– Всё, Николаевич, добил ты меня,- Скоблев достал платок, вытираясь, продолжил,- чем же его таким хитрым купили? Они же простые уголовники, чистой воды бандиты, с большой, правда, дороги, но не с такой, чтобы Сергееву перебегать.
– Про это тебе сказать никто не сможет. Имею в виду, "вес" они или не "вес". Но точно дозированную информацию дали они. Это факт. Результат видишь сам.
– Проще говоря, убили.
– Да.
– Скажи, Николаевич, как случилось, что вы его в нашей конторе проглядели?
– Мы его загоняли. Обходным путём. Ведь выявить физическую субстанцию, сам видишь, возможности нет. Полный нелегал. И так шло по нашим прогнозам, что ему деваться некуда. Он должен был всплыть на поверхность. Ну кто, скажи мне, смог бы предположить, что он в Комитете отсидится. Вот и пойди его сыщи. Вернёмся к нашим воронам, московским. Алексея "убили", подтолкнув к самоубийству.
– Может, его подловили на внешнем сбросе?- высказал мысль вслух Скоблев.
– Тьфу, на тебя, Анатолий. Агентом Алексей быть не мог. Это исключено. Он понял, что ему дали в руки смерть. И чётко знал, почему и для чего. Что его смерть вызовет, просчитал и сделал. От этого давай и крутить.
– Георгий Николаевич, свою собственную смерть просчитать? Это кем надо быть?
– Самоубийцей. Весьма хладнокровным.
– Не могу увязать,- замотал головой Скоблев.
– Цель, которую преследовали, могла быть достигнута многими путями. Ему их показали. В том числе и с его смертью. И он выбрал свою смерть. Тяжело, но выбрал.
– Другое что-то исключалось?
– Для Алексея, видать, да. Раз он на "это" решился.
– Семья?
– Что ты. Они на гадость такую не могли пойти. Ты хоть где-то в материалах видел такой факт с их стороны? Нет. Крови много, но родных и близких они не трогали. Этакие убийцы-кровопийцы, но с нравственностью.
– Что ж они Ивановича с их способностями не убили?
– Здесь, думаю, другое дело. Эффект. Доходит?
– Начинаю соображать. Понемногу.
– Подходим к цели. Их цели. Где её искать?- Давыдов сел. (Всё это время он ходил).- Бездна.
– Что ж он записки не оставил-то?- в сердцах произнёс Скоблев.
– Тут каждый по интеллекту своему рассчитывает. Для него это было просто. Раз так, то и другим нечего объяснять.
– Может, они таким путём предупредить кого-то хотели?- Скоблев посмотрел на Николаевича вопрошающе.
– Один человек, причём любой, не цель для них. Группа тоже. С натугой и потерями, но всё Политбюро ЦК сделали бы. Наверное, другое что-то. А вот то, что времени на это много уйдёт, это точно. Скорее тут собака зарыта.
– Вбили клин изнутри?
– Слушай! Именно клин. Ведь каждый сейчас потянет одеяло на себя. Будет свою задницу прикрывать. Генеральный нынешний не великого ума, прямо скажем, так, середняк. А эти будут лязгать зубами, кто за идею, кто за власть, кто из корысти, кто за простую кость. Чувствуешь? Будут жрать себя и друг друга изнутри. Они и раньше-то не очень ладили, а теперь и подавно перегрызутся.
– Ему или им это что даёт?
– Хотел бы я знать, у него не спросишь. На что-то ставил, раз на такое полез. Видать, с его колокольни, есть выгода. Но всё равно, что бы ни вышло, ждать, Анатолий, ждать.
– Так ведь и он, поди, не дурак. Заляжет. Да и потом, кто подтвердит, что работавший у нас под фамилией Крестовский и звонивший Ивановичу – одно лицо?
– Это только интуиция может подсказать. Ещё дьявола, если на мокром поймать и трясти, то, наверняка, выдал бы. "Несси" наш с рогатым недружен. То, что он ляжет, это точно. По косвенным данным выяснилось, что подпольные промыслы в том секторе, где я его предполагал, ещё осенью начисто "выбрили", с людьми рассчитались сполна и, похоже, что надолго. Могли и дверью хлопнуть на прощанье. Там, кстати, месяца не прошло, уже стали разборки происходить за разделы. И ещё в подтверждение тому большое количество местных старожилов свои дома продали и тоже отбыли в места более тёплые. Пошли, Анатолий. Время к председателю. Ненавижу похороны,- Давыдов встал. – Не спи, Анатолий.
– Ах, да!- вскинулся, сидевший в задумчивости Скоблев.- Идём. Что-то мне нехорошо.
– Мне тоже не сахар,- Давыдов был в дверях.
Хоронили на Ваганьковском. Присутствовало много людей. Сотрудники комитета, министерства внутренних дел, армейские чины, родственники. Пришли проводить в последний путь и первые лица страны. Помпезности не было. Покойного, как было принято, не выставляли на показ, он до погребения находился дома. На этом настояла жена и отец жены. У Сергеева близких родственников не было. В морозном декабрьском воздухе витала скорбь. "Очень много пограничников,- отметил для себя Скоблев.- Почему? Иваныч не был связан с пограничниками, не служил там и даже косвенно не имел к ним отношения".
Пограничников, действительно, было много. В основном, молодые люди от лейтенанта до майора. Стройные, подтянутые, аккуратно одетые, с черными повязками на рукавах шинелей, они чётко и без суеты распоряжались, не привлекая к себе внимания, быстро делая необходимую работу. Служителей кладбища в чёрных куртках не было. Высшее руководство говорило короткие речи поминания, родственники прощались. Потом бросали горсти смерзшейся земли. Пограничники быстро и ладно засыпали могилу и справили аккуратный холмик, установили деревянный обелиск и положили первыми цветы. Это были огромные белые розы. Живые белые розы. Дали три залпа из карабинов. Пришедшие проститься, постояв у могилы с непокрытыми головами, стали расходиться по своим машинам, многие садились в два "Икаруса", чтобы ехать на поминки. На выходе с кладбища рядом со Скоблевым оказался Давыдов. Ничего не говоря, он пожал Скоблеву руку выше локтя и сунул в ладонь клочок бумаги. В машине Скоблев прочел записку. "Толя, оформи пропуск на капитана погранвойск Старыгина Сергея Владимировича, на 18.00. Давыдов".
В 17.58 в кабинет Скоблева вошёл Давыдов. Присел на стул у стола, тут же раздался стук в дверь.
– Разрешите,- на пороге стоял молодой, выше среднего роста, чисто выбритый капитан-пограничник.
– Входите,- дал добро вместо Скоблева Давыдов и, поднявшись навстречу, пожал капитану руку.- Вот, Анатолий, позволь тебе представить,- Давыдов поперхнулся и, откашлявшись, спросил у капитана,- как тебя представить?
– Как угодно,- ответил тот,- мне всё равно.
– Это, Анатолий, тот, кого мы хотели лицезреть. Наш "Несси". Сам. Собственной персоной. Без приглашения и по личной инициативе,- Давыдов смолк.
Скоблев вгляделся в сидящего перед собой. Светлые русые волосы, чуть с дымком голубые глаза, правильные черты лица, прямой нос, широкий подбородок с ямочкой. Он не был похож на того с фотографии. Абсолютно. Сидевший капитан был явно другим человеком.
– Без сомнений? – спросил Скоблев не то Давыдова, не то капитана.
– Да,- Давыдов утвердительно качнул головой.
Скоблев поднял трубку и, набрав номер, произнёс: "Баратов, двух человек ко мне в кабинет. Быстро".
– Не глупи, Анатолий,- Давыдов стал привставать.
– Не надо,- капитан рукой осадил его назад.- Пусть делает, как хочет.- На его лице не дрогнул ни один мускул. Он достал удостоверение, пистолет и положил на стол.
– Во внутреннюю тюрьму,- обращаясь к двоим вошедшим, сказал Скоблев, указывая на вставшего со стула капитана. Тот, заложив руки за спину, двинулся из кабинета.
– Ты своё решение не изменишь?- вставая, спросил Давыдов.
– Нет.
– Тогда бывай. Больше говорить не о чем,- и вышел.
Оставшись один, Скоблев выждал минут десять и потянулся к телефону. Поднять трубку не успел. Звонок опередил его. Это был городской телефон.
– Здравствуй, Анатолий,- голос "шефа" звучал с металлическим оттенком.- Узнал?
– Да, Георгий Александрович.
– "Этот" у тебя?
– Да. Только что отправил во внутреннюю.
– Сделай так. Выслушай и отпусти.
– Почему?
– Так надо. Потом тебе объясню. И не мешкай.
– Хорошо,- после долгого молчания произнёс Скоблев. Услышав его ответ, "шеф" положил трубку.
Скоблев набрал номер начальника внутренней тюрьмы.
– Баратов. Это снова Скоблев. Давай капитана ко мне в кабинет. Накладка вышла,- и отсоединился.
– Вы свободны,- сказал Скоблев сопровождавшим капитана,- а вы присаживайтесь,- обратился к Сашке.
– Хотите знать, почему ваш "шеф" вам так быстро позвонил?- присев на стул, спросил Сашка.
– Мне никто не звонил,- оборвал его Скоблев.
– Ваш "шеф" – дерьмо. Мои люди там уже сутки. Вся его охрана в подвале. Сам представляется больным. От того, как вы поступите, зависит его жизнь. Его удавят, как щенка, если я не выйду через три часа из этого здания. Повесят. Не слишком ли много будет самоубийц?
– Сначала я хочу задать вам несколько вопросов,- Скоблев откинулся на спинку стула.
– Условия, Анатолий Давыдович, ставить буду я,- не моргнув глазом, заявил Сашка.- Вы видели пограничников на похоронах?
