— Но может выйти, что и пораньше… — чуть было не проговорился Ковригин.
— То есть как? — удивилась Свиридова.
— С Петей Дувакиным отметим, — быстро сказал Ковригин.
— Про Хмелёву меня не спрашивай, — сказала Свиридова.
— Я и не спрашиваю, — сказал Ковригин.
В Синежтур Ковригин прилетел на два часа раньше Свиридовой. Дорога в небесах на Омск через Синежтур, возможно, была выбрана более короткая. Или везли важных гостей в чартерном корабле с подобающей их сану степенностью. Ещё час ушёл на церемонию с улыбками и похлопыванием по плечам в Синежтурском аэропорту. Наблюдал за ней Ковригин уже в гостиничном номере. Устроился он в гостинице "Блюдце", занимавшей три этажа бывшей Фабрики-кухни, конструктивистской постройки тридцать второго года. По мнению местных жителей, гостиница была дешёвая, и Ковригин посчитал, что ни один из его знакомых ни в номерах, ни в четырёх ресторанах в нижнем этаже не появится и с ним не столкнётся. Хотя с двумя синежтурскими персонажами Ковригин и не отказался бы встретиться. С Верой Алексеевной Антоновой и с козлоногим путешественником в Джаркент за грецкими орехами. Но уже через полчаса в номер Ковригина постучали, и посыльный молча передал Ковригину конверт. Денег в нём с заказом отравить кого-либо не было, зато имелось приглашение господина Острецова посетить его городской дом в часы, удобные для господина Ковригина.
Из свежей газеты (лежала на тумбочке) Ковригин узнал нечто интересное (для него). Местные газетчики работали расторопно, ценили копейку. Так вот вчера возле театра имени Верещагина, невдалеке от известного публике обувного дворца сапожников Эсмеральдыча и Квазимодыча, с позволения городского Головы Михеева был разбит шатёр. То ли разбит, то ли поставлен, то ли воздвигнут. Не такой огромный, как у Каддаффи, но и не маленький.
В нём поселился и открыл свой бизнес по продаже ковров-самолётов саудовский шейх, один из полувнучатых племянников Аравийского короля. Имя его в газете не сообщалось по причине дипломатических выяснений и ожиданий справок от Интерпола. Телевизионный же репортёр, правда, незнакомый с арабским, имя у шейха выспросил. На его взгляд, состояло оно из четырнадцати слов, и ключевыми в них были — Абдалла Аладдин. По всей вероятности, высказал репортёр мнение, аравийский аристократ и торговый гость Синежтура обладал плохой дикцией и потому известное всем с детства имя владельца волшебной лампы и жениха принцессы Жасмин звучало в его устах не как "Аладдин", а скорее — как "Оладьев".
— Естественно, Оладьев! — обрадовался Ковригин. — До Аладдина ему ещё расти и расти!
Но кто-то, видимо, доверил Блинову лампу.
Кто же?
Из газеты следовало, что шатёр Аладдина-Оладьева — тёпл, комфортен и равноценен люксу в пятизвёздочном отеле. Иногда в нём было даже жарко, и потому шейх нанял для себя опахалыцицу из местных. Сообщалось также, что бизнес шейх основал долговременный, и рядом с его шатром скоро появится другой шатёр, для обслуги, поваров и гарема на пять персон, опять же из местных одалисок. Очередь служить в гареме выстроилась от театра до Плотины, и по требованиям городских властей конкурсанткам была обещана ротация и контроль профсоюзов.
Пока же кормили шейха люди ресторатора мсье Жакоба. Один из этих людей, отвечавший за вчерашний ужин шейха, поболтал с газетчиками. По его словам, это был типичный шейх, пожалуй, излишне толстый, а так — шейх как шейх, завёрнутый во всё белое, с белой же фигнёй на голове, какая у него морда, разглядеть не удалось, запомнились лишь глаза хитрована. Однажды от напряжений мышц что-то распахнулось на груди и бёдрах шейха, и человеку мсье Жакоба показалось, что перед ним Бармалей — под халатом, что ли, или простынёй он увидел тельняшку и на левом боку разбойника огромный револьвер, видимо коллекционный. А за столом он вёл себя как шейх, ужин сожрал быстро, чавкал, рычал, отрыгивал, то есть ел с аппетитом. Правда, имени Аллаха он ни разу не употребил… Впрочем, человек мсье Жакоба шейхов прежде не встречал. Ковригин встревожился.
Но тут зазвонил гостиничный телефон. А до установления побратимства оставалось минут сорок, и телевизор в номере был включён.
— Александр Андреевич, — услышал он, — это Острецов…
— Я узнал вас, Мстислав Фёдорович, — сказал Ковригин. — Я получил приглашение от вас.
— Вы не откажетесь посетить меня?
— Нет. Не откажусь.
— Тогда, я попросил бы вас не откладывать визит ко мне.
— Что ж тут откладывать-то? — сказал Ковригин. — Служба принца Флоризеля в котелках всё равно бы доставила меня в ваши хоромы. Дело известное.
— Вы ошибаетесь, Александр Андреевич, — сказал Острецов, — к тому же сегодня, с момента, как Елена Михайловна оказалась в хоромах, моё мнение о вас изменилось. Сейчас я отправлюсь на приём у городского Головы, вы уже, наверное, сидите у телевизора, долго там не задержусь, если только не возникнут контакты с китайскими бизнесменами, но всё равно через два часа пришлю за вами машину.
— Обоз, — сказал Ковригин.
— Обоз? Какой обоз? Ах, ну да… Я вас понял… Приглашать ли мне на ужин Наталью Борисовну Свиридову?
— Она не знает, что я в городе. И я не хотел бы, чтобы она сегодня узнала об этом.
— Буду иметь в виду, — сказал Острецов. — Да её и вряд ли отпустят с приёма у Михеева.
— Важно вот что, — сказал Ковригин. — В городе сейчас Блинов. Он зол и опасен и для Хмелёвой, и для Свиридовой. К тому же вооружён. Где он проживает и чем занимается, вы сами узнаете. По-моему, его делам способствует именно городской Голова. Видимо, не бескорыстно. А потому Блинов может оказаться на по-братимском приёме. Всё. Иначе вы опоздаете.
— Вы меня озадачили, — взволнованно произнёс Острецов. — Еду.
На этом телефонная связь прекратилась.
Тут Ковригин понял, что сам себя перепугал. А вдруг и на самом деле на приёме появится Абдалла Аладдин Блинов и по дурости, а также из любви к эффектам, возьмёт да и застрелит ненавистную ему Свиридову, подтвердившую на фуршете авторство Ковригина, или хотя бы выстрелит в её сторону.
Оставалось надеяться на разумные действия влиятельного человека Острецова.
Но благоразумно ли поступал сейчас сам Ковригин? То-то и оно! Однако отказываться от визита к Острецову, где его мог ждать капкан, было бы теперь смешно. Впрочем, в тревогах и страхах его произошла трансформация, нынче вроде бы неуместная. Свиридова и вправду в окружении китайцев, да и Острецов вряд ли решится карать, даже если он, по убеждению комика Пантюхова, и есть Чудовище с Аленькими цветами. Страшить же — до душевной тоски! — Ковригина начало вот что. Вдруг — без всяких на то причин! — случится какая-нибудь глупость и не даст ему дописать "Записки Лобастова"! Каждый раз, когда он заканчивал долговременную работу (впрочем, это бывало не часто), его посещала эта дурь — страхи, что он не сможет дописать концевые главы или что сцены, с самым существенным, не попадут на бумагу и не будут открыты людям. Нынче же эти страхи были особенные — "Записки Лобастова" стали казаться ему сочинением художественно-убедительным, ему было интересно писать их, он выводил строки для самого себя и в отказе от гонорара был искренен. Получал удовольствие, а ему за него ещё и деньги совали…
"Психоз старого мерина… Такая натура и такая профессия, — сказал себе Ковригин. — Господи, помоги мне грешному…"
Постучали в дверь. Коридорный, извинившись и сославшись на решение администрации знакомить гостей с деловыми перспективами города, вручил Ковригину пакет с рекламными буклетами.
— Тем более что шейх тоже гость нашей гостиницы, — сказал коридорный.
— У него же шатёр! — удивился Ковригин.
— В шатре он проживает, — сказал коридорный, — а офис его фирмы временно расположен у нас на втором этаже.
— Ну, спасибо… — пробормотал Ковригин.
— Что же у вас звук пропал? — удивился коридорный. — Церемония начинается, а у вас звук пропал.
И коридорный кулаком восстановил звук. Впрочем, усердия коридорного были лишними. Наблюдать за церемонией было приятнее без звука. Свиридова была жива, хороша собой, в меру государственна, и следовало положиться на бдительность силовых сотрудников Шанхайской организации, мелькало на экране лицо заводчика Острецова, а вот аравийский шейх, торговый гость Синежтура, ни разу в кадр не попадал. Болтовня шла невыносимая, без усилий кулака Ковригин убрал звук и стал изучать рекламный буклет фирмы по производству и распространению летательных аппаратов. Текст (или только русский перевод его) был составлен в стилистике Шахрезады, и сопровождать чтение его должна была бы музыка Римского-Корсакова. Ковры-самолёты предлагались разных модификаций и назначений. Для полётов над городом к местам спортивных забав и огородных работ могли пригодиться ковры-самолёты малых форм с прицепами для садового инвентаря, прогулочных катеров и домашней скотины. Производились ковры-самолёты с радиоуправляемыми рогатинами для охоты на камчатских медведей-рыболовов. При желании можно было заказать ковёр-самолёт размером со стадион и проводить на нём международные соревнования, в том числе и по гольфу для бездельников (улёт мяча на землю и его возвращение на ковёр фирма обязывалась гарантировать миллионной компенсацией в валюте Йемена). Для людей деловых и отважных, скажем, для тех, кому надобно было перелететь над мятежными районами Судана, ковёр можно было изготовить под "белое облако" или под "грозовую тучу цвета хаки" и снабдить выползающими из ребер ковра пулемётами. На последних красочных страницах буклета размещался пассаж самой нежнейшей Шахрезады, сумевшей развлекать партнёров не одними лишь телесными упражнениями. Теперь Шахрезада взялась обличать Фомов неверующих. Она предлагала этим Фомам неверующим (в число их входил и неведомый Шахрезаде Ковригин) прокатиться вместе с ней на ковре-самолёте и убедиться, сдует их ветер или не сдует. При этом сама Шахрезада готова была руководить полётом, находясь в ванне-джакузи. Эти Фомы неверующие ставили под сомнение саму возможность существования ковров-самолётов и относили их к мифологическим странностям. И были олухи-недоучки. Не могли взять себе в голову, что ещё в минус-времена, возможно, пришельцами в белых одеждах, ковры-самолёты были снабжены двигателями с силовыми полями, разгадку которых пока отыскать никому не по разуму, и что силовые поля эти способны не допустить к ковру-самолёту ни потоки воздуха, ни грозовые разряды, ни какие-либо другие неприятности и глупости природы. И уж тем более восходящие газы и пылинки исландских вулканов. Секреты бесшумных двигателей и их устойчивой безопасности изучены, но открывать их нельзя, сообщим только, что это не какие-то жалкие на-на хау кремниевых долин, те способны заниматься лишь эротическими усовершенствованиями увёрток или приманок самок и самцов. Так что покупайте ковры-самолёты, загорайте на них поближе к Солнцу, нежьтесь там в джакузи. А главное — перемешайтесь, пожирайте пространство. Очень скоро ковры-самолёты станут самым ходовым видом транспорта и решат проблемы пробок.
