— Какая чушь! — отзывался Алексей. — Пресыщение и разврат роскошью.
— Ты меня просто не любишь!
А в три ночи опять звонок:
— Лешенька, выглянула в окно. В доме напротив — горит свет. В одном окошке… Помнишь, такие строчки: «Вот опять окно, где опять не спят…»
— Может, пьют вино, Может, так сидят, — продолжал Алексей.
— А быть может, рук не разнимут двое…
— В каждом доме, друг, есть окно такое…
— Я тоже писала стихи. Но боюсь тебе их читать…
— Ты мне их будешь читать, когда я прилечу. Спокойной ночи, Инночка.
— Ты злой и противный. Но я тебя все равно очень люблю…
VIII
Из такси по дороге в Домодедово Алексей позвонил Инне. Она счастливо кричала ему в ответ:
— Милый, я тоже мчусь из Туапсе в аэропорт Краснодара!
— Надеюсь, ты не сама за рулем? Скажи водителю: пусть не гонит машину. У нас еще несколько часов до встречи.
— На чем ты летишь?
— Кажется, на Ту-154.
— Хорошо, что не на «кукурузнике». Подгоняй там в воздухе командира экипажа. Дай ему чаевых!
В аэропорт он приехал раньше задуманного: столичные пробки миловали путь по Каширскому шоссе. Алексей решил поскорее избавиться от багажа, чтобы посидеть до отлета в ресторане.
Досмотрщик багажа, парень в синей униформе, наверное, хотел в чем-то удостовериться или что-то не разглядел на мониторе просвечивания, спросил:
— Что у вас в сумке?
— Две девочки и один мальчик, — скоропалительно ответил Алексей, не мигающе и серьезно глядя в глаза служителя.
— Откройте! — строго сказал досмотрщик, не принимая прибауток пассажира.
Алексей раздернул молнию, достал дорожный сувенирный набор:
— Вот, гляньте-ка! — живо указал он парню на три небольших сувенирных бутылочки: — Посредине — один коньяк, мальчик! И две водочки — две девчонки!
Досмотрщик смяк, осклабился, протянул Алексею картонку-квитанцию и спросил:
— А пиво вы как зовете?
— А пиво, молодой человек, мы не пьем… Пиво пить…
— Знаю, знаю, — замахал на Алексея досмотрщик и вместе с ним рассмеялся.
Настроение у всего аэропорта было великолепное!
Войдя в ресторан, Алексей, как всякий входящий в заведение, окинул зал и слегка остолбенел. Он не мог ошибиться!
— Товарищ майор?!
Человек с залысинами поднял лицо от блюда, широко растекся в добрейшей улыбке:
— Сержант Ворончихин!
Они крепко обнялись.
Майор Суслопаров за минувшие годы, конечно, поизменился: потолстел, пооблысел, но стати, фактуры не потерял — не скукожился и не оплыл жиром: опознать его труда не составило.
— Я тебя тоже, сержант Ворончихин, сразу признал, — сказал Суслопаров. — У тебя когда самолет?
— Время есть!
— У меня еще больше. Мурманск не принимает, туман, — сказал Суслопаров.
Оба обернулись к залу ресторана:
— Официант!
— Дядя генерал умер. Службу я оставил… Сейчас у меня бизнес. Рыбный промысел в Мурманске, — рассказывал Суслопаров. — По чарке виски?
— С удовольствием!
Они выпили. Потом с азартом, в атмосфере воспоминаний, выпили еще.
— Никогда не забуду Рыбачий, — признавался растроганно Алексей.
— Золотая пора! — чуть не прослезившись, соглашался Суслопаров. — С флагом ходили, помнишь?
— Я бы и сейчас прошелся, товарищ майор.
— Погоди-ка, — сказал Суслопаров. Он порылся у себя в барсетке, и скоро на столе появились таблетки в белой пластиковой упаковке.
Алексей, указав на знакомые таблетки, хмельно и весело спросил:
— Концерт продолжается?
— Даже без антракта! — воскликнул Суслопаров. — Полетели, Алексей!
— Полетели, товарищ майор!
Затем они снова пили виски — за боевых товарищей, за мужскую дружбу, а затем с красным флагом, который купили в сувенирной лавке, шли к аэропортовской гостинице в сопровождении милицейского лейтенанта, которому заплатили. Пели бодро, стальными забалдевшими глотками:
Белая армия, черный барон,
Снова готовят нам царский трон,
Но от тайги до Британских морей,
Красная армия всех сильней!
В гостинице они с Суслопаровым снова полетели, но, вероятно, по разным орбитам. Алексей вскоре почему-то остался один в номере с распахнутой дверью.
Он кричал то ли во сне, то ли в бреду, то ли наяву:
— Инна! Ко мне! Инна, шаго-ом марш! — Но потом начинал горько плакать, извинялся перед Инной, требовал, чтобы она его простила; он молил Инну, заклинал, потом падал на колени, говорил, что не достоин ее, и плакал, жалобно скуля, подвывая, скрючившись на прикроватном коврике, словно пес.
Весь дежурный персонал гостиницы подходил к его номеру, чтобы посмотреть на человека, который кается в чем-то, умоляет и безумно ждет встречи с какой-то Инной. В период краткого просветления Алексея дежурная горничная даже спросила:
— Она вам кто, эта Инна-то? Неужели жена? Вот чудеса-то!
Ответа любопытная горничная не познала. Алексей вновь провалился в рваный сон, в глюки.
IX
Человек в штатском будил Алексея толчками в плечо, но не жестоко, не по-милицейски. Хотя за спиной у человека в штатском стояли три вооруженных верзилы омоновца, которые наверняка умели будить…
— Что за чертовщина? — очухался Алексей.
— Оденьтесь и проследуем с нами.
— Зачем?
— Вы собирались лететь в Краснодар?
— Когда?
— Вчера вечером.
— Ах да! К Инне! Где мой телефон?
— Телефон у вас изъяли. Проверяются ваши звонки.
— А где майор Суслопаров?
— Он уже дал показания и улетел в Мурманск.
— Мужики, чё случилось-то?
— Самолет «Ту-154», следовавший рейсом из Домодедово до Краснодара, взорвался в воздухе, — холодно и учтиво сообщил человек в штатском. — Все пассажиры и члены экипажа погибли. Скорее всего, это был террористический акт. Есть предположение, что взрывчатка находилась в багаже. Вы свой багаж сдали, но не улетели…
— Так я ж!
— Собирайтесь! Все обстоятельства выясним в отделении.
— Боже! Башка-то как трещит…
— Еще бы, — ухмыльнулась горничная, которая появилась принять номер после постояльца.
Алексей вышел из гостиницы в сопровождении омоновцев, взглянул на небо. Чистое, высокое, ни единого облачка, ни единой зацепки, — бесконечное как сама смерть… В мозг лезли шальные метафоры, обрывки глюков. Самолет взорвался. А его там не оказалось. Он уже регистрацию прошел, багаж сдал… Он опять глядел в небо, словно искал остатки крушения.
Телефон Инны молчал. Длинные пустые загадочные гудки, потом — обрыв, короткие зуммеры. Алексей прилетел в Краснодар. Здесь ее телефон тоже гундосил впустую.
— Вы из милиции? — спросил Алексея пожилой человек в шляпе, с маленькой тяпкой в руках. Это был садовник, он открыл калитку Инниного дома, — белокаменный особняк, утопающий в зелени, окруженный клумбами.
— Нет, я из страховой компании, — уклонился Алексей, почуяв некую опасность.
— Инну Эдуардовну в больницу увезли. С головой худо стало. В психиатрическую клинику к Саркисяну.
Доктор Саркисян оказался не только главным врачом элитного «желтого дома», но и другом семьи Инны Эдуардовны. Дородный армянин, курчавый, с сединами, с волосатыми руками, спокойный как слон, он говорил с небольшим красивым акцентом, говорил тихо, вразумительно и неколебимо, — будто на сеансе психотерапевта. Казалось, этот человек всё знал, не позволял с собой спорить, убеждал не столько словом и аргументом, сколько невозмутимым ученым видом и белоснежным медицинским халатом:
— Сичас Инна спит после капельницы.
— Мне нужно срочно ее видеть! Я жив!
— Чем дольше она будет спать, тем для ниё лучше. Вас ей вабще жилательно не видеть.
Алексей настропалился, замер вопросительно. Такими доводами врач не может легко бросаться!
— Инну васпитывал отец, мой таварищ-щ… Мать у нее погибла за рулем маш-шины. Инна сидела рядом, асталась ж-шива, даже не травмирована. Только стресс, — рассказывал доктор Саркисян, прямо и просто глядя в глаза Алексея; вероятно, он знал, кто перед ним, или слишком догадывался. (Алексей чувствовал свою вину, словно был виноват в том, что не оказался в самолете, который свалился на землю обломками и обрывками человеческих тел.) — Отец, Эдуард Эдуардович, очень любил Инну. Дал карошее абразавание, привил любовь к яхтам. Но снова случилась трагедия. Отца сбило волной с буны. Он ударился галавой о бетон и скоро умер. Инна тоже стояла на той буне, но не палучила ни царапины. Опять сильнейший стресс. Роковая случайность. Но с тих пор у Инны стала развиваться фобия. Вот тогда Инна и попала первый раз в нашу клинику… Патом была несчастная любовь… Человек, каторого она любила, абозвал ее ведьмой и бросил… Снова стресс… Наконец Инна вышла замуж. За состоятельного человека, старше ее по возрасту. Но он умирает. И не где-нибудь. С ней в постели. В близости с ней… — Доктор говорил ровно, методично. — Ничего удивительного в этой смерти нет. Сердце захлебнулось… Но каково ей? Мне опять пришлось ее долго лечить… Теперь вы, загадочный масковский любовник. Не удивляйтесь. Инна мне о вас рассказывала. Она гатовит к вашему приезду яхту, ждет не дождется. Но самолет взрывается. На пароге к счастью. — Доктор Саркисян опустил глаза: — Инну привезли в очень тяжелом састоянии. Если я пакажу вас ей, она еще раз сойдет с ума… Ведь вы явитесь к ней с таго света. — Он опять стал смотреть прямо в глаза Алексею. — Вам не нужно больше встречаться с Инной Эдуардовной. В клинике она проведет не меньше года… Телефоны свои уничтожьте или смените. Я вам честно гаворю: психика у нее надорвана… В данном случае я спасаю не только ее, а вас абоих…
