Ветер прошелестел в листьях. Мавки отступили под ветви, растворяясь во мгле. Кряжистые старые дубы, качнувшись, шагнули с поляны, беззвучно скрываясь в лесу. Лохматый куст, росший неподалеку, поднялся и пошел прочь, неуклюже переваливаясь на длинных сучковатых лапах. Жители Заповедного леса исчезали в темноте, но хозяин и хранитель этой земли остановился на границе полумрака и густой синеватой мглы, обернулся:
– И тебе пора, змеиный брат.
Оцепенение слетело мигом. Я вздрогнула и, наконец, посмотрела в лицо Горыныча.
– Дайте мне минуту, – бросил он через плечо.
– У тебя было время, змеиный брат, – ответил голос, похожий на дыхание ветра. – У тебя было время сделать все, что должен, сказать все, что хотел. И попрощаться.
Попрощаться?
Я вцепилась в его плечи.
Как попрощаться? Зачем?
– Не успел, – Арис попытался отцепить мои руки, но я поднялась вместе с ним, не желая отпускать.
– Нет, нет, не надо!..
Поцелуй заставил замолчать. Колени дрожали, пальцы судорожно комкали ткань Арисовой рубашки.
Прощается? Неужели, правда?
Нет, не позволю! Нет!
Он отстранился, заглянул мне в глаза.
– У Володи все получится, я уверен. Ты скоро вернешься домой. Только… береги себя, хорошо?
И улыбнулся. От этой улыбки стало холодно и по-настоящему страшно.
– Жень, ты…
Не договорил.
Ветер взвился над верхушками деревьев и стих. В этой тишине лес будто бы вздохнул, и шелестом листьев, скрежетом ветвей, шепотом травы прозвучало имя:
– Валентин.
Звук разнесся эхом и замер, поглощенный сумерками.
Арис отступил, мои руки соскользнули с его плеч, но он поймал их, сжал в ладонях и… выпустил. Я упала, потеряв опору.
– Стой! Нет!
Еще шаг назад, и еще… Земля у его ног проросла белыми стрелами. Вьюны охватили ступни, поднялись к коленям. Арис глянул вниз, попытался высвободиться, скривился досадливо и – больше не отводил взгляда от моего лица. Глаза, широко раскрытые, блеснули в темноте.
– Прости.
Гибкие стебли обнимали его бедра, обвивались вокруг пояса, тянулись выше, покачивая сердцевидными листиками, с громким шелестом пряча вышивку на старой рубашке.
– Нет!..
Я попробовала встать – и снова упала. Поползла, потянулась к нему – схватить за руку. Зеленый побег сердито захлестнул запястье Ариса, скрыв под листвой раскрытую ладонь. Поросль обвила его плечи, локти… Ветка петлей охватила шею. Арис хрипло втянул воздух, но все так же смотрел на меня, ни на миг не отводя взгляда, словно держался с отчаянной надеждой за эту тонкую, соединившую нас нить. Молодая зелень ластилась к его щетинистому подбородку, стебли тянулись вверх, оплетая скулы, виски, затылок, постепенно все больше и больше скрывая лицо. Только глаза еще было видно…
– Арис!
Листья вздрогнули и сомкнулись, пряча взгляд.
– Арис!
Он стоял передо мной, как оплетенная плющом коряга. Человеческий силуэт под покровом густой, колышущейся зелени. Словно от дыхания, шевелилась листва.
– Арис!
Встать на ноги получилось не сразу. Я ухватила ладонь Ариса – и тут же с криком отдернула руку: пальцы нашли только туго переплетенные стебли.
Но… нет, он здесь. Прощальный взгляд. Глаза. Лицо. Вот тут, под листвой!
Потянулась, боясь прикоснуться. Ветер опередил меня, вздохнул, пробирая холодом, растрепал молодую поросль. Задрожали, пригибаясь, листья, открывая сплетение тонких ветвей – там, где было лицо.
– Арис!
С громким шорохом взлетели с деревьев перепуганные птицы.
– Арис! Арис! Валентин!
Ветви качались, силуэт становился нечетким… Одна рука расплелась и висела пучком зеленых побегов, а чуть выше сердца куст распался надвое.
– Арис!..
Ветер бушевал, стебли падали к моим ногам, один за другим.
Ариса не было.
Луна поднялась высоко, заливая поляну холодным светом. Между расступившихся деревьев показалась тропка – неширокая, ровно чтобы идти друг за дружкой.
– Пойдем, – сказали рядом. – Пойдем отсюда, колдунья. Его уже не вернуть.
Я сидела в траве, глядя на распластавшиеся по земле стебли вьюнов. В груди – давящая пустота, в голове – ни единой мысли, только неверие, невозможность принять то, что произошло.
– Тропинка может закрыться, – опасливо напомнил другой голос. Послышался вздох. Чьи-то руки приподняли меня за плечи, поставили на ноги.
– Идти сможешь? – спросил Фома, с сомнением заглядывая в лицо.
Молодой куст уже не напоминал очертаниями человека. Сквозь отдельно торчащие ветви я видела деревья на опушке, и все же всматривалась, не в силах оторвать взгляд. Но не сопротивлялась, когда меня потянули за руку. Ноги переступали сами собой, поляна отдалялась и отдалялась, пока не скрылась за деревьями. Небо над головой заслонили густые ветви, стало совсем темно.
Мужчины молчали, а мне слышался зловещий шелест ветра и Арисово горькое: «Не успел».
– Чертовщина какая-то, – прошептал седоусый, чье имя мне не вспомнилось. – Кому рассказать – не поверят.
– Н-да… – Фома вздохнул. – Жаль. Хороший был человек.
Был.
Я остановилась.
Был?
Выдернула руку и, развернувшись, уверенно зашагала обратно.
– Эй, ты куда? Стой! Стой!
Обернулась через плечо, наткнулась на сердитый взгляд Фомы.
– Я знаю, что делать. Не ждите.
Тропинка виляла, спускалась в овраги, поднималась по крутым склонам. Над лесом прошелестел небольшой дождь, и капли с листьев скатывались мне за шиворот, колючий кустарник выставлял цепкие лапы, хватая за рубашку, коряги сами бросались под ноги, мох свешивался с тяжелых ветвей неопрятной бородой, норовя напугать, и злорадно ухал, поблескивая круглыми глазами, филин. А тропинка все не заканчивалась – то широкая, то едва заметная в зарослях, она водила меня по лесу, запутывая, выматывая, но я упрямо шла, не обращая внимания на промокшую рубашку, на длинные царапины от ветвей на щеках. Мелочи, все это мелочи, если мне действительно удастся…
Арис. Интересно, знал ли он, когда вел меня сюда, чем придется расплачиваться за помощь?
Наверняка знал. Хотя до последнего отчаянно надеялся, что все обойдется. Даже в тот миг, когда прощался со мной взглядом из-за закрывающей лицо листвы.
«Все будет хорошо», да?
Знал. Выкупил мою жизнь своей. А взамен – ни одного доброго слова, даже скупого «спасибо»…
«Я люблю тебя, Женька».
Угораздило же его, дурака, влюбиться в такую, такую…
Яростно отброшенная ветка хлестнула меня по затылку. От неожиданности я перецепилась через древесный корень, сунувшийся под ногу, и растянулась на сухих сучьях. И лишь тогда поняла, что устала, что иду из последних неизвестно откуда взявшихся сил, что подняться будет очень-очень трудно. Колдовство ли это Заповедного леса, или следствие изматывающего пути с железным обручем на голове – я не знала, но лишь зло усмехнулась: если Хозяин леса так не хочет меня видеть, ему придется бесконечно водить меня этой тропкой. Или убить, но это будет уж совсем подло.
Я перевела дыхание, собираясь с силами, и в этот миг услышала металлический стук. Он был спокойный, размеренный. Потом вдруг прервался, прозвенели несколько быстрых ударов, и вновь – равномерно: тук, тук, тук.
Я поднялась, долго прислушивалась, замерев, пытаясь понять, откуда доносится звук, и решительно свернула с тропы.
Идти было трудно, приходилось продираться сквозь густые заросли. Запоздало я вспомнила, как мы с Арисом оказались ночью в Заповедном лесу не на тропе, и как чудовищные деревья едва не раздавили нас. Но сегодня лес был спокоен и деревья не собирались нападать. Знали, наверное, что этой ночью я здесь с разрешения Хозяина леса. А может, ждали, пока глупая колдунья забредет в куда более страшную западню. Вот только этой самой колдунье было не до ловушек и страхов ночного леса – прикрывая рукой исцарапанное лицо, я шла на стук, в котором мне чудилось нечто очень и очень знакомое.
Казалось, времени прошло немало, но когда деревья неожиданно расступились, луна светила вовсю, да так ярко, что после темноты лесной чащи я в первый миг зажмурилась, будто от солнца.
Тихо, уютно журчала неширокая речка, лужайка на берегу густо поросла травой, в которой поблескивали капли после недавнего дождя. У самой воды стояла небольшая избушка – старенькая, но опрятная. С небольшим крылечком, резными ставенками, широким навесом со стороны реки. Та самая избушки, в которой не так уж давно нашли приют дерзкие путники, решившиеся просить помощи у жителей леса. И заплатившие за свою просьбу именем. Именем Ариса.
Ставни избушки были открыты, но окна безжизненно темнели. И все же стук доносился именно оттуда. Я подошла, опасливо заглянула в окно, ничего не увидев, кроме сплошной темноты, а потом поднялась на крыльцо и, взявшись за ручку, потянула на себя дверь.
