У Девадатты захватило дух. Сейчас он не чувствовал ни усталости, ни боли.
— А я… могу научиться летать?
— Думаю, можешь.
— У меня есть душа?
— Это знаешь только ты.
— Я не знаю этого.
— Значит, ты должен понять себя. Поймешь себя — поймешь все. Строители каналов подчиняют воду, лучники — стрелу, плотники — дерево, а мы, шраманы, самих себя. Месяц назад я велел Кашьяпе заняться тобой. Он помог тебе?
— Сегодня я чуть не убил его, — с отвращением сказал Девадатта.
— Тогда он достиг цели. Пойми: люди, приходящие сюда, слепы. Они хотят для себя блага, которое понимают как удовольствие. Они не знают, что удовольствие неразрывно связано со страданием, радость — с болью, добро — со злом, правда — с притворством. Кашьяпа — грубый старик, но он знает, что делает. Если бы мы не лишали людей иллюзий о них самих, не было бы никакого роста. Сегодня ты почувствовал стыд, боль, ярость, отчаяние. Ты дошел до крайней точки падения и только теперь можешь двигаться дальше. Если ты очистишь от скверны свой ум и поборешь лихорадку страсти, то увидишь свою душу, своего внутреннего господина.
— И я смогу летать?
— Возможно.
— И на выдохе выскальзывать через собственное горло?
— Пожалуй.
— И путешествовать вне тела?
— И путешествовать вне тела.
— А ты… согласен учить меня?
Сиддхарта бросил на него оценивающий взгляд.
— Когда я сменил одежду царевича на запыленную повязку вокруг бедер, я готов был идти до конца.
— Я готов идти до конца.
— Настоящий ученик хладнокровен и бдителен.
— Я стану хладнокровным и бдительным.
— Настоящий ученик упорен и вдумчив.
— Я стану упорным и вдумчивым.
— Ты должен смирить свое «я».
— Я согласен, если… Если ты будешь моим учителем.
— Тебе потребуется сдержанность зрения, сдержанность слуха, сдержанность речи, сдержанность тела и сдержанность мысли. Если твоя мысль будет направлена на страсть, тебя унесет потоком желания.
— Я буду сдержанным.
Сиддхарта Львиноголосый тряхнул головой, отчего его черные волосы рассыпались по плечам.
— Завтра я собираюсь покинуть Джетавану, дабы вкусить сладость уединения.
— Ты уходишь? — поразился Девадатта.
— Кашьяпа и без меня тут управится. Я пойду на юг, и это не будет прогулка по дорожкам, посыпанным белым песком. В Магадхе немало вратьев[6], в джунглях юга скрываются племена курчавых дикарей, там не перевелись нечестивцы, приносящие в жертву людей. Ты готов стать моим спутником?
— Я не трус, Сиддхарта. — Девадатта нерешительно улыбнулся. — А правда…
— Что?
— Что ты умеешь создавать из воздуха золотые слитки?
Сиддхарта тихо рассмеялся.
— Этому я тебя учить не стану.
Его голос был сильным и нежным, как зов кукушки.
Глава V
ДЖЕТАВАНА-ПАТАЛИГАМА
Путешествовать с Сиддхартой Львиноголосым оказалось куда увлекательнее, чем слоняться без дела по Джетаване или вместе с Кашьяпой копаться в своем прошлом и вспоминать прежние воплощения. В один день все переменилось. Из рядового ученика, который уже помышлял о бегстве, Девадатта стал спутником учителя, его единственным спутником! Сиддхарта явно питал к нему, Девадатте, расположение. Это было странно и не очень-то вязалось с загадочными речами брата о желаниях и привязанностях, но Девадатта не мучил себя раздумьями на этот счет. Главное — все изменилось.
Их путь лежал на юго-восток. Возле Шравасти они встретили процессию из шести слонов. Слонов сопровождали конные ратники — это Видудабха, наследный принц Кошалы, возвращался с прогулки. Девадатта с восторгом разглядывал могучих животных, однако ни слоны, ни зонты царства, ни стяг с темно-синим лотосом, ни сам наследный принц Видудабха, тучный человек с угрюмым лицом, не привлекли внимания Сиддхарты. Погруженный в свои высокие думы, он даже не поднял голову.
Впереди лежали земли маллов и ваджей. Кушинар, главный город племени маллов, маленький, захолустный, похожий на большую деревню, не понравился Девадатте. На постоялом дворе, где они остановились на ночлег, юноша до утра не сомкнул глаз, слушая спор двух жрецов о засухе. Один из жрецов полагал, что засуху можно победить с помощью змей. Он утверждал, что у змей существуют свои варны, причем кобры — это брахманы, удавы — кшатрии, травяные и водяные змеи — вайшьи, а гадюки — шудры. Дождь, по его мнению, вызывался с помощью водяных змей. Его оппонент уверял, что прекращению засухи может способствовать свадьба двух лягушек, помазанных куркумой и торжественно сожженных на костре из сандаловых поленьев со множеством цветов. К концу ночи сторонник лягушачьей теории стал медленно одолевать своего противника, сделав упор на том, что его способ надежнее и древнее, поскольку лягушки существовали с начала кальпы, а змеи возникли гораздо позже от копания земли.
Наутро они двинулись через рощу деревьев сал к реке Хираннавати, где женщины камнями разбивали тростник для подушек Они совершили омовение и целый день шли до деревни Пава. В пути они встретили двух шраманов, один из которых кричал петухом, а другой лаял собакой. Сиддхарта произнес речь о том, что легкомыслие и приверженность ложным взглядам губят отшельника подобно тому, как вьющееся растение малува губит дерево сал.
Ночевали в манговой роще кузнеца Чунды. Рощей эти несколько чахлых деревьев с побуревшей листвой можно было назвать только в приступе благодушия, но поскольку хозяин-кузнец угостил их парной свининой, Девадатта остался доволен. Отсюда начиналась дорога на Вайшали, столицу личчхавов. Они прошли несколько деревень, которые отличались только названиями (деревня Джамбу, деревня Манго и деревня Слонов), где в тени тростниковых хижин сидели черные старухи, обмахиваясь пальмовыми листами, а голые дети, строившие на дороге шалаши из палочек и камней, смотрели на них вытаращив глаза.
Дальше была деревня Бханда. Здесь им встретился мошенник, продававший порошок из красной глины под видом лекарства от лихоманки, а Сиддхарта сказал речь о четырех вещах, которые уничтожают перерождения, — о нравственности, сосредоточении, постижении и освобождении. На следующий день они пришли в Вайшали.
Столица личчхавов и родина Махавиры запомнилась Девадатте большим количеством смуглых мужчин с обнаженными торсами. Воины с кинжалами у пояса щеголяли друг перед другом рубцами от неприятельских стрел. В южной части города кипела работа. Здесь строили стену из камней, скрепляя их известью, как сказали Девадатте — для защиты от враждебных магадхов.
Потом была роща, где они повстречали крестьянина, искавшего потерявшегося вола, девочку, копавшую землю деревянной мотыжкой в поисках целебного корня, и обнаженного юношу, сидевшего под смоковницей-ашваттхой. Юноша прятал лицо в коленях; своими распущенными волосами он напоминал духа дерева, покинувшего свое убежище. Это оказался сын ювелира из Вайшали. Он забавлялся в роще с танцовщицей, но та сбежала, украв его одежды. Сиддхарта ободрил несчастного, прочитав ему наставление о том, что человек сам совершает зло и сам оскверняет себя, ибо чистота и скверна связаны между собой и одному не очистить другого.
Потом была брахманская деревня, название которой Девадатта не запомнил, где Сиддхарта поведал ему о четырех благородных истинах. Эту речь подслушал маленький жрец с оттопыренными ушами. «Истины — это истины, почему ты называешь их благородными?» — спросил он, когда Сиддхарта закончил. «Низким людям открываются низкие истины, а благородным — благородные», — отрезал Сиддхарта. На следующий день они достигли Ганга.
Вода стояла низко по причине засухи, они отыскали брод и перешли на другой берег. На другом берегу начинались владения магадхов. Здесь трудились строители, возводившие крепость, как объяснили путникам — для защиты от коварных личчхавов.
Вельможа, наблюдавший за строительством, почтительно попросил золотистого отшельника, видом подобного Брахме, рассказать о будущем крепости. Сиддхарта согласился и ушел в глубокую медитацию.
Пока он предавался созерцанию, Девадатта гулял по окрестностям. В лесу он набрел на святилище под корнями дерева нигродха. Гладкие коричневые корни, возвышаясь над землей, образовывали подобие пещеры. Внутри обнаружились пальмовые листья с магическими письменами, закопченные бамбуковые и глиняные сосуды, пучки травы дарбхи, решето с высохшими зернами риса, посох, увенчанный изображением черепа, гирлянды из змеиных костей, берцовая кость человека и алтарь, сложенный из камней.
Все это были недобрые, внушающие страх находки. Девадатта решил, что попал в заброшенное святилище вратьи, одного из тех колдунов, что разбрасывают на дорогах гнилые веревки, протыкают заговоренным кинжалом следы и насылают болезнь, намазав лист пальмы смесью испражнений осла, человека и свиньи. Убедившись, что поблизости никого нет, он взял палку, переколотил горшки, разметал пальмовые листья и обратил в труху гирлянды из змеиных костей.
