В портфеле уже с вечера заготовлено все необходимое: магнитофончик с наушниками, кассеты, отвертка-заточка, открывалка, зажигалка, пачка сигарет «Космос» (все мальчики их класса начали разом курить в последний четверг, в раздевалке, после физкультуры). Мельком обшарив карманы плащей и курток и выудив одну черную мелочь, Гоглик с огорченным ворчаньем юркнул в дверь и припустил по лестнице.
За углом стояла незнакомая красавица. Он оглянулся — где Ната? Незнакомка засмеялась:
— Не узнаешь?
Гоглик обомлел. Это была она, но с новой прической, в модных шмотках, даже на каблуках и чуть подкрашена!..
— Тетя из поездки привезла. Идет? — спросила она, отдавая ему портфель.
— Идет?.. Куда?.. — не понял он, жадно осматривая ее и стыдясь своих затасканных штанов и сомнительных тапочек.
— Не куда, а мне идет? Лови такси!
— Далеко едем, молодые люди? — спросил шофер. — А деньги у вас есть?
— К фуникулеру, пожалуйста! — ответила Ната и с заднего сиденья по-взрослому заглянула в переднее зеркальце — помада не размазана? — И деньги у нас есть.
Вот синеет здание фуникулера. Внутри, как всегда, бодро пахнет опилками, машинным маслом, сосной и свежим ветром от медленного огромного колеса с толстенными тросами. Гулко шлепает тряпкой уборщица, гомонят дети, родители жужжат возле кассы. Гид, бойкий юноша, веселит туристов рассказом о том, как инженер-бельгиец, автора проекта, в ночь перед пуском перепроверил расчеты, нашел ошибку и, не дожидаясь утра и позора, застрелился, а вагончики бегают до сих пор, с тысяча девятьсот шестнадцатого года, только иногда пьяные выпадают или старушки калечатся, потянувшись из кабинки за веткой, поэтому просьба не высовываться.
Вдруг колесо заскрипело, замерло. И кассирша объявила, что вагончик опаздывает, потому что наверху ждут каких-то важных гостей, которые никак не могут выйти из ресторана.
— А пошли пешком на Пантеон! — вдруг предложила Ната. — Там тихо, хорошо. Сколько тут торчать?
«На Пантеон?» — недовольно удивился Гоглик. Помимо того, что туда надо сто лет переть пешком, как верблюд, что там делать?.. Среди могил бродить, слезы лить?.. Ни тира, ни кафе, ни каруселей, ни сосисок, ни хачапури... Но надо идти, если Ната хочет. Он всюду пойдет, лишь бы с ней...
На всякий случай Гоглик купил кулек горячих пирожков у старика в солдатских брюках и китайских кедах — не умирать же с голоду среди могил!
Они поплелись по булыжникам за группкой туристов. Гоглик не знал, за что браться — держать ли покрепче пакет с горячими пирожками, тащить ли портфели, помогать ли Нате, разгоряченной от ходьбы. Кончилось тем, что пара пирожков выскользнула на землю. Гоглик обдул их:
— Ничего, чистые. Это святое место! — но Ната строго приказала выбросить, потому что на них могут попасть бациллы и микробы.
С ворчанием:
— Не успеют... — Гоглик не без сожаления швырнул пирожки в кусты. — Пусть крысы едят... Да кто этих бацилл видел? Врет все биологичка.
— Нет, не врет. Не спорь.
Они одолели подъем и, запыхавшись, сели на скамейку. Жужжал, ухал, долетал гудками и сиренами город. За спиной вздыхала белая церковь. Упорно молчал черно-серый мрамор могил. Ходили туристы, перекликались, мельтешили.
— На нервы действуют... тут не почитаешь, — огляделась Ната. — Пошли туда, подальше.
Они перекочевали к забору, устроились на бревнах. Гоглик потянулся за пирожком, а Ната вытащила рукопись, нашла последнюю новую главу.
«Бес летел над горами. Оборачиваясь, видел, как уходит в дымку, покрывается туманами, тускнеет, исчезает Индия, Большая Долина. Одинокие демоны неба парили в вышине, с презрением глядя сверху и зная, что бесу к ним не подняться. Он без опаски посматривал в ответ, вполне ощущая в себе силы постоять за себя — после купания в кипятке все болячки прошли, крыло зажило, а сам он ощущал радостную крепкость.
Рядом с бесом летело что-то темное, непонятное, вроде длинной тени. Это беспокоило его. Уж не Черный ли Пастырь наслал свое воинство?.. Тогда верная смерть. У Пастыря есть особые, лунные, демоны. Они живут в лунных лунках и по приказу срываются на Землю, чтобы проучить строптивых бесов или наказать непослушных ведьм.
Но время шло, а никто не нападал. Скоро бес различил, что рядом с ним летит не кто иной, как его охранник и мучитель — двойник шамана. Его голубоватая оболочка натянута, перекошена, под ней проступают красные нити вен и синеватый остов скелета.
Странно, но вид двойника не напугал и не разозлил, а даже как будто обрадовал. Бес сделал поворот в его сторону, но двойник, уворачиваясь, взял круто в сторону и пошел петлять по струям, крича:
— Лети за мной!
Что ж, он и так летит. Двойник пропал из вида. Но бесу и без него было известно, куда лететь.
Каракумы остались позади. Бес достиг Гирканского моря и начал пересекать его. На дне стояли розовые скалы, а между ними плавали огромные неторопливые рыбины с длинными мордами и горбатыми хребтами. Остовы кораблей четко рисовались в голубизне озера. Лететь над водой было трудно: снизу били горячие воздушные струи, клубами ходил пар, а туман накатывал мерно, как прибой.
— Отдохнем! — в голос взмолился бес.
И вдруг его подхватила упругая волна и понесла на себе. Неужели кто-то другой помогает ему?.. Значит, друг!.. И бес впервые подумал о другом, как о себе, хотя вскоре разобрал, что это не дух, а двойник шамана, который подхватил его и понес.
Они миновали Гиркан и проскочили прибрежную полосу. Внизу начали подниматься горы — знакомые отроги Южного Кавказа. И бес весело бил крыльями, узнавая их.
Быстрей, быстрей!.. В нем забродили искры и свисты. Истошно грянули бубны. Натужно взвыли трубы. Но если раньше они своим грохотом нагоняли тоску и страх, то теперь колотились в одном чудесном ритме, помогая лететь. Бес испускал веселое множество звуков — заиканье исчезло, и он мог выкрикивать целые связки каких-то неизвестных, но красивых слов!
Скоро его начало затягивать в воздушный омут. Он сложил крылья, камнем пошел вниз и рухнул на поляну. Очнувшись, увидел, что лежит в кругу, а шаман с братом Мамуром смотрят на него, словно не видя. Тут же отряхивался двойник. Возле дерева похрапывал конь. А на пне сидел идол Айнину и пялился агатовыми глазами на солнце.
Бес сжался, ожидая побоев, посоха и огня. Закрывшись крыльями, покорно ждал, но не испытывал к хозяину злобы, а наоборот, ощущал какое-то даже счастье — куцее, неведомое, несуразное, но счастье. Ничего не последовало. Шаман и Мамур смотрели сквозь него. Потом Мамур сказал:
— Видишь — он жив и тут.
Бес попытался встать, но не смог покинуть круга. Вдруг он увидел, что рубище шамана в крови, на шее алеет рана, в кустах дергается здоровая, как оглобля, оторванная лапа богомола, трава примята и отдает гарью. Неужели приходил ангел и хозяин бился с ним?.. Спасал?.. Спас?..
Бес виновато поднял глаза. Но шаман уже прятал кинжал и уходил с поляны вместе с Мамуром, который посадил идола в котомку и взвалил на спину. Двойник тронулся верхом на коне: после полета он был так утомлен, что еле держался в седле.
— А я?! — крикнул бес, выдергиваясь из круга и спеша следом.
Но долго идти по острой гальке он не мог, начал отставать и ныть в голос, так что двойник разрешил ему сесть на коня. Взобравшись на круп, бес затрясся задом наперед, глядя на уходящую дорогу, опаленную траву, на суставчатую лапу-оглоблю в кустах и представляя себе, какой бой выдержал тут хозяин из-за него...
Неожиданно конь встал. Бес увидел, как хозяин и Мамур приникли к земле.
— Лазутчики! — сказал шаман.
— Не только... Слышишь топот там, глубже? — возразил Мамур. — Враги! Целый отряд... Два... Три... — считал Мамур. — Миновали перевал. Они уже близко... Надо закрыть ущелье!
Шаман обернулся к солнцу и несколько раз провел рукой по воздуху. Мамур тоже сделал что-то подобное. Солнце на какой-то миг словно усилило свой свет, мигнуло.
— Спасибо, Барбале, что даровало нам еще день тепла! Защитило от мрака и холода! Уберегло от праха! — закричал в ответ шаман.
Потом они стали совещаться. Двойник соскочил с коня и встал наготове.
— Лети в Армазцихе! — послал его сообщить о нашествии шаман, а сам принялся чертить круг прямо посреди дороги.
Кинжал судорожно дергался в его руке, с утробной руганью вонзаясь в сухую каменистую землю. Колотушка, выпав из мешка, пошла с бульканьем скакать по кругу. А Мамур приказал своему бесу-коню подняться на склон и готовить камни. Сам же, очертив свой круг, засел в нем, положив рядом острый корень и зеркальце.
Бес не знал, что ему делать. Несколько раз вопросительно смотрел то на дорогу, то на хозяина, но тот, уставившись в землю, молчал. Бес не посмел беспокоить его и полез по склону вслед за конем, который успел превратиться в черный ком дыма и гремел наверху камнями: обвивался вокруг них, выворачивал и упруго волок к обрыву.
