— Рената, он же умер пять лет назад… Можно уже простить и ему, и мне…
— А я ему простила. А тебе — никогда. Никогда.
Замурлыкал крохотный телефон в Ренатиной сумочке, лежащей на подоконнике. «Боже! Кто в такое время? У мамы что-то случилось?» Рената приложила телефон к уху:
— Да. Что? Это ты, Даша? Что ты плачешь? Глупости. Нет, можешь оставить себе. Несомненно, любит. Сейчас поздно. Позвони мне завтра. Завтра расскажешь.
Она щелкнула кнопкой и повернулась к Сергею:
— Вот глупая девчонка, нашла у себя мою помаду и испугалась, хочет вернуть.
— Зачем ты дала ей этот номер? Благодетельствовать собираешься?
— Да, может быть, работу ей подыщу…
Они соприкоснулись взглядами и тут же отвели глаза… Сергей думал про Дашу: «Глупо получилось. Девочка слишком чувствительна. А производит впечатление сильной. Те две, предыдущие, были погрубее, без сантиментов… А эта собирается все рассказать Ренате. Дурочка. Впрочем, когда-то Рената должна была узнать. Жаль. Ей доставляло такое удовольствие щелкать меня по носу. И, отправив этих девок, как ей казалось, на свободу, она веселела на какое-то время, была со мной мягче… Иногда мне даже верилось, что все можно вернуть… Любимая моя! Жестокая, сентиментальная, ненавистная, единственная… Если можно было бы встать на колени, обнять твои ноги и прижаться щекой к теплой коже под платьем… Провести ладонью, крепко и нежно, вдоль тела… Поговорить, как вечность назад…» Возле окна, открытого в ночь, стояли мужчина и женщина. Они молчали. И только часы на разные голоса отбивали полночь.
Счастье настигло ее внезапно, подобно добродетельному прохожему, что вручает опечаленному владельцу потерянный кошелек. Впрочем, Инесса была не из рассеянных интеллигенток, теряющих кошельки. Она даже зонтик ни разу не забывала на прилавке магазина. На свою тезку, пламенную революционерку, Инесса вовсе не была похожа. Полное безразличие к политике, любовь к покою, неукоснительное подчинение начальству ограждали ее мирок от любых революций невидимой, но прочной стеной. Единственное, что роднило ее с подругой Ильича, — это очаровательная внешность и твердые принципы.
Принципы у Инессы были простые: люби маму и папу, не заводи романы с женатиками, мой руки как можно чаще и давай в долг друзьям. Ее размеренную карьеру на поприще культуры удалось оборвать лишь перестройке. И тут-то перед лицом матери Истории выяснилось, что зарплата работников библиотек понятие условное, а у Инессы, оказывается, на черный день нет даже мужа.
После безуспешных поисков через подружек, брачные конторы и даже (позор! позор!) новоявленных свах она смирилась со своей участью и похоронила себя перед экраном телевизора. Казалось, что ей, тридцатипятилетней библиотекарше с высшим образованием, крохотной гостинкой и пожилыми родителями в пригородном доме, оставалось лишь уютно скучать в ожидании старости. Но судьба послала ей завидный шанс в лице мастера телефонного дела.
Он был хорош собой, как брачный аферист, и добычлив, как гаишник. Это сокровище, носящее простое имя Федор, было сохранено для Инессы Провидением, аки белоснежный ландыш, что еще свеж под сенью кустов в разгар лета. Роль кустов в жизни Федора исполняли его младшие братья и сестры, которых он самолично воспитывал и выводил в люди. И, как бы ни привлекали представительниц женского пола мужественная красота и золотые руки нашего героя, прожорливый выводок в количестве пяти птенчиков отпугивал самых хозяйственных и настырных.
Годы шли. Дети выучились, обзавелись семьями и разъехались. И только младшая осталась в родном доме вместе с молоденьким мужем и чадом. Брат Федор оказался как-то некстати в двухкомнатной хрущевке, где в былые времена было не тесно детям и их друзьям. Федор уже подумывал насчет домика в селе или контракта за границей, когда пасмурным воскресным днем вошел в Инессино жилище, дабы отремонтировать телефон. Чуть печальная темнокудрая хозяйка напоила его хорошо заваренным чаем и накормила пирогом из слоеного теста с грибами. Из старенького магнитофончика доносилась нестареющая мелодия Битлов. Книжки на полках были именно те, которые читал Федор в свободное время: исторические романы, классические детективы с добротными сюжетами и добрыми героями… Даже цветы на подоконнике словно выросли из Фединых воспоминаний: именно цикламены и амазонские лилии выращивала когда-то его матушка… А глаза Инессы говорили гораздо больше, чем их немногословная обладательница.
В том, что именно так началась их поздняя, но от этого не менее нежная идиллия, не было ничего странного. Вместе с заботой и любовью мужа Инесса получила определенное материальное благополучие, смогла купить платья и туфли, о которых давно мечтала. Теперь она не сидела перед телевизором, а хлопотала по хозяйству, и радость освещала ее лицо и дарила смысл каждому незатейливому делу…
Федор впервые в своей взрослой жизни испытал греющее чувство заботы о себе другого человека и тоже был счастлив. Тем более что была одна не обсуждаемая ими, но явная надежда. Ведь они были еще нестарыми! И, может быть… Инесса с особым чувством стала провожать взглядом матерей с детьми, на глазок определяя возраст женщин, и ласково рассматривала игрушки в киосках.
Но однажды осенним утром все рухнуло.
Федор проснулся от грохота в кухне. В голову тут же пришла мысль: «Первый этаж! Грабитель!» Федор заметался по комнате и, не найдя ничего более подходящего, схватил за ножку стул. Только тут он проснулся по-настоящему и услышал восторженный голос Инессы: «Он вернулся! Вернулся!»
Несколько последующих минут были для Федора тяжким испытанием. Кто бы ни был там с Инессой в кухне — бывший муж или любовник, о котором она почему-то промолчала, — все равно предстояло глупое и тягостное объяснение…
И тут она появилась в комнате. На руках у нее сидел огромный серый котяра и беспардонно терся мордой о хорошенькое личико, каких-то пару часов тому назад целованное Федором. Тьфу!
— Это Васенька, — сообщила Инесса, — вот вернулся, бродяга…
Бродяга победоносно глянул на мужа наглыми желтыми глазищами и, как тому показалось, издевательски подмигнул. С этого момента и начались Федины мытарства.
За едой подлая скотина норовила сесть за стол вместе со всеми. Кот, пользуясь огромным ростом, вставал на задние лапы и заглядывал в тарелки. Видя перед собой за завтраком веселую усатую физиономию, Федор терял аппетит. В тихие минуты отдыха вечером, когда так хорошо обнять жену, Федор натыкался на пушистую шерсть Васьки, потому что тот обычно сидел у Инессы на плече. Кот стащил воблу, которая была куплена, чтобы с приятностью попить пивка воскресным полуднем. И что самое обидное — жрать ее не стал, а только повозил по полу. Два раза он притаскивал в дом останки какой-то мелкой живности и прятал в потаенных уголках. В результате приходилось переворачивать всю квартиру, дабы отыскать источник непередаваемого запаха.
Но Инесса относилась к выходкам любимца до обидного спокойно. Все это, конечно, можно было бы перетерпеть. Если бы не то, что вытворял Василий по ночам.
После первой такой кошачьей выходки бедный Федор едва не сделался импотентом. В разгар любовной страсти, в самый пикантный момент на плечи Федора обрушился тяжеленный удар, над ухом раздалось мурчание, а в загривок впились когти — именно так, легонько перебирая когтями, Васенька являл свое расположение…
Федор от неожиданности заорал во весь голос, а Инесса, принявшая это за проявление экстаза, кокетливо прошептала: «Потише, глупый, здесь же стенки как картонные!»
После этого Федор стал запирать кота в кухне. Но животное монотонно мяукало и скреблось в дверь, что отвлекало чету от супружеского долга и заставляло прислушиваться не к собственным ощущениям, а к переживаниям кота. Тогда Федор начал выставлять кота в окно. Однако тут уже Инессины переживания не давали им забыться: она вздыхала, вздрагивая от лая собаки и шума проезжающих машин. Через месяц Федор понял, что так жить нельзя.
Все вкрадчивые намеки на то, что Василию самое место в доме у родителей, Инесса игнорировала. «Ну что ты, Феденька, — говорила она, — Васенька там не сможет! Его соседи прибьют, когда он кур начнет гонять». «Я бы его хоть сейчас прибил», — мрачно думал муж. Дважды Федор уносил кота в сумке на окраину города и там выпускал, но Васька возвращался.
Кот, видимо мстя за пережитое волнение, каждый раз гадил в Федоровы домашние тапочки. Ничего не подозревающий телефонный мастер, приходя с работы, совал ноги в удобную обувь и потом с воплем, прыгая на одной ноге, бежал в ванную… В результате у Феди появилась странная привычка внимательно осматривать нутро любой обувки, прежде чем надеть ее на ноги. Война разгорелась не на шутку. И вот тут Федор увидел выход. Идея родилась после просмотра ночных передач, которые он пристрастился смотреть, поскольку не спешил в супружескую постель из-за Васьки, портившего все удовольствие.
