Пожмем друг другу руки, когда встретимся, а до этого обещаю быть тебе таким же другом, как Марио для Луиджи, только перетягивать на себя все внимание не буду. Где встретимся? Я сейчас у аптеки к югу от…
— У меня одно условие, — говорю я. Он прищуривается. Возможно, беспокоится о том, какой крученый мяч я сейчас ему брошу. — Ты сказал, я должен пойти навстречу, но, прошу, зайди за мной домой. Это не ловушка, клянусь.
— А звучит как ловушка, — замечает Руфус. — Поищу себе другого Последнего друга.
— Нет! Клянусь! — Я едва не роняю телефон. Я все испортил. — Серьезно, я…
— Да я шучу, чувак, — говорит он. — Я пришлю тебе свой номер, скинь туда адрес, и мы обо всем договоримся.
Я испытываю такое же облегчение, как когда Андреа из Отдела Смерти назвала меня чужим именем и я подумал, что мне посчастливилось урвать еще кусочек жизни. С той лишь разницей, что в этот раз я в самом деле могу расслабиться. По крайней мере, мне так кажется.
— Идет, — говорю я.
Он не прощается, нет. Просто задерживает на мне взгляд, будто пытаясь составить обо мне мнение или гадая, не заманиваю ли я его в капкан на самом деле.
— Скоро увидимся, Матео. Постарайся не умереть до того, как я доеду.
— Постарайся не умереть по дороге, — говорю я. — Будь осторожен, Руфус.
Руфус кивает и заканчивает видеочат. Потом присылает мне номер своего телефона, и у меня возникает соблазн сразу его набрать, чтобы убедиться, что трубку снимет именно он, а не какой-нибудь урод, который платит Руфусу за сбор адресов с наивных пареньков. Но если я продолжу сомневаться в Руфусе, все это дело с Последним другом точно не выгорит.
Меня немного беспокоит, что я собираюсь провести свой Последний день с человеком, который смирился со смертью, который наделал в жизни ошибок. Разумеется, я его не знаю, он может оказаться дико склонным к саморазрушению: в конце концов, он разгуливает по улице посреди ночи в день, когда ему суждено умереть. Но не важно, какие решения мы примем — вместе или по отдельности, — финишная линия у нас одна. Не важно, сколько раз на перекрестке будем вертеть головой вправо и влево. Не важно, откажемся ли прыгать с парашютом в попытке не подвергать себя лишней опасности и лишаясь возможности полетать, как любимые супергерои. Не важно, опустим ли голову пониже, проходя мимо хулиганов в бандитском квартале.
Не важно, как мы будем жить: в конце мы оба умрем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Последний друг
Кораблю безопасно в гавани,
но не для этого строят корабли. — Джон А. Шедд
АНДРЕА ДОНАХЬЮ 03:30
Андреа Донахью не звонили из Отдела Смерти, потому что сегодня она не умрет. Сама Андреа — одна из топовых сотрудников Отдела Смерти и стоит у истоков их семилетней работы. Сегодня она совершила изрядное количество звонков, предупреждающих людей о наступлении их Последнего дня. В промежутке с полуночи до трех часов ночи Андреа позвонила шестидесяти семи Обреченным. Не лучший показатель, но ей сложно побить рекорд в девяносто два звонка за смену с тех пор, как ее начали активно контролировать на предмет слишком быстрых и скомканных разговоров.
Якобы быстрых и скомканных.
Андреа, хромая, выходит из здания с тростью в руке. Она надеется, что отдел кадров не станет перепроверять ее сегодняшние звонки, хотя знает: надежда в ее профессии — штука опасная. Андреа перепутала несколько имен, стараясь как можно быстрее перейти от одного Обреченного к другому. Потерять работу сейчас будет очень некстати. Мало того что ей после аварии требуется физиотерапия, так еще и стоимость обучения дочери постоянно растет. Не говоря уже о том, что эта работа — единственное, в чем она хороша. А хороша она в ней, потому что обнаружила потрясающий лайфхак, незнание которого заставляет многих искать другую, менее стрессовую работу.
