Тревор Ломас отошел от правил настолько, что выразил Бьюти свою волю посредством рта, который он, впрочем, приоткрыл не более чем на шестнадцатую часть дюйма.
— Пойдем поизвиваемся, змейка, — процедил он через образовавшуюся щель.
В залах Финдлейтера не танцевали буйный рок: здесь культивировался свинг, ча-ча и тому подобное. Бьюти извивалась с полным знанием дела. Особенно талантливо она трясла плечами и выпячивала животик; Тревор же слегка двигал коленями. Дугал, который в это время вошел в зал с белокурой Элен, оглядел публику с одобрением.
Во время следующего танца — полшага вперед, поклон, полшага назад, поклон — Бьюти стрельнула глазами в сторону обращенного лицом к танцующим дирижера джаз-банда, бледного юнца с тонкой шеей, которая колыхалась в просторном воротнике небесно-голубой курточки. Уловив взгляд Бьюти, он быстро поднял и опустил брови. Тревор посмотрел через плечо на юнца, который уже повернулся к джазу и чуть помахивал музыкантам расслабленными кистями рук. Тревор спросил одними губами: «Дружка завела?»
— Какого дружка?
Тревор коротко указал макушкой на дирижера джаз-банда.
Бьюти отрицательно содрогнулась в ритме танца.
Дугал танцевал с Элен. Он отпустил ее, высоко подпрыгнул, потом сгорбился; руки его болтались, как подвешенные. Он уперся левой рукой в бок и поднял правую, а его ноги выделывали яростные движения буйной шотландской пляски — пятка к щиколотке, потом к колену. Элен скорчилась от смеха и никак не могла выпрямиться. Парочки, танцевавшие возле них, останавливались, как будто у них кончился завод, и обступали Дугала. Высокий плотный мужчина в вечернем туалете пробрался к джаз-банду: он что-то сказал дирижеру, тот повел глазами на толпу вокруг Дугала и сделал джазу знак остановиться.
— Ух! — крикнул Дугал, когда музыка прекратилась.
Кругом стояли гомон и хохот. Говорили все примерно одно и то же. Одни говорили: «Поменьше страсти, ишь разошелся», другие: «Нельзя этого допускать», третьи: «Парень гвоздь. Не лезьте к нему». Кое-кто хлопал в ладоши и говорил: «А ну давай». Высокий плотный распорядитель подошел к Дугалу и сказал ему, сияя от радости: «Очень здорово, сынок, только больше, пожалуйста, не надо».
— Вам что, не нравятся шотландские танцы? — спросил Дугал.
Распорядитель просиял и отошел. Джаз-банд начал играть. Дугал, а за ним и Элен покинули зал. Вскоре он снова появился, волоча за собой Элен, которая тянула его обратно. Но он врезался в толпу танцующих с крышкой от урны, раздобытой на заднем дворе. Он положил крышку вверх дном на пол, уселся в нее, скрестив ноги, и начал, как лодочник в утлом челне, бороться с волнами. Музыка смолкла, но никто этого не заметил из-за суматошного хора веселых, протестующих, ободряющих и сердитых возгласов. Танцоры постепенно столпились вокруг Дугала, который исполнял воинственный зулусский танец, потрясая крышкой, как щитом.
Два вестиндца из толпы запротестовали:
— Брось, малый.
— Нечего нас оскорблять, малый.
Но два других длинных, черных до блеска танцора подбадривали его, присев на корточки и отчаянно хлопая. Им вторили их курчавые спутницы, хохот которых перекрывал все остальные звуки. Смеясь, они вращали верхней частью тела, вращались их плечи, головы и глаза.
Дугал поклонился чернокожим девушкам.
Затем Дугал сел на пол и стуком тамтама начал созывать племя. Он вскочил и с крышкой на голове стал меланхолически пережевывать рис, превратившись в китайского кули. Он зажал крышку между коленями, склонился к раме велосипеда и принялся бешеными рывками гнать его в гору. Он превратился в старуху под зонтиком; он качался на крышке и с копьем охотился за рыбой с борта своего каноэ; он крутил руль на автогонках; он использовал свою крышку на все лады и наконец подпер эту крышку от урны своим искривленным плечом и, одной рукой ударяя в тарелки, другой вяло дирижировал невидимым оркестром, явив зрителям вытянутую унылую физиономию дирижера джаз-банда.
Все так же сияя, распорядитель протиснулся сквозь толпу. Не переставая сиять, он разъяснил, что крышка царапает и пачкает пол зала и что Дугалу лучше будет покинуть помещение. Он подхватил под локоть Дугала, который прижимал к себе свою крышку.
— Не распускайте руки! — закричала Элен. — Не видите разве, что он покалеченный?
Дугал высвободил локоть из руки распорядителя и сам взял его под локоть.
— Скажите мне, — сказал Дугал, выталкивая распорядителя за дверь, — у вас есть роковой недостаток?
— Это лучший танцевальный зал на весь юг Лондона, и нечего нам тут на полу гадить, понятно? Пришли в кабаре — так и соблюдайте.
— Будьте так любезны, — сказал Дугал, — накрыть этой вот крышкой вон ту урну, а я пока пойду посмотрю, что делается в зале.
Позади него стояла Элен. «Пойдем поскачем, леопарда», — сказал Дугал, и скоро они затесались в самую гущу танцующих.
Мимо двигались Тревор и Бьюти. Тревор разглядывал Дугала из-под прикрытых век, многозначительно поджав губы.
— Как животик, бегемотик? — спросил у него Дугал.
Извивающаяся Бьюти издала переливчатый смешок.
Когда они снова поравнялись, Тревор сказал Дугалу:
— Кружевная сморкалочка при тебе?
Дугал подставил ему ножку. Тревор чуть не упал. Оркестр заиграл государственный гимн. Тревор сказал:
— Такому кособокому, как ты, надо плечо поддомкрачивать.
— Имей уважение к государственному гимну, — сказала Бьюти. Ее глаза были устремлены на дирижера джаз-банда, который, повернувшись лицом к залу, повел бровями в ее сторону.
— Повидаемся в парке, — сказал Дугал.
Элен сказала:
— Ну да, еще чего. Ты меня проводишь домой.
Тревор сказал:
— Вы, девочки, пойдете домой на пару. У меня в парке дельце с одной крысой.
Некоторые посетители, покидая зал, кричали Дугалу через головы слова благодарности, как-то: «Вот уж спасибо за представление» и «Отлично работаешь, мальчик».
Дугал отвечал поклонами.
По пути к дамскому гардеробу Бьюти чуть замешкалась, прежде чем встать в очередь. Дирижер джаз-банда прошел мимо нее и слегка пошевелил надменными губами. Стоявший рядом Тревор расслышал: «Пойдем пошалим, овечка».
Бьюти показала глазами на Тревора, и тот заметил это.
— Она сейчас пойдет прямо домой, — сказал Тревор в нос, стоя лицом к лицу с дирижером. Он подтолкнул Бьюти по направлению к очереди.
Бьюти тут же снова повернулась к дирижеру джаз-банда.
— Ни одному мужчине не позволяется, — сказала она Тревору, — хватать меня руками.
Дирижер джаз-банда поднял и скорбно опустил брови.
— Пойдешь со мной, — сказал ей Тревор.
— У тебя же, по-моему, дельце в парке?
— Подождет, — сказал Тревор.
Бьюти достала из сумочки зеркальце и старательно подкрасила губы, вертя бронзовой головкой из стороны в сторону. Глаза ее тем временем следили за удаляющимся дирижером джаз-банда.
— Я пойду вдвоем с Элен, — сказала она.
— Этого не будет, — сказал Тревор. Он протолкался к выходу и высмотрел там Дугала и повисшую на нем Элен. Он привлек ее внимание и поманил ее двумя очень медленными движениями указательного пальца. Элен отцепилась от Дугала, раскрыла сумочку, вынула сигарету, прикурила, медленно затянулась и небрежной походкой направилась к Тревору.
— Отведи-ка домой своего дружка, ему же лучше будет, — сказал Тревор.
Элен выпустила струю дыма ему в лицо и отвернулась.
— Драка отменяется, — сказала она, возвратившись к Дугалу. — Хочет присмотреть за своей девчонкой, он ей не доверяет. Она аморальная.
Когда Тревор и Бьюти вышли из дверей, Дугал сказал ему с мостовой:
— Что, соловушка, болит головушка?
Тревор уронил руку Бьюти и пошел на Дугала.
— Не заводись с ним, — взвизгнула Элен, обращаясь к Дугалу, — он некультурный.
Бьюти пошла без провожатых, фасонно покачиваясь на высоких каблучках и переступая ровно, как по ниточке.
Тревор поглядел ей вслед, потом побежал вдогонку.
Дугал прогулялся с Элен до Кэмберуэлл-Грин. Там он остановился в апельсиновом кругу фонарного света и стал шарить по карманам. Наконец он нашел свернутый лист бумаги, развернул его и прочел: «Я прогулялся с ней до Кэмберуэлл-Грин, и мы горестно сказали друг другу последнее прости на углу Нью-роуд: возможность тихого счастья исчезла навеки».
— Так поступил Джон Рэскин со своей девушкой Шарлоттой Уилкс, — сказал Дугал, — что выявилось в результате моих изысканий. Но мы с вами не скажем сейчас друг другу последнее прости на этом самом месте. Отнюдь. Я подвезу вас до дома в такси, потому что вы самая качественная контролерочка из всех, какие мне попадались.
— Уж что в тебе есть, так то есть, — сказала она. — Что-то такое особенное. Если б я точно не знала, что ты шотландец, поклялась бы, что ирландец. Моя мать ирландка.
