Словом, в четыре пополудни Федерико Суарес появился на пороге маленькой гостиной, где собрались уже все наши семейные и, конечно, оба Мэшема.
Как бы вам сказать, на что был похож в эту минуту дон Федерико Суарес… Больше всего он мне напоминал старого, прожженного котяру, который попался на краже, получил трепку, но возвращается на ту же кухню, не будучи полностью уверенным, что кухарка сменила гнев на милость. Он недоверчиво оглянулся на меня, когда Энрике его обнял и представил англичанам как своего тестя, пожал любезно поданные руки… Это была прямо комедия: Мэшемы знали про его грех, и он знал, что они знают. Но я не из тех хозяек, что гонят старого крысолова, попавшегося на плутне, и в воздухе висело снисходительно-насмешливое: ах, влопался, котяра!
И он незлобную, дружелюбную насмешку понял и принял, и ластился, как кот, поцеловал руки мне и Флавии, – как-никак родственница, тетка его зятя, (она потом неделю, думаю, не мыла рук, бедолага!), и завязался разговор, – поначалу несколько принужденный, сугубо светский.
– Что пишет ваш дядюшка, Кассандра?
Новости в письме были невеселые, война, начавшаяся на наших глазах, закончилась падением Ойо, и некогда могучее царство Эддо распалось на города-государства, враждующие между собой. Я надеялась лишь на то, что моих родных защитят толстые стены и бравая армия Ибадана.
Потом капитану представили детей, разговор оживился и мало-помалу перешел на дела существенные.
– Белен тяжело больна, несколько месяцев пролежала в постели. Фернандо? После того, как родилась дочь, лет десять или около того жил спокойно, – относительно спокойно, но мало-помалу опять задурил: кутежи, игра – как в молодости! Когда Белен слегла, он вовсе взял волю. Еще несколько лет такого житья – и Дора-Мария останется бесприданницей. Я весь последний год пытался как-то устроить их жизнь – но напрасно. Мой кузен словно наверстывает упущенное. Сандра, мне помнится, ты была единственным человеком, которому удавалось его образумить… В свое время я хотел забрать девочку к себе в городской дом, чтобы заботиться одинаково как о ней, так и о Сесилии. Но Сили выскочила замуж пятнадцати лет, а Дора-Мария не торопится, несмотря на все наши увещевания. А Фернандо, если его не остановить, способен спустить на зеленом сукне и то, что предназначено дочери.
Невесело было его слушать, – Факундо расспрашивал гостя о делах в имении и особенно о своем любимом детище, конном заводе, и озабоченно хмурился. А капитан, обстоятельно отвечая на вопросы, вдруг огорошил нас предложением:
– Моя дорогая Сандра, я обращаюсь к тебе как к безусловной главе семейства – пусть простят меня мужчины за такие слова. Подумай-ка, не стоит ли вам переехать на Кубу?
– Чтоб нас там вздернули на первом суку? – осведомилась я.
– Ваши дела давно закрыты, никто не вздумает их поднимать, потому что это никому не нужно. Каники уже нет в живых, вместо него другие гуляют по Эскамбраю, и у жандармерии давно уже болят головы не из-за вас. Вот, к примеру, с год тому назад шайка беглых, запертая в пещере, сумела уйти, перебив большой отряд, – до сих пор не поймут, ни кто это сделал, ни как это удалось… Никто не знает, что именно вы десять лет назад творили подобные дела, – об этом знал один я и по известным причинам не спешил внести ваши имена в служебные бумаги.
Компания Мэшемов открыла бы торговлю в Гаване, чему ваш покорный слуга мог бы посодействовать, – уверяю, это предприятие окажется выгодным. Для меня, однако, главным было бы иметь мою семью рядом, и Дора-Мария тогда могла бы жить с нами, не вызывая никаких кривотолков.
Вот так: Суаресам лишь бы все было гладко.
– Вы забыли две важные вещи, дон Федерико.
– Какие именно?
– Во-первых, Факундо до сих пор, наверно, числится беглым.
– Белен уладит это в два счета.
– Положим. Но дон Федерико – человек, которому неизвестно что может взбрести в голову. Хорошо, если он забыл о моем существовании. Но если ему захочется поднять дело об убийстве тетушки Умилиады?
– Это было уйму лет назад! И старуха, по совести, никому не была нужна.
– Сама по себе – нет. Но обстоятельства ее смерти могут дать хороший повод для шантажа. Если ему вспомнится этот случай – вспомнят и альгвасил и судья.
– С чего бы ему… – начал капитан и осекся. – Сандра, неужели мы вместе не найдем возможности утихомирить одного сумасброда? Я не могу это сделать один; но если ты со мною вместе возьмешься за это дело?
Я уже хотела ответить, – нет, не вижу никакого резона в том, чтобы начинать схватку с противником неуравновешенным и непредсказуемым. В длинном, продуваемом всеми ветрами доме, где утром одновременно слышно пение петуха с заднего двора и крики горластых чаек из гавани, в доме, где стойко держится запах воска, кофе, натертого дерева и крепкого табака, где есть уютные, укрытые от посторонних глаз комнаты, в которых можно собраться всей семьей, и длинный сарай, в котором деревянная стенка разрисована мишенями и истыкана остриями кованых наконечников, будто доски побиты оспой, – в этом доме мне вполне уютно жилось, и солнце на восходе исправно золотило кедровые ставни сквозь приоткрытые щели. А когда человеку хорошо и уютно, он становится тяжел на подъем.
Но на меня со всех сторон смотрели глаза, ожидающие ответа.
Гром! Во всех заморских странствиях он так отчаянно тосковал по острову, где родился, – большой зеленой ящерице, плывущей в теплом море, по звукам испанского языка, по дорогам в белой пыли, по купанию лошадей в заводях, покрытых лиловыми плавучими орхидеями.
Филомено! Семнадцатилетнему бродяге от рождения было все равно, на каком языке говорить и в какой гавани бросить якорь. У него в глазах стояло хрупкое маленькое создание, живое наследие славного воина, – тог, кто был сильнее нас и сильнее смерти, кто передал юноше свой неукротимый дух.
Энрике и Сесилия сидели обнявшись. Чего им не хватало в этом доме? Оказывается, тоже не хватало чего-то, для них было важно, что именно тот, а не этот остров был для них родиной.
А капитан – тот прямо ел меня глазами.
И я сказала:
– Ладно. Я подумаю об этом.
Вот об этом я и думала – этот день и следующий, и еще один. Мне никто не мешал.
Дон Федерико заходил к нам, вел разговоры о делах с англичанами и зятем… А я призналась себе, что дурака поддеть труднее, чем умного человека.
Я сказала капитану на третий день:
– Обыграли бы его в карты, что ли.
– Он не сядет со мной играть – ни в пикет, ни в фараон, ни в покер. Он уже знает, чем это кончается – хоть он и дурак, но не настолько же!
– А если играть сядет сэр Джонатан?
– Упаси господи! – запротестовал Мэшем. – Я лет тридцать как играю только в вист со старушками.
Суарес подтвердил:
– Проиграет! С картами нужны нервы и хватка, но без практики и это ничто.
– Жаль! – отвечала я. – Потому что карты у дона Фернандо самое уязвимое место.
Больше его, пожалуй, ни на чем не взять.
– Полно, разве у него такие крепкие нервы? – спросил Санди. – Мне так не кажется, судя по тому, что я о нем слышал. Неужели его ничем нельзя вывести из себя, капитан?
– Когда дело касается карт, он готов забыть обо всем. Проиграл бы мать родную и не моргнул бы глазом. А вы бы, мистер Санди, рискнули бы сесть с таким противником за зеленое сукно?
– Я не слишком хороший игрок – никогда не интересовался картами больше, чем нужно, чтобы скоротать время в скучной компании.
И, коль скоро зашла речь о картах, сели вчетвером играть в вист по мелочной ставке. Играли, впрочем, невнимательно – у всех мысли оставались заняты другим.
Энрике и Санди, судя по тому, что все время проигрывали, были в самом деле никудышние игроки. Мэшем-старший, похоже, увлекся идеей открыть торговлю на Кубе и поправить свои дела, а дон Федерико вообще будто отсутствовал и делал ходы механически.
Вдруг он бросил карты среди игры:
– Нет, я решительно не могу оставить эту идею! Сандра, неужели ты думаешь, что твое появление не заставит его забыть обо всем на свете? Он же из-за тебя в петлю лез!
– Это было давно, – такова ли я была!
– Если ты думаешь, что подурнела – напрасно! В красоте зрелой женщины есть особенное очарование, – к тебе это относится в гораздо большей степени, чем к прочим.
– Ему гораздо проще меня шантажировать.
– Так же, как это делал я? У него для этого недостаточно последовательности и гораздо меньше возможностей.
– Но пока достаточно денег нанять какого-нибудь проныру-законника – и уноси, кума, ноги!
– Значит, надо устроить так, чтобы у него мысли такой не появилось, – сказал капитан.
Старший Мэшем подхватил на лету:
– Значит, он должен подумать, что гораздо проще нашу леди выиграть в карты, чем затевать уголовный процесс, который может не устроить его по результатам?
– Его не устроит никакой результат, – отвечал Суарес. – Разве процесс ему нужен, ему нужна эта женщина!