— Эй, парень... Не хочешь развлечься?
Голос раздался из темной щели между кинотеатром и соседним магазином, — щель эта напоминала вход в пещеру, и вскоре оттуда, как призрак, появилась женщина с повязкой на шее.
— О боже! — закричала она. — Так это американец из гостиницы!
Гастон печально заморгал. Хотя из-за этой женщины его выгнали среди ночи из гостиницы, он не злился на нее. Слабохарактерный Гастон был не способен ни на кого обижаться. Даже в детстве, какие бы шутки ни устраивали с ним приятели, как бы грубо к нему ни относились, он по темпераменту не мог ненавидеть своих мучителей. Сама ненависть была для него понятием неприемлемым. Вместо этого Гастон верил в доброе расположение и дружбу тех, с кем общался, — других чувств в его сознании просто не было. Поэтому при виде этой женщины в нем не всколыхнулась неприязнь: скорее всего, он уже и забыл, что произошло в гостинице.
— Что случилось? Вы не в гостинице? Вы помогли мне убежать. Но когда я падала, я ударилась попой и она еще болит. — И женщина со смехом показала ему это место, в улыбке обнажив красные десны. — Но что случилось с вами?
— Меня заставили уйти из гостиницы, — ответил Гастон со своей обычной улыбкой на лице, потирая от усталости глаза.
— О? Вас вышвырнули из гостиницы? — Женщина удивленно заглянула иностранцу в лицо — осторожность еще не исчезла из ее взгляда. — Но если вы будете стоять здесь, вас могут увидеть полицейские. Пошли отсюда.
Гастон сделал два-три шага и неожиданно сказал, будто ему это пришло в голову только что:
— Еда...
— Что?
— Еда... для собаки... и меня.
Он с грустью показал на свой живот. Женщина внимательно оглядела его еще раз — похоже, он удовлетворял ее требования, и она пригласила его следовать за собой. Она исчезла в расщелине, похожей на вход в пещеру, с проворством корабельной крысы. Гастон слышал, что на Востоке города изобилуют подземными лабиринтами, полными загадок и тайн, как это описано в арабских сказках, но никак не ожидал встретить что-либо подобное в Токио. С трудом протиснувшись в расщелину, он двинулся за женщиной, которая исчезла в темноте.
— Где вы застряли? — услышал он откуда-то снизу ее голос. — Идите сюда. Здесь лестница.
Когда его глаза, наконец, привыкли к темноте, он различил впереди, под высокой стеной кинотеатра каменную лестницу. То был запасный выход на случай землетрясения.
Когда Гастон достиг последних ступенек, женщина включила фонарь, и на полу у своих ног он увидел знакомый большой узел.
— Не поднимайте шума, — предупредила его женщина и выключила фонарь. — Я пойду и достану вам чего-нибудь поесть. — Она быстро поднялась и пропала во мраке.
Напуганный Гастон, скорчившись, сидел на цементном полу, обхватив руками колени, и молча ждал, почти не дыша. Старая собака нежно лизала ему руки.
Гастон взглянул на небо и увидел, что оно все еще усыпано миллиардами мерцающих звезд. Все это было похоже на сон — он в далекой стране и ждет, что женщина, которую он встретил только этой ночью, принесет ему еду. Затем Гастон вспомнил Такамори и Томоэ. Интересно, что думает о нем Томоэ-сан. Он улыбнулся, вспомнив ее маленький вздернутый носик. Брат и сестра, должно быть, удивлены, зачем он пересек столько морей и океанов и приехал в эту далекую Японию. Но он не мог рассказать им о своей цели — по крайней мере, сейчас. Возможно, когда-нибудь и сможет объяснить. Но сначала он должен повстречаться со многими, многими японцами и принять решение.
— Он один?
— С ним собака.
Наверху он услышал голос женщины. На сей раз с нею, кажется, были еще две или три. Луч фонаря осветил лестницу, и Гастон увидел на ступеньках белые ноги, обутые в грязные ботинки и старые деревянные башмаки.
— Ты что, с ума сошла? Привести сюда американца!
— Не волнуйся, все в порядке. С этим парнем нет проблем.
Голоса вдруг смолкли, и три женщины направили свет фонарей на Гастона, который по-прежнему сидел на цементном полу. Женщины рассматривали его, как брошенного котенка.
— Это тот парень? — спросила одна из женщин высоким скрипучим голосом, осветив лицо Гастона фонарем. Он зажмурился. Женщина была одета нелепо — линялый свитер, мужские брюки и красные туфли на высоком каблуке. Третья женщина, толстая и круглая, как яйцо, в поношенном европейском костюме и деревянных башмаках, уселась рядом с Гастоном, многозначительно улыбаясь ему. Между ее толстыми ногами виднелись замызганные дамские панталоны, и Гастону пришлось в смятении отвернуться.
— А может, он только что откинулся?
Однако первая женщина заверила ее, что это не так. Насмотревшись американских криминальных фильмов, они таким себе и представляли бывшего преступника, который отсидел срок и вышел на свободу. Кроме того, было широко известно: в Токио полиция арестовывает по подозрению в преступлениях, связанных с наркотиками и контрабандой, довольно много иностранцев.
— Посмотри на него, Кими. Неплохо бы такого иметь под боком, да?
Они говорили на вульгарном японском языке, которому Гастона в школе не учили, и он едва мог разобрать отдельные слова, но тем не менее догадывался, о чем они говорят. Но больше их беседы беспокоило его то, что сидевшая рядом женщина-яйцо гладила его бедро рукой.
Тут Гастон, который всегда был джентльменом, вдруг сообразил, что он сидит в шляпе. Он поспешно снял ее и по-японски извинился за свои плохие манеры.
— О, да он говорит по-японски! — с удивлением воскликнула женщина в красных туфлях. Та, которую звали Кими, громко засмеялась.
— Тихо вы, — шикнула женщина с повязкой на шее: судя по всему, она взяла Гастона под свою опеку. Она расстелила перед ним газету и поставила на нее треснутую тарелку с едой.
Гастон сразу понял, что круглые желтые шарики — это яичные желтки, но он не знал, что представляют собой кусочки, похожие на узкие палочки сухого хлеба.
— Это о-дэн. Разве вы ни разу не ели о-дэн?
— Как мог он? Он ведь иностранец, — сказала Кими.
Она с интересом наблюдала, как Гастон с печальной улыбкой отправил себе в рот шарик из яичного желтка.
— О, он их ест!
Три женщины наблюдали за ним с таким же любопытством, с каким не отрывали бы глаз от обезьяны в зоопарке, которая пыталась бы побрить себя электробритвой. Гастон дал кусочек еды собаке, лежавшей у его ног.
— Это ваша собака? Как ее звать?
— Да. Наполеон. — Гастон сам не понял, почему сказал, что его собаку зовут Наполеон, но раз уж так вышло, пусть и дальше псина зовется именем его выдающегося предка. — Мне, собаке-сан... негде спать, — добавил он, жалко улыбаясь.
— Он говорит, что ему негде спать.
Услышав это, женщины принялись что-то активно обсуждать, щебеча, как воробьи.
Похоже, они воспринимали неожиданно свалившегося на них странного мужчину, как большую игрушку. Он выглядел очень необычно и вызывал у них любопытство. К тому же он был иностранцем, и они сразу поняли, что, в отличие от нахальных американцев, с которыми им до сих пор приходилось сталкиваться, Гастон — человек добрый и слабохарактерный.
— У вас есть деньги?
Гастон достал из кармана все свое состояние. Когда он менял деньги на таможне в Иокогаме, пожилой таможенник, увидев, что у него только три тысячи иен, с удивлением спросил: «И это все?» — «Конечно». У Гастона имелся обратный билет на пароход, но в кошельке больше ничего не было.
— Если у него есть три тысячи иен, он может получить ночлег где угодно, — недовольно сказала женщина в красных туфлях.
— Не будь дурой. А что он будет делать завтра? И ему надо будет что-то есть.
Женщина с повязкой, похоже, была не только самой старшей, но и самой разумной. Она повернулась к Гастону:
— Забери эти деньги и береги их.
Она взяла его кошелек и тщательно засунула его Гастону в карман, как это делает мать, отправляя сына на школьную экскурсию.
Гастон не мог понять, почему эти проститутки так добры к нему. Та самая женщина, которая еще недавно полностью обобрала своего клиента, прихватив даже одежду, сейчас стала доброй и отзывчивой.
— Может, устроить его у Дати?
— Это жулик! Да он обязательно выманит у него эти три тысячи.
— Тогда как насчет сэнсэя? — предложила толстая Кими.
— Хорошая мысль. — И женщины задумались. — Вы готовы пойти к сэнсэю?
— Да, я пойду к сэнсэю.
— Он странный старик... Но если попросить, он разрешит переночевать. К тому же у него, может быть, найдется для вас какая-нибудь работа.
Придя к решению, женщины повели Гастона и Наполеона вверх по лестнице, почтительно окружив его, как своего господина. Улица была пуста.
— Возьмите. — Гастон достал бумажную банкноту и протянул одной женщине.
— Что это?
— Деньги за еду.
— Не валяйте дурака. Вы же спасли меня сегодня. По крайней мере, я могу угостить вас о-дэном.
