Илья Стогов - Грешники

Дошло до того, что даже наш собственный сотрудник Альберт стал издавать фанзин под названием «TaMtAm». Он помещал фотографии с концертов и печатал какую-то ахинею. Увидев его опус, я по-хорошему пытался убедить Альберта, что имею право сам распоряжаться тем, что делаю. Если бы хотел издавать свой журнал, то давно бы это сделал, говорил я, а Альберт считал, что джинн выпущен из бутылки и клуб уже давно мне не принадлежит.

Я начал терять самообладание. Альберт был изгнан. Это был абсурд. Все время появлялись какие-то люди, которые лучше меня знали, как следует делать то, что мы уже давно делаем.

В это время Гребенщиков заключил контракт на выпуск ранних альбомов «Аквариума» на CD. Мы, бывшие музыканты группы, получили какие-то деньги за то, что очень долго делали за просто так. С полученной суммы я купил племяннику электрическую гитару и велосипед, а остальное вложил в клуб.

Я мечтал, что нам удастся построить собственную студию. Бывший басист «Аквариума» Титович уговорил меня купить восьмиканальный магнитофон «Tascam», который уже несколько лет использовался у него дома как стул. Дорогущий магнитофон прожил с нами недолго. Мы успели записать альбом «Markscheider Kunst» «Кем Быть?», и сразу после этого магнитофон умер.

Чуть позднее на горизонте появился Леша Ершов. Я хорошо его знал еще с тех пор, когда он был директором «Поп-Механики». В то время они с Курёхиным организовали лэйбл «Курицца Рекордз». С Курёхиным они по каким-то причинам разошлись, но издательскую деятельность Леша собирался продолжить.

Я давно ждал человека, который обратил бы внимание на новую волну. Время уходило. Многие хорошие группы, которые родились на моих глазах, уже перестали существовать. Я порекомендовал Леше нескольких исполнителей. Сходив на концерты и составив собственное мнение, подписывать контракт с «Markscheider Kunst» он отказался, зато сам предложил сделать пластинку «Королю и Шуту».

Вообще ситуация была настолько неопределенной, что ни один здравомыслящий человек никогда не начал бы делать вложения. Однако, ничему не научившись в истории с магнитофоном, мы затеяли еще и ремонт.

Мы укрепили и подняли сцену и решили отреставрировать в зале пол. За время существования клуба пол был совершенно уничтожен. Нам посоветовали по какой-то современной технологии залить пол жидкой пластмассой. Я загорелся этой идеей и вбухал в нее невероятные деньги. Всего через шесть месяцев пол разлетелся вдребезги. Оставлять его в таком виде было невозможно, и пол пришлось снова реставрировать… а потом еще раз реставрировать… и все это требовало денег… и снова, и снова денег….

«TaMtAm» быстро стал городской достопримечательностью. Когда в город кто-нибудь приезжал, его непременно приводили к нам. Как-то мне позвонил Аркаша Волк, который в то время был директором «2вух Самолетов» и сказал, что на следующий день в Петербург должен приехать Дэвид Бирн из группы «Talking Heads». Дэвид позвонил прямо из аэропорта, и мы договорились встретиться в клубе. Был очень удачный вечер. «Химера» собиралась играть unplugged, и должна была выступать московская группа «Наив».

Чтобы музыканты не выпендривались, я никому не сказал о предстоящем визите. Дэвид пришел вместе с американской тусовщицей и фотографом Хайди Холлинджер. В перерыве их кто-то опознал, и по клубу пробежал слух. Когда этот слух дошел до музыкантов «Наива», которые уже были на сцене, он претерпел некоторые изменения и солист группы сказал, что они рады приветствовать находящегося в зале Дэвида Гилмора.

После концерта мы пригласили гостей на чаепитие, а на следующий день повели на Пушкинскую, 10, показывать достопримечательности. На улице Марата я встретил Лешу Рыбина из группы «Кино», который выскочил купить пива. Мы немного поболтали. Леша долго смотрел на Дэвида и, наверное, думал, что сошел с ума. Как раз перед этим он с дружками пил дома и смотрел музыкальный фильм Бирна «Stop Making Sense».

А мой собственный дом приходил в упадок. Временами и в клубе было не сладко, но ничто не могло сравниться с тем адом, что был у меня дома.

Мой брат Алексей опустился на последнюю ступень деградации. У него в комнате постоянно кто-то жил. Как правило, это были люди, только что вышедшие из тюрьмы. Они всю ночь колобродили, но самое страшное начиналось, когда они готовили еду. Они притаскивали какие-то потроха и часами вываривали их до состояния съедобности. От вони деваться было некуда.

Он ходил по помойкам и сортировал найденное. Что-то, вероятно, удавалось продать, остальное просто сваливали по всей квартире. Каждый день, натыкаясь в ванной на какую-нибудь дрянь, я закидывал ее к нему в комнату. Каждый день я мыл ванну, но все равно принимать душ было противно. Мать совершенно не имела покоя. На всех спальных местах в комнате брата кто-то ночевал, и он пристраивался у матери в комнате на полу, а иногда даже умудрялся залезть к ней за спину.

У него началось рожистое воспаление ног, которое превратилось в незаживающие язвы. Он был счастлив: теперь он мог выставлять свои ноги напоказ и просить милостыню. Ему дали инвалидность и какую-то пенсию, а кроме того, он выщемлял в собесе талоны на еду в столовой. В результате находил собутыльников, которых кормил в столовой, а те ему за это наливали. Выпивку он находил каждый день. В его арсенале было бесчисленное число комбинаций, которые можно было тасовать, и какая-нибудь всегда давала результат.

У него случались припадки агрессии. Как-то он с палкой напал на дворничиху, когда та мыла лестницу, и разбил ей очки. Женщина стала заикаться от шока, а брату дали полтора года условно. Он очень гордился: теперь он имел судимость и мог быть со своей гопотой на равных.

Приходил участковый, который ничего не мог сделать. Если Алексея и забирали за какой-нибудь беспредел, то тут же отпускали. В отделении милиции его все знали и не хотели связываться. Он занимал деньги у всех соседей по лестнице, все про всех знал и все всем про меня рассказывал. Он уже двадцать лет не платил за квартиру, и все расходы по дому ложились на меня. Менять квартиру он тоже отказывался. Проще всего было бы махнуть рукой и уехать, но я не мог оставить мать.

Работа в «TaMtAm’е» была дико интересна, но совсем не приносила денег. Того, что я получал за четыре уикенда, не хватало даже на еду. Какие-то деньги я получал за работу на Ленинградском радио. С несколькими группами я пробовал работать как директор. Кроме того, я писал для первых музыкальных изданий и делал программы для только появившихся коммерческих FM-радиостанций. Но стабильных заработков в Петербурге у меня не было почти до конца десятилетия.

Это было время, когда каждый сам решал, как станет жить дальше. Кто-то целиком сосредоточивался на деньгах. Мои ровесники, которые начали делать бизнес пятнадцать лет назад, сегодня в худшем случае долларовые миллионеры. Но лично я очень рано решил, что заниматься стану исключительно музыкой. Я был готов к тому, что жить придется впроголодь. И только со временем выяснилось: если любимым делом ты занимаешься всерьез, то деньги появятся в любом случае.

Чтобы хоть как-то свести концы с концами, каждый год я стал на месяц-другой уезжать в Германию. Знакомые помогали устраиваться на работу без грин-карты. В основном я работал барменом. За месяц там я зарабатывал столько, что потом в России мог спокойно жить полгода или даже дольше.

Так продолжалось вплоть до 1995 года. В плане жизненного опыта это было бесценно. Работал я главным образом в Гамбурге. Этот город до сих пор остается важнейшей гастрольной точкой для начинающих европейских групп. Гамбург битком забит людьми из рекорд-компаний, которые отсматривают все подряд и ждут своих собственных «Beatles». Недавно я рылся в старых бумагах и нашел приглашение на самый первый концерт никому не известной группы «Nirvana» в клубе «Logo». Совершенно не помню, почему именно я не пошел тогда в этот клуб.

Поездки в Германию я специально подгадывал так, чтобы посетить какой-нибудь музыкальный фестиваль. И каждый раз привозил в Петербург кучу пластинок. Я без конца торчал в клубах, слушал невиданную музыку и переписывал на кассеты все, до чего мог дотянуться. Я ощущал себя секретным агентом: мне хотелось узнать все их тайны. Организация концертов. Музыкальные клубы. Выпуск дисков. Привоз звезд. Меня интересовало все.

Чем дальше, тем больше времени я проводил за границей. Дома жизнь становилась просто невыносима. Последний раз я прожил в Германии полгода. Дальше нужно было решать: я остаюсь насовсем или возвращаюсь. Было совершенно непонятно, что именно ловить в России, но я все-таки вернулся.

Всю первую половину 1990-х наша группа провела в непрерывных заграничных гастролях. В Петербурге в те годы делать было нечего. Прежде чем «2ва Самолета» открыли «Нору» и «Грибоедов», в городе существовал всего один клуб «TaMtAm». Мы ходили туда довольно часто. Место выглядело очень по-европейски: полусквот-полуклуб — люди там жили, играли, сидели в кафе и употребляли все, что возможно.