Роман не кривил душой. Обстоятельства вынудили их действовать, откровенно говоря, бесчеловечным образом. Девушку, вот уже сутки бывшую без сознания, пришлось накрепко — то есть забыв о жалости — привязать к носилкам, затем их вертикально, стоймя, спускать на веревках с одного уступа, с другого, третьего… Носилки раскачивались, ударялись о выступы скал. Асина голова безвольно моталась, лицо было серое, неживое, но, даже будучи таким, оно временами все-таки искажалось от боли. И Роман в эти минуты, понимая, что действовать иначе нельзя, готов был ненавидеть себя.
С Валентином было легче. Он шел сам, хотя его, конечно, поддерживали, подстраховывали, с уступов спускали почти на руках. С момента, когда Валентин, окровавленный, полуголый, предстал перед возвращающимся из маршрута Романом, прошло около суток, и за это время он сдал еще больше. Потух, поник. В нем появилось что-то от трясущегося немощного старца…
К счастью, спускаться до самого низа не было необходимости. Намеченная Ахметом площадка располагалась на середине склона, немного в стороне от кулуара. Поэтому следовало при первой же возможности выбраться из проклятой щели и, уже идя по склону, добраться до площадки. Но легко сказать «выбраться». Стены кулуара были одинаково круты везде, и прошло немало времени, пока удалось отыскать мало-мальски подходящее место, поднять носилки, поднять Валентина.
Когда подошли к площадке, солнце уже близилось к закату. Кое-что понимающий в авиационных делах Захар сказал Роману:
— Светового времени остается минут пятнадцать. Сигналь Ахмету!
Вертолет был хорошо виден отсюда — он стоял в седловине хребта на той стороне долины. Километра два с половиной по прямой.
Должно быть, Ахмет наблюдал за ними в бинокль, потому что гул заработавшего двигателя донесся почти тотчас, еще до сигнала.
Роману зрелище показалось фантастическим: «блондинка» подходила, держась на уровне его лица. За лобовыми стеклами совершенно отчетливо различались лица Ахмета и второго пилота. Действительно, странно было видеть, как то, на что смотришь обычно издалека, снизу, вдруг движется навстречу тебе на высоте твоего роста.
Посвящая в свой план, Ахмет давеча говорил Роману:
— Мне бы только поставить на что-нибудь передние колеса. Я буду держать машину в полувзвешенном состоянии… Склон крутой, это плохо… Диаметр несущего винта — двадцать один метр, поэтому мне нужно иметь впереди хотя бы метров тринадцать чистого пространства — чтобы лопасть не зацепила за склон, понимаешь?.. Я смотрел — кажется, нормально. Ты тоже посмотри…
«Блондинка» медленно, плывуще приблизилась к склону хребта. Покачиваясь, повисла, будто испытывающее нерешительность живое существо.
Стоя чуть в стороне и щурясь от ураганной струи несущего винта, Роман напряженно следил за происходящим. В голове у него гвоздем засела эта цифра — двадцать один метр. Стало быть, длина лопасти — десять с половиной метров. И нужен хоть минимальный запас — ну, метра два-три, иначе… Отчаянный парень, этот Ахмет… «Из лучших вертолетчиков страны…» Да, наверно, так оно и есть…
Последние метры «блондинка» прошла с ювелирной тщательностью, можно сказать, по сантиметрам. Концы лопастей, как показалось Роману, под конец проносились чуть ли не в метре от склона…
В желтом боку вертолета открылся темный проем, и тотчас в нем возник бортмеханик — он делал торопливые жесты.
Невольно съеживаясь под вертолетным вихрем, все быстро двинулись к раскрытой двери. Носилки несли трое: впереди Захар, позади — Толя и Роман. Юра Махонин, которого сейчас отстранили из-за невысокого роста, вел Валентина. Сбоку, спотыкаясь, поспешали женщины — медсестра и Катюша.
Задние колеса «блондинки» висели в воздухе, поэтому до двери было не дотянуться.
— Заноси свой конец выше по склону! — гаркнул задним Машеренков, а сам поставил ногу на выпирающую из горы глыбу, затем, поднатужась, взобрался на нее. Перехватил ручки носилок и, поглядывая через плечо, начал осторожно поднимать их над головой. Из двери, готовый принять, свесился бортмеханик. В этот момент глыбина, на которой стоял Захар, качнулась и начала медленно выходить из склона. Геофизик пошатнулся. Взвизгнула наблюдавшая, стоя ниже, медсестра. И одновременно с этим вперед метнулся Юра Махонин. Одним прыжком он оказался под накренившейся глыбой, уперся в нее плечом, побагровел и замер.
— Он держит! Давай быстрей! — отчаянно закричала медсестра.
Захар, рывком распрямив руки, подал вверх носилки, бортмеханик подхватил их, и через миг они уже оказались втянутыми в вертолет. Еще через миг подняли, подсадили Валентина. Дверь в округлом боку машины захлопнулась. В ту же секунду вертолет косо отвалился от горы и, как бы проваливаясь, заскользил в сторону и вниз.
Крякнув, прыгнул вбок Юра, упал, покатился; полутонная, как минимум, глыбища, которую он сдерживал, тотчас вся вывалилась наружу и, словно гигантское чугунное ядро, полетело по склону.
— Мамочки, падает! — завопила Катюша.
Все невольно застыли. Вертолет и в самом деле падал. Глядеть на это отсюда, сверху, было жутковато. Показалось, что несущий винт замедляет свое вращение, глохнет рев двигателя, и вообще падение это длится невыносимо долго. В действительности же вертолет «провалился» вниз метров на пятнадцать, а затем двигатель набрал мощь, лопасти слились в сплошной сияющий венчик, и «блондинка» торжественно пошла вверх. Все вверх и вверх, пока не оказалась выше зубчатых вершин хребта, на фоне чистого неба, ярко вызолоченная резкими лучами заходящего солнца и оттого еще больше похожая на гитару.
Роман провожал глазами постепенно уменьшающийся вертолет. Умом он понимал — эта ужасная история отнюдь не кончилась: световой день на исходе, поэтому Асю с Валентином целую ночь продержат на Гулакочинской разведке, после чего лететь им еще почти триста километров до районной больницы в Абчаде; и неизвестно, что в итоге скажет медицина… Он осознавал все это, но вместе с тем испытывал громадное облегчение и безотчетную уверенность в том, что раз уж Ахмет свое дело сделал мастерски, то и все остальное обязательно будет хорошо.
Рядом возник Юра Махонин. Сопя, он беспокойно шевелил квадратными плечищами, будто хотел убедиться, целы ли кости.
— Титан! Атлант! — Роман восторженно хватил его кулаком по спине и, не выдержав распиравших его чувств, немузыкально заорал вдруг на все окрестные горы:
Я с детства был испорченный ребенок,
На маму и на папу не похож,
Но женщин обожал еще с пеле-е-нок,
Ах, Жора, подержи мой макинтош!..
Огнепроводный шнур контрольной трубки, то есть предупреждающего устройства, по правилам взрывного дела, должен быть на шестьдесят сантиметров короче, чем шнур, подрывающий заложенный заряд взрывчатки. Нормально горящий шнур сгорает со скоростью один сантиметр в секунду. Стало быть, взрывник получает предупреждение ровно за минуту до первого из подготовленной серии взрывов. Вполне достаточно, чтобы спрятаться в укрытие или уйти из зоны разлета осколков.
Контрольная трубка сработала со звуком не громче ружейного выстрела. Стоя за деревом, Валентин видел, как взрывник проворно подался прочь, и хорошо слышал скрип снега под его торопливыми валенками.
Время, до того слитное, теперь побежало, уже разделившись на секунды. Сделалось по-особенному тихо, как это бывает в короткий промежуток между предвестием и самим событием.
И тут возник этот разиня. Валентин даже не понял, как оно, собственно, произошло: только что никого не было — лишь пустая заснеженная ложбина, потоптанная на месте, где заложили взрывчатку, деревья поодаль, куда шмыгнул взрывник, и вдруг в этот пейзаж влетает неизвестный пижон на лыжах, в пижонской куртке, пижонски тормозит как раз между Валентином и вовсю горящими шнурами и начинает вертеть головой — надо думать, интересуясь, кто это тут стрелял только что и в кого. Нет слов!
ЧП с Асей при спуске с массива Аэлита произошло три месяца назад — больше месяца из них Валентин пролежал в больнице и все еще не совсем оправился. Однако рывок у него получился вполне приличный. Пижон даже не успел обернуться на налетающий звук шагов, как был сбит с ног и впечатан в снег вместе со своими лыжами. Потрясенный, он пытался что-то вякнуть, но Валентин без церемоний пристукнул его по голове, придавил, вжался в снег сам, — и сразу с артиллерийской тяжестью грянул первый взрыв. Землю качнуло. Холодом обдало затылок, озябла спина, вмиг показавшаяся оголенной. С шипеньем отжимая воздух, пошли крупные осколки, завыла, засвистела мелочь, тупо и крепко застучало по древесным стволам, с ливневым шумом обрушилось на лес, на снег. Затихло.
Валентин чуть повернул голову, глянул. Лыжник, дико таращась, сделал попытку приподняться.
