— ААААААААА!!! — заорал Джереми не своим голосом и вскочил на ноги прямо в кровати. В конце концов, ему было всего шесть лет. Он, конечно, учился аж во втором классе, читал по утрам мудреные взрослые газеты и снисходительно называл своего старшего брата, восьмилетнего Лу, «ужасно инфантильным». Но все равно Джереми был всего лишь маленьким мальчиком, и когда что-то холодное поползло по его левой ноге прямо в его собственной кровати, он имел полнейшее право не своим голосом заорать:
— ААААААААААААААА!!!!!
— АААААААААААААААААААААААААА!!! — заорал в ответ какой-то ужасный человек, лежащий прямо рядом с Джереми, и тоже вскочил на ноги прямо у Джереми на кровати. Кровать спружинила, Джереми чуть не стукнулся головой об стенку и от ужаса еще громче заорал:
— АААААААААААААААААААААААААААААААА!!!
— ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!! — заорал в ответ незнакомый человек страшным голосом, — Джереми! Джереми! Чего ты орешь?!!!
На секунду в спальне Джереми и Лу воцарилась тишина.
— Лу? — изумленно спросил Джереми, едва отдышавшись. — Балбес, что ты делаешь в мой кровати? Ты трогал меня холодными ногами, и мне приснился кошмар! А ну брысь отсюда! — и Джереми даже толкнул брата, хотя вообще-то они всегда жили очень, очень дружно, не считая нескольких мелких драк и одного Страшного Побоища, имевшего место прошлым летом (но об этом братья не любили вспоминать).
— Джереми! Лу! — раздался из-за двери встревоженный голос. — Что случилось?!
Дверь открылась, зажегся свет, и на пороге детской возникла запыхавшаяся и испуганная Ида, а за ее спиной переминался босыми ногами не менее запыхавшийся и испуганный Марк.
Старшие брат и сестра Джереми и Лу — их звали Марк и Ида — были уже совсем взрослыми людьми. Иде было двадцать три, а Марку — целых двадцать пять лет. Мама и папа Марка, Иды, Джереми и Лу уже давным-давно не жили с ними: они были учеными, работали в далекой загадочной Индии и занимались клонированием. В гостях у своих детей — то есть в Доме С Одной Колонной — мама и папа Марка, Иды, Джереми и Лу, увы, появлялись очень редко, хотя и писали детям длинные ласковые письма чуть ли не каждый день. И Марку с Идой, самым старшим детям в семье Смит-Томпсонов, пришлось делать для младших братьев все то, что обычно делают родители: заставлять их чистить зубы по утрам (и по вечерам, что еще ужаснее!), настаивать на том, чтобы они не клали на стол локти (и ноги, конечно, тоже не клали, даже когда никто не видит!), не ели сладкого перед едой (хотя Лу, кстати, вообще не любил сладкого), делали уроки (хотя Джереми, конечно, заставлять не приходилось: он не только обожал делать уроки, но и поддерживал переписку на разные математические темы с двумя профессорами из Оксфорда и одним доцентом из Казанского государственного университета). И уж, конечно, Марк и Ида немедленно прибегали, если кто-нибудь из младших братьев плакал во сне, или звал их ночью и просил водички, или хотел немедленно узнать, сколько кенгуру живет в Австралии и как их всех зовут. Понятное дело, что когда братья начали истошно орать: «АААААААААААААААААААААААА!!!!» посреди ночи, Марк и Ида решили, что случилось нечто совершенно ужасное. И только сейчас, увидев, что младшие братья целы и невредимы, они немного успокоились — и ужасно рассердились.
— Джереми, Лу, — сказала Ида ледяным тоном (она вообще была очень строгой девушкой; ледяной тон был ее сильнейшим оружием против нарушителей дисциплины). — Что это было? Свадебные игры мамонтов? Боевая сирена марсианского десанта? Почему вы стоите на кровати? Немедленно объяснитесь, или я про все напишу папе и маме!
— Он залез ко мне под одеяло и трогал меня холодными ногами, — мрачно сказал Джереми, скрестил руки на груди и недовольно посмотрел на брата. — Поразительно инфантильная выходка для взрослого восьмилетнего человека!
— Лу? — поинтересовался Марк.
— Крыса, — сказал Лу.
— Тебе приснилась крыса? — сочувственно спросила Ида. Крыс она недолюбливала. Если бы ей приснилась крыса, она бы, возможно, тоже стояла в кровати и орала.
— Нет, — Лу упрямо покачал головой. — Мне не приснилась крыса. В комнате крыса.
— О господи, — сказала Ида.
— Где? — встревоженно спросил Марк. — Ты ее видел?
— Ннннет, — честно ответил Лу. — Я ее слышал. Она скреблась. Жутко. Шшшшкррряб! Шшшшкррряб! Шшшшкррряб! — Лу аж поежился от неприятного воспоминания. — А потом она кашляла, и чихала, и сказала: «Черт!» А потом…
— Крыса сказала: «Черт?» — поинтересовался Марк.
— Да! — уверенно сказал Лу. — То есть… Черт… Не то чтобы крыса сказала «Черт!»… Но она же сказала… То есть.
— Лу, — сказал Марк, — ты твердо уверен, что это была крыса?
— Она скреблась, — твердо сказал Лу. — И чихала. И кашляла. И сказала «Черт!»
— Прекрати ругаться! — устало сказала Ида и взялась пальцами за виски.
— Где она скреблась? — спросил Марк, оглядывая комнату.
— Там! — сказал Джереми и уверенно показал пальцем в сторону большого ящика из-под телевизора, где каждую ночь спал, укрывшись большим зеленым полотенцем с белыми звездами, Мартин.
Вы, наверное, подумали, что Мартин — это кот. Или, на крайний случай, пес. Но вы ошиблись. Мартин был слоном. Правда, он был очень маленьким слоном, — по крайней мере, когда не волновался. Размером так с кошку. И вообще Мартин был совершенно не обычным слоном, — он умел разговаривать, исполнять русские романсы и аккомпанировать себе на шотландской волынке, есть оладьи с джемом, беседовать о панпсихизме, воровать соседские яблоки и влюбляться навеки. Мама и папа Марка, Иды, Джереми и Лу вывели Мартина в своей секретной лаборатории, а потом прислали детям «Федексом», а почему — неизвестно. Но доподлинно известно, что Марк, Ида, Джереми и Лу очень, очень любили Мартина. А Мартин очень любил их. И мысль, что возле коробки, в которой спит Мартин, шастает какая-то скребучая, неприлично выражающаяся крыса Смит-Томпсонам очень, очень не понравилась.
— Прекрасно, — сказала Ида, — замечательно. Теперь у меня есть орущие братья, говорящий слон и чертыхающаяся крыса. Мы можем стать новыми «Джексонс Файв».
— Джереми, подай-ка мне палку для штор, — распорядился Марк. Джереми не без опаски слез с кровати и очень быстро надел тапочки, потому что если крыса кусает тебя в тапочек — это не так страшно, как если бы ей на зубок попалась твоя босая нога. Потом он быстро добежал до окна, а оттуда — до двери, сунул Марку в руки палку для штор и поспешил с ногами запрыгнуть в кресло. Вообще-то Джереми считал себя Совершенно Взрослым Человеком, но в этой ситуации ему вдруг захотелось побыть маленьким.
— А теперь тишина! — скомандовал Марк.
И все замолчали. И тут стало слышно, что кто-то действительно очень громко скребется. Звук получался стрррашный: «Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб!» Затем последовал тихий стон, а потом снова: «Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб!» Потом раздалось: «Апчххххи! Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Апчхххии!» А потом кто-то тоненьким голосом сказал: «Ччччерт!»
Все эти ужасные, неведомые звуки доносились из коробки Мартина. Джереми с перепугу зажал себе рот руками, а Лу, наоборот, стоял на кровати, приоткрыв рот от страха, и смотрел в ту сторону, откуда доносились звуки. Тогда Марк, взяв палку для штор наперевес, на цыпочках пошел к коробке из-под телевизора, а Ида закрыла глаза, чтобы ничего не видеть.
Несколько секунд в комнате раздавалось только: «Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Апчхи! Кхе! Кххххе! Шшшшшкррряб! Апчхи!»
А потом Марк сказал:
— Идите сюда, скорее!
На дне коробки из-под телевизора, откинув в сторону зеленое полотенце с белыми звездами, сидел Мартин. У него был ужасно жалкий вид: маленькие глаза слезились, он шмыгал хоботом и поминутно чихал или кашлял.
— Мартин? — испуганно сказал Лу. — Ой, Мартин, ой, миленький, ой, что с тобой?!
— Не знаю, — с тоской сказал Мартин в нос, а вернее — в хобот. — Я не знаю. Апчхи! Апчхи! Кххххе!
А потом Мартин вдруг схватил себя обеими лапами за правое ухо и начал яростно чесаться.
— Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! — раздалось в комнате.
— Врача, — сказала Ида. — Немедленно врача.
— А? — переспросил Лу.
Слово «ал-лер-ги-я» показалось ему длинным и очень опасным, — оно подозрительно походило на слово «аллигатор».
— Ал-лер-ги-я, — сказал доктор Циммербург, доставая из своего чемоданчика шприц и пару ампул. — Это просто аллергия. Ничего страшного.
Лу на всякий случай попятился — шприцов он не любил.
— «Ал-лер-ги-я» — значит, в воздухе есть что-то, от чего Мартину делается плохо, — сказал доктор Циммербург. — Представьте себе, что это как яд в воздухе. Но плохо от него не всем, а только некоторым. Так бывает у очень многих людей. А теперь, значит, выясняется, что и у слонов. По крайней мере, у некоторых. — Тут доктор Зонненградт посмотрел на Мартина с большим уважением. — У кого-то ал-лер-ги-я на кошек, у кого-то — на цветы, у кого-то — на пыль. Уважаемый Мартин, с вами слушалось такое раньше?
