Они раскачивались.
Лучи света не могли пробиться к манежу сквозь плотные клубы пыли, которые парили над ним, то разбухая, то сжимаясь. Люди, которых Клокман заметил на другой стороне зрительного зала, неторопливо приближались. Теперь можно было разглядеть музыкальные инструменты, похожие на колокола, которые они несли, нацепив их на шею.
Уборщицы оторвались от работы и поглядывали по сторонам, опершись на черенки своих метелок.
Послышались глухие раскаты грома.
Клубы пыли сотряслись от грохота. Музыканты еще пуще наяривали на своих мандолинах: трынь-трынь-трынь!
Бах!
Бабах!
Крупинки пыли завибрировали.
Слева выбежала третья группа музыкантов. Прижав ладони ко рту, они неслись вприпрыжку по рядам зрительного зала к балкону с музыкантами, играющими на мандолинах.
Свет на балконе вспыхнул еще ярче.
Музыкальные инструменты, похожие на колокола, оказались при ближайшем рассмотрении большими литаврами. Другие музыканты, которые недавно зажимали себе рты ладонями, заиграли на крошечных флейтах:
Фьють! Фьють-фьють! Фьють!
Бах!
— Оркестр собирается, — сказала Рагуза. — Вы не представляете, как все зазвучит, когда они грянут разом.
— Могу вообразить, — отозвался Клокман, собравшись с духом. Ему показалось, что в воздухе с треском рассыпаются искры от бенгальских огней. В голове у него все затуманилось.
— Вижу, ты уже освоился! — Рагуза не удержалась и погладила Клокмана по волосам, а заодно потрепала его за подбородок.
— Посмотри, вон артисты, — проворковала Рагуза, указывая на манеж.
Там в полутьме танцевали свиньи. Вокруг них стояли на задних лапах овчарки.
На оркестровом балконе появился какой-то великан.
— Я просто покажу тебе все по порядку!
Они вошли в грузовой подъемник и поехали вниз. В этом лифте, похожем на уличную туалетную кабинку, стоял запах крупных хищных кошек.
— Это дирижер!
— Этот чернокожий? Такой дылда? — Клокман поднял руку над головой.
— Да, наверное, такой, — усмехнулась Рагуза.
Перегородки в подъемнике были дощатые.
Опускался он быстро.
Как-никак, еще один рекорд. — Ростом дирижер был не меньше пятерых простых смертных.
— Высокая должность, — сказала Рагуза.
Клокман ее не слушал. Он думал лишь об одном: как бы справится с такой лавиной рекордов, — куда подевалась записная книжка? Офисная папка лежала в чемодане; да ведь она в пиджаке! — а потом получить свои деньги.
Деревянные стены подъемника были исполосованы глубокими царапинами.
На миг Клокману показалось, что он очутился в сейфе, летящем в бездну: разбиться вроде не должен!
Красные волны.
Клокман взглянул наверх: две балки, уложенные крест-накрест. Ногти на пальцах у Рагузы были похожи на хрустальные шипы. На ракушки. Сгущалась тьма.
— Мы вовсю используем пространство под трибунами!
Снизу доносился стук, потом послышался грохот. Кто-то повизгивал.
— Слышишь? — спросила Рагуза. Она подошла вплотную к Клокману. По ее лицу струились блестящие капли пота.
Лифт задрожал и остановился.
— Я вот думаю, работы-то сколько, — вздохнул Клокман. — Но с другой стороны — деньги!!!
Рагуза рассмеялась. Хриплый смех.
— Ты только о работе и думаешь?
— Кроме работы, у меня ничего нет.
Рагуза кивнула, и красиво взбитые локоны у нее на голове закачались: «Желания должны быть необузданными, верно? Иначе, зачем они нужны, — она снова засмеялась. — Хотя кому я это рассказываю?»
Неужели он ее чем-то обидел? Может, он был недостаточно вежлив? Может, случайно ляпнул что-то не то? — Озадаченный, он метнулся вслед за Рагузой, которая уже вышла в широкий коридор. Он поправил узел на галстуке; одернул манжеты. — Сырые каменные плиты.
Хотя пахло в коридоре как в зверинце, он был похож на красивую аркаду, на полузатопленный неф. Трудно сказать, почему.
Может, из-за того, что все звуки здесь напоминали стоны? Или из-за туманного света, тонкие лучи которого пробивались сюда из отдаленных арок?
— Это выход на манеж? — спросил Клокман.
По всей длине коридор слегка загибался, справа и слева в стены были вмонтированы тяжелые решетчатые двери. Между прутьев торчали темные пучки соломы.
Это тюремные камеры!
Вдали послышался шум: это дребезжали большие корыта в руках носильщиков, одетых в рабочие халаты. Платье Рагузы зашуршало. По коридору к ним поплыл пахучий пар, который валил от пищи. Чуть дальше устроили возню львы.
Пилоны.
Тут путь им преградила жестяная лохань, наполненная манной кашей. Клокман попробовал кашу на вкус.
В лохани лежал крокодил!
В круглой камере прямо перед ними нежилась огромная ящерица! Как великолепны были ряды ее отливающих перламутровым блеском зубов. — Она разлеглась, разинув пасть, и поводила из стороны в сторону узкими глазами. Служители отогнали львов.
Странно! На боку у крокодила, между панцирем и более светлой кожей на брюхе, тянулась кайма с застежками. Не панцирь, а какой-то чехол для ковра.
Тут были и тигры. Бенгальские тигры. Они точили когти о прутья решетки. Золотистый мех с черными разводами. Полосы света и тени на мордах. Вечная тьма.
Увидев Рагузу, тигры подскочили к решетке, радостно подпрыгивая на мягких лапах и вытягивая морды.
— Сегодня гуляш с рисом, — сказала Рагуза.
— А спагетти? — заскулили тигры, задрав хвосты.
— Цыц!
Тигры расплакались! Они подняли лапы!
Клокман увидел, что по прелой соломе разбросаны поломанные ножи, вилки, ложки. Тут было все. — Напротив сплелись в клубок летучие мыши. Твари величиной с человека! Они сложили крылья, завернувшись в них, как в одеяло.
— Хорошо устроились, — сказал Клокман.
— Да неужто?!!
Чем-то резко пахнуло. Служители как раз поставили в клетку несколько упаковок с молоком. Пластиковые коробки в грязной жиже.
— Ну, живее! — крикнула Рагуза летучим мышам. — Те нехотя приподняли поросшие мехом головы и зашевелились. Они зашлепали по лужам: вот как! Они не просто сползли на пол! Они умеют ходить на двух лапах!
В следующей камере в дальнем углу лежала тропическая змея толщиной с дерево, покрытая дивным узором!
Розовые звезды! Роскошный экземпляр!
Она, кряхтя, повернулась и закатила зрачки. Возле головы под кожей то набухал, то сжимался какой-то ком.
— Что ей сегодня давали? — спросила Рагуза служителей, бледных, довольно чахлых парней. Некоторые из них напялили на себя ливреи, как музыканты.
— Кажется, омлет с ветчиной, — сказал один из них.
Тут кожа на боку у змеи лопнула! — Клокман разглядел сперва человеческую руку, потом — грязные трусы.
Дыра разрасталась!
Рука резко потянулась к разбросанным по полу бутылкам пива и схватила одну. — Из нутра удава раздался вопль! Кричала женщина!
Тут Клокман догадался!!!
Внутри этих животных обитали люди! В тесноте, да не в обиде, как говорится! Фантастика!
Человеческие симбионты лезли из нутра змеи. — Вон голова! Женщины! Мужской зад!
— Откуда взялись эти люди? — спросил Клокман, разинув рот от удивления.
— Из публики, — Рагуза засмеялась и подняла руку, вытягивая указательный палец.
— Сами вызвались?
Обитатели змеиного нутра, которые уже подобрались к решетке, — взъерошенные, заскорузлые, запаршивевшие, — с восторгом закивали.
— Даже не верится, — сказала Рагуза, — нам некуда девать желающих! Ну-ка, брысь.
Узнав об этом, Клокман, ясное дело, уже без особого интереса прошел мимо спящих на жердочках орлов, мимо слонов и даже мимо бассейна, в котором плескались хищные рыбы. Через край бассейна переливалась вода. Служители, орудуя большими черпаками, вываливали туда корм для рыб, похожий на рагу, которое, клубясь, быстро смешивалось с водой.
Рагуза стояла перед Клокманом в чем мать родила. Ее щеки побагровели, веки над глазами серебрились, губы были обведены розовой помадой. Копна взбитых локонов, темных вперемешку со светлыми, была раза в два больше головы, видимо, она прицепила еще и пряди искусственных волос.
Они поднялись на лифте. Бах-бах, гремели барабаны. Издали долетали звуки мандолин: тра-ля-ля, тю-тю-тю.
— Вот мой кабинет, — сказала Рагуза. Из мебели тут была только двуспальная кровать.
Клокман то и дело спотыкался о разбросанные по полу подушки.
— Кино! — На изогнутых дугой стенах, служивших экранами для кинопроекторов, вечерний ветер трепал платаны, которые обрамляли кадр. — В центре кадра, на площади и улице, темнели спины столпившихся людей. Они кашляли. Сияли скаты шатров.
— Рабочий день кончился! Вот они и здесь, — Рагуза принялась расстегивать свое золотистое платье.
Отдых после трудового дня: посетители торопились. Они выстроились в четыре очереди. На заднем плане виднелись жилые кварталы города и телевизионные антенны в ореоле электрического света. Тающие надстройки на крышах. Дрожащие во тьме световые рекламы.
