38) Кто же признает таких людей даже христианами? Или, какая вера у тех, у кого ни слово, ни письмена не тверды, но все современем изменяется и превращается? Ибо, если не уклоняетесь вы, Акакий и Евдоксий, от исповедания веры, изложеннаго во время обновлений, а в сем исповедании написано, что Сын есть безразличный образ сущности, то почему же пишете в Исаврии: «отметаем речение: единосущный»? Если Сын неподобен Отцу по сущности; то как же Он есть безразличный образ сущности? Если же раскаеваетесь в том, что написали; безразличный образ сущности; то почему анафематствуете утверждающих, что Сын неподобен? Ибо, если не имеет подобия по сущности, то конечно неподобен; а неподобное не может быть образом. Если же принять утверждаемое вами; то уже видевший Сына не видел Отца по причине великаго между ними различия, лучше же сказать, совершеннаго неподобия у Одного с Другим. Неподобнаго нельзя называть подобным. Как же вы ухищряетесь неподобное называть подобным, и подобное представлять неподобным, и лицемерно говорить, что Сын Отчий образ? Если Сын неподобен Отцу по сущности, то образ недостаточен и неполон, и есть несовершенное сияние; как же читаете: в Том живет всяко исполнение Божества телесне (Кол. 2, 9), и: от исполнения Его мы вси прияхом (Иоан. 1, 16)? Почему арианина Аэтия извергаете как еретика, хотя сами говорите с ним одно? Друг он тебе, Акакий, а Евдоксию был учителем в таком нечестии, за которое Епископ Леонтий поставил его диаконом, чтобы именем диаконства пользуясь, как овчею одеждою, свободно мог он изрыгать хульныя речения.
39) Что же убедило вас впасть в противоречие самим себе и понести такой стыд? Но вы не можете сказать ничего благовиднаго; остается только думать, что во всем теперь лицемерите, и, притворяясь, вымышляете все ради Констанциева покровительства и чаемых оттого выгод. Вы не затрудняясь обвиняете Отцев, в предлог же выставляете просто речения, как взятыя не из Писания, и, по написанному, разлагаете голени всякому мимоходящему (Езек. 16, 25), готовы столько раз изменяться, сколько угодно будет тем, кто вас нанял и кормит.
Если кто произносит речения не из Писания взятыя, то это ничего не значит, пока держит он благочестную мысль. А еретик, хотя употребляет и из Писаний взятыя речения, при всем этом, как человек подозрительный и растленный умом, услышит от Духа: вскую ты поведаеши оправдания Моя, и восприемлеши завет Мой усты твоими (Псал. 49, 16)? Так диаволу, хотя говорил он из Писаний, Спаситель заградил уста. А блаженный Павел, хотя говорит заимствованное у внешних: Критяне присно лживи (Тит. 1, 12); сего бо и род есмы (Деян. 17, 28); тлят обычаи благи беседы злы (1 Кор. 15, 33), однако–же, как святый, содержит благочестную мысль, и, имея ум Христов, есть учитель языков в вере и истине, и что вещает, то говорит благочестно. Какая же вероятность в арианских речениях, которыми пред Спасителем отдается предпочтение гусенице и пругам, и которыми злословят Его ариане, говоря: «Ты некогда не был, сотворен, чужд по сущности Богу», и ничего не оставляют, чтобы всячески хулить Его сими речениями. Но что опущено Отцами к благохвалению Христову? Не у них ли высокое о Христе разумение, не у них ли христолюбивое благочестие? И однако–же еретики написали: «это мы отмещем»; а тех, укоризненных для Господа речений, держатся, и для всякаго делают явным, что не по иному чему вооружаются против того великаго Собора, но потому, что осудил он арианскую ересь. Поэтому, осуждают и речение — единосущный, сами толкуя его худо. А если бы право веровали, воистину исповедовали Отца Отцем, Сына преискренним Сыном, и веровали, что Он по естеству есть истинное Слово и Отчая Премудрость, и говоря, что Сын от Бога, говорили сие о Нем не в том смысле, в каком то–же говорится о тварях, но разумели, что Сын, как сияние от света, есть собственное рождение Отчей сущности; то не стал бы каждый из них винить Отцев, но смело утвердили бы они, что Собор написал хорошо, и что такова правая вера о Господе нашем Иисусе Христе.
40) Но скажут: «для нас неясен смысл таких речений». Ибо и это представляли они в предлог, говоря: «не можем понять объяснения сих речений, потому отмещем их». Но если бы в словах их была правда, то не должно было бы им говорить: отмещем сии речения; а надлежало бы потребовать, чтобы научили их знанию; иначе, должны отметать и то, чего не понимают в Божественных Писаниях, и винить написавших это. Но такая дерзость свойственна более еретикам, а не христианам. Чего не уразумеваем в словесах Божиих, того не отмещем, но ищем, кому открыл Господь, и их просим научить. Поелику же выставляют они в предлог неясность таковых речений, то пусть исповедуют сказанное прямо, и анафематствуют мудрствующих, что Сын из не–сущих, что Его не было, пока не рожден, что Слово Божие есть тварь и произведение, что Он изменяем по естеству и от иной ипостаси; и, одним словом, пусть анафематствуют арианскую ересь, изобретшую такое нечестие, и говорят уже не это: отмещем речения сии, но: не понимаем еще их, чтобы таким образом иметь им некоторый вероятный предлог — отказаться от них. А я очень знаю и уверен, и им самим это известно, что если исповедуют сие и предадут анафеме арианскую ересь, то не будут отрицаться и от тех соборных речений. Посему–то и Отцы, наименовав Сына рожденным от сущности, единосущным Отцу, немедленно присовокупили: а утверждающих сказанное выше и изобретенное арианскою ересию анафематствуем; чем хотели показать, что это сказано ими какбы в соответственность прежнему, и речения сии означают то–же самое. Кто исповедует те истины, тот, конечно, уразумеет и эти изречения; а которые не так мудрствуют и осуждают их, те во всем обличают себя христоборцами.
41) Для обличения вовсе отрицающихся Собора достаточно и сего немногаго; а с теми, которые принимают все прочее из написаннаго в Никеи, сомневаются же только в речении: единосущность, надобно обходиться не как со врагами, и мы не возстаем против них, как против ариан и противоборствующих Отцам, но разсуждаем как братья с братьями, имеющими ту–же с нами мысль, и только сомневающимися об именовании. Ибо исповедующие, что Сын от сущности Отчей и не от иной ипостаси, что Он не тварь и не произведение, но преискреннее по естеству рождение, и вечно соприсущ Отцу как Слово и Премудрость, недалеки и от того, чтобы принять это речение: единосущный. Таков Василий Анкирский, писавший о вере. Ибо наименовать Сына только подобным по сущности не означает непременно, что Он от сущности; каковым речением, как они сами сказали, всего лучше означается преискренность Сына в отношении к Отцу. Олово подобно только серебру, и волк подобен псу, и златовидная медь подобна истинному золоту; но олово не из серебра, и волк не почитается сыном пса. Поелику же они сказали о Сыне, что Он и от сущности и подобосущен; то иное ли что означают этими речениями, как не то–же, что Он единосущен? Как называющий подобосущным не дает еще разуметь, что непременно и бытие от сущности; так называющий единосущным означает то и другое понятие — и подобосущия и бытия от сущности. И возставая также против утверждающих, что Слово есть тварь, и несоглашающихся, что Оно есть преискренний Сын, сами они заимствовали доводы свои против них из видимых у людей примеров отца и сына, за исключением того, что Бог не то–же, что и человек, и рождение Сына не таково же, как и рождение человеческое, но должно быть представляемо нами, как прилично сие Богу. Ибо Отца наименовали источником Премудрости и жизни, и Сына сиянием вечнаго Света и порождением Источника, говорящим о Себе: Аз есмь живот (Иоан. 14, 6), и: Аз Премудрость вселих совет (Прит. 8, 12). Но сияние Света, порождение Источнкка, Сына от Отца, как приличнее наименовать, не единосущным ли? Или, поелику человеческия порождения единосущны; то потребна осторожность, чтобы, назвав Сына единосущным, не подать мысли, будто бы Он то–же, что и рождение человеческое? Да не будет сего! такая мысль не имеет здесь места. Дать решение на это не трудно; потому что Сын есть Отчее Слово и Отчая Премудрость, а из сего познается безстрастие и неделимость в рождении от Отца, ибо слово и у людей не есть их часть, и исходит у них не с страданием; а тем паче должно сказать это о Слове Божием, о Котором Отец возвестил, что Слово есть Сын Его, чтобы иной, слыша одно именование Слова, не почел Его таким же, каково есть неосушествленное челореческое слово, но слыша, что Оно есть Сын, познавал, что Оно есть Слово живое и осуществленная Премудрость.
42) Потом, как, именуя Слово Божие рождением, представляем сие не по–человечески, и, признавая Бога Отцем, не усвояем себе о Нем какого–либо телеснаго понятия, напротив того, слыша сии уподобления и таковыя речения, приличным образом разумеем их о Боге, потому что Бог не яко человек; так, слыша речение: единосущный, должны мы возвыситься над всяким чувственным представлением, и, по слову Притчей, разумно разумевать предлагаемая нам (Прит. 23, 1), а потому знать, что не в изволении, но истинно есть преискренний Сын от Отца, как жизнь из Источника и сияние от Света. Иначе, почему же речения: рождение и Сын — понимаем нетелесно, а речение: единосущный — будем понимать как о телах, тем более, что сказуемыя сии прилагаются не к разным лицам, но о ком сказуется: рождение, о Том же сказуется и: единосущный? В отношении к Спасителю прилично сохранять одинаковое разумение обоих речений, и не должно объяснять одно речение: рождение — в добром смысле, другое же: единосущный — иначе; ибо в таком случае вам, называющим Сына Отчим Словом и Отчею Премудростию,. следовало бы иметь различное понятие о сих именованиях, и иначе понимать Слово, иначе же Премудрость. Но как это ни с чем несообразно, потому что Сын есть Отчее Слово и Отчая Премудрость, и Рождение от Отца едино и собственно Его сущности: так один смысл речений: рождение и единосущный, и признающий Сына рождением признает Его и единосущным.
