Агабаба чувствовал, что Кумган тоскует по квартирантам, и то, что Кумган тоскует по таким недостойным людям, больно ранило Агабабу.
В этот день в полдень Агабаджи опять приготовила из ячменной муки болтушку и поставила перед Кумганом; но Кумган не дотронулся до болтушки, посмотрел на железную миску, на Агабабу и залаял на Агабаджи.
Агабаджи очень расстроилась.
-ї Ну что? Чего ты хочешь? - спросила она. Кумган опять залаял на Агабаджи и с ненавистью, с откровенной ненавистью посмотрел на болтушку в миске. Агабаджи сказала:
- А-а-а... Я знаю, он шашлык хочет! И в это времяї Наиля,ї стиравшая белье у колодца, сказала:
- И я тоже шашлык хочу...
Фируза,її сидевшаяї сї книгойї подї верандой,ї сказала:
- И я тоже шашлык хочу... Кямаля сказала:
-ї И я тоже шашлык хочу... Амаля сказала:
-ї И я тоже шашлык хочу... Дилыпад сказала:
-ї И я тоже шашлык хочу... Беюкханум сказала:
- И я тоже шашлык хочу...
Агабаджи, оглядывая одну за другой своих дочерей, думала о своем еще не родившемся ребенке. Эта кроха, наверно, тоже хочет шашлык, потом посмотрела на Агабабу, у которого сегодня был нерабочий день...
...А назавтра Кумган исчез...
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Серебряного Малика называли серебряным Маликом не потому, что намекали на его богатство, в таком случае его называли бы золотым Маликом, ибо, как говорила маклерша Зубейда (всем было известно, что нет ничего такого, чего не знает маклерша Зубейда!), золота у серебряного Малика было столько же, сколько в английском банке; серебряного Малика называли серебряным Маликом потому, что серебряный Малик беспрестанно повторял, что серебро - самая полезная вещь для здоровья, и дома у него все ножи и вилки, рюмки и даже тарелки были серебряные, причем в доме серебряного Малика эти вещи ставились не только перед гостями, его двенадцать детей, он сам, жена, мать, теща, свояченица-вдова и семеро детей свояченицы-вдовы во время завтрака, обеда и ужина пользовались только серебряными вилками, ножами и тарелками. Что поделаешь, у каждого свой характер, и, как говорится, одни живут для того, чтобы есть, другие едят для того, чтобы жить...
Шашлычная серебряного Малика располагалась довольно далеко от поселка, в самом конце пляжа, на песчаном холме и называлась "Гвоздика", потому что была якобы не шашлычной, а чайной и люди будто бы приходили сюда пить гвоздичный чай; конечно, что касается чая, то чай здесь пили, но не на голодный желудок, а после шашлыка из свежей осетрины и севрюги, из молочного барашка, из кур и индюшек, пили также после люля-кебаба, кутабов, дюшпере, кюрзы, хингала, короче говоря, после самых вкусных блюд на свете. Когда речь заходила об этой шашлычной, библиотекарь Наджаф негодовал, говорил: посмотрите на него, устроил из государственной чайханы шашлычную, рыбу и все прочее покупает на свои деньги у спекулянтов, потом готовит и в десять раз дороже продает людям, как будто отец серебряного Малика амбал Исрафил завещал эту чайхану серебряному Малику в завещал грабить народ и никого не бояться - ни ревизоров, ни контролеров, ни кого-либо другого; мясник Ага-киши, слушая эти слова библиотекаря Наджафа, говорил: слушай, все это дело добровольно, пусть не ходят, пусть не обедают в шашлычной серебряного Малика! Библиотекарь Наджаф так отвечал на эти слова мясника Ага-киши: те, кто ходят в шашлычную серебряного Малика, и сами такие же, как серебряный Малик.
У серебряного Малика шашлык готовил Гаджимамед-киши, люди называли его Мангалом, потому что он с самого утра разводил огонь в мангалах, стоявших рядами за шашлычной, нанизывал мясо на шампуры, и в чистые, безветренные летние дни с чердака дома Агабабы, если внимательно присмотреться, можно было увидеть дымок над шашлычной серебряного Малика.
В тот день у Агабабы был нерабочий день, а в дни, когда он не работал, ухаживал за своим огородом и двором, отдыхал в доме, одним словом, он стал жить как и раньше; все снова вернулось в свою колею, запах готовившихся Калантаром-муаллимом шашлыков, можно сказать, выветрился со двора, этот двор, этот дом, эти деревья понемногу забывали неприличные голоса с пластинок Амины-ханум и даже как будто не очень хорошо помнили совсем недавно здесь жившую белую собаку с черными глазами.
Ровно шесть дней и шесть ночей минуло с тех пор, как она пропала, и Агабаба даже думал, что Кумган отправился в Баку, нашел там этих квартирантов и теперь живет у них; Агабаба подумал об этом и забеспокоился, потому что, если Кумган и разыскал их, те люди не стали бы держать Кумгана у себя; потом Агабаба пошел в скалы поискать свою собаку, может быть, Кумган в скалах живет, и поселковые ребятишки, увидев Агабабу, разбежались (поселковые ребятишки иногда днем потихоньку забирались в скалы и подсматривали за городскими парнями и девушками, которые, как будто в Баку им места мало, приезжали сюда миловаться), но сколько ни искал Агабаба, Кумгана не обнаружил, и охотник Фазиль сказал Агаба-бе, что Кумган, наверное, вообще убежал из этих мест.
В этот ясный безветренный день в самом конце августа Агабаба, взяв молоток и гвозди, поднялся на лестницу, чтобы укрепить доски навеса, и, увидев слабый дымок, поднимающийся над шашлычной серебряного Малика, внезапно понял, что должен сделать, причем сделать непременно сегодня же.
Агабаба спустился с лестницы, отнес в кухню молоток и гвозди, потом, поднявшись наверх, сказал Агабаджи и девочкам, занятым каждая своим делом:
- Собирайтесь, идем есть шашлык!
Причем Агабаба сказал это тоном, не терпящим возражений.
Наиля пошла к соседям, Амаля побежала звать Наилю, Дильшад, сбегав к берегу моря, позвала Нухбалу, Агабаджи достала из шкафа крепдешиновое платье, которое давно не надевала, погладила его, погладила белую рубашку Агабабы с короткими рукавами, девочки, набрав воды из колодца, вымыли руки и ноги, и после получасовой подготовки, впереди Агабаба, за ним Агабаджи с девочками, а в самом конце - Нухбала, выйдя из своей калитки, направились к шашлычной серебряного Малика.
Амиргулу опять где-то перебрал и, сидя под тутовым деревом на улице, прислонясь к толстому стволу спиной, напевал:
Я - на фронте, я - на фронте,
И уж вы со мной не спорьте,
Я палю из пулемета,
Подбиваю самолеты!
А Хейранса стояла на балконе своего дома и, увидев Агабабу с семьей, смущенно спряталась за занавеску, от стыда за Амиргулу она даже не могла спросить, куда это в такую жару идет разряженное в пух и прах семейство Агабабы; правда, и без того завтра в поселке узнают, куда ходила семья Агабабы. Хейранса прошла в комнату, потому что вскоре должен был прийти мастер Мартирос для того, чтобы соскоблить рисунок со стены (в последнее время мастер Мартирос прилично зарабатывал, потому что теперь в поселке стало модно иметь голые стены и все спешили избавиться от рисунков на стенах; завтра мастер Мартирос должен был прийти к Агабабе).
От жары все разбрелись по своим дворам, и на пустынной улице первым встретил семейство Агабабы охранник Гасанулла. Охранник Гасанулла широко улыбался, только крыльев ему не хватало, чтобы взлететь, он прижимал к груди двух щенков: это были маленькие, кудрявые щеночки кофейного цвета, и охранник Гасанулла сказал:
- Ты видишь, что я купил, а?! Эта порода называется пудель! Брат и сестра! Видишь, какие красивые?!
Было ясно, что охранник Гасанулла опять отдал все, что имел, чтобы купить этих удивительных собак, кобеля и сучку, значит, рассчитывает на потомство...
- Да, очень красивые! - сказал Агабаба и добавил: - Молодец!
Потом они встретились с библиотекарем Наджафом, библиотекарь Наджаф, нацепив очки, сидел в тени инжирового дерева перед своим домом и читал свежие газеты, увидев Агабабу с семьей, поздоровался и спросил:
- К добру ли, куда это вы, Агабаба-муаллим? (Библиотекарь Наджаф ко всем мужчинам села обращался с этой уважительной приставкой к имени; однажды мясник Ага-киши даже рассердился, мол, я всю жизнь был мясником, зачем мне этот парень говорит "муаллим"? А садовник Асадулла объяснил, что библиотекарь Наджаф для того говорит всем "муаллим", чтобы люди и его самого тоже называли "муаллим", объяснение садовника Асадуллы сразу до всех дошло.)
- Идем гулять.
- Ну что же, счастливо вам погулять,- сказал библиотекарь Наджаф и снова начал перелистывать газеты, во всех этих краях невозможно было найти второго такого читателя газет, как библиотекарь Наджаф, ведь библиотекарь Наджаф подписался даже на эстонскую газету на русском языке, чтобы знать, как там в Эстонии дела.
Конечно, если бы библиотекарь Наджаф знал, что Ага-баба со всем своим семейством идет в шашлычную серебряного Малика, он бы этому не поверил, потому что Агабаба, по мнению библиотекаря Наджафа, был настоящим мужчиной, даже больше того - праведником...
Семейство Агабабы вышло к морю и двинулось по песку в сторону шашлычной серебряного Малика.
