Наташка приезжала в командировку на три дня, а когда Володька сообщил, что возвращается в Гомель, вернулась с ним. Глянула тогда на него: «А где мы будем встречаться?» Ответил: «Подумаю. Я позвоню». Она опять поехала в Друцк, он позвонил ей туда, договорились, что встретит автобус, на котором Наташка будет возвращаться из командировки. Но она опоздала, как потом выяснится, на тот рейс... Володька больше не позвонил. Судьба. Теперь вот лежит на диване и жалеет, что все так получилось. Может, попробовать отыскать? Жила она с родителями в частном секторе где-то около психбольницы в Новобелицком районе, телефона не было, это он точно помнит, а фамилию забыл. Один раз, правда, позвонил ей на работу, там сказали: уволилась. А потом закружила жизнь, втянула в свой водоворот, и он забыл совсем, что где-то есть эта красивая Наташка.
Засыпая, Володька твердо решил начать поиски Наташки. Непременно. А приснился ему торшер, который будто бы стоял в аппаратной радиоцентра вместо микрофона, и он рассказывал в торшер о себе. Откровенно, до мелочей. Поплакался, что от него убежала с другим жена. А потом все же сообразил, что негоже это делать. Услышат ведь люди, — радио есть в каждом доме, в каждой квартире, не считая если только разве Хоменка, — и начнут показывать потом на него пальцем, ухмыляться, стыда наберешься, не пройдешь даже по улице — будут взглядами дырявить: смотрите, все смотрите, это же тот, от которого сбежала жена! Хорош сам, значит!..
Когда проснулся Володька, ох как порадовался, что это — лишь сон!
Хотя неуютно ему было в квартире. Да и не мог он до конца поверить, осознать, что теперь вот эта квартира — его одного, куда не страшно будет прийти поздно, даже хорошо выпив горькой. И при этом никто тебе не станет читать мораль. Так это ж здорово, оказывается! А может, и нет?..
Володька на какое-то время даже испугался, что остался один в квартире...
И опасался этого не зря.
Раздел 9. Райком закрыт
Катерину Ивановну, словно шашель дерево, все еще точило, не давало покоя свое горе. Это ж до чего дошло — уже почти год как она не может похоронить своего мужа. Была бы здорова, то села бы в поезд и отправилась в столицу, отыскала б крематорий — и всех делов. И муж ее, Николай, тоже хорош был: хочу, чтобы не как всех похоронили, а чтобы сожгли! Везите в столицу — и не возражайте. Не довелось побывать там при жизни, не довелось, то побываю хоть тогда, когда умру. Слыхали? Исполняйте. Командир говорит. Подполковник. А ей теперь ломай голову, как вернуть его домой в той урне, чтобы по-человечески придать земле. Дальше дома она не выбирается. В магазин если когда только. А теперь решила съездить и дальше — в райком партии, вспомнила, что там работает первым секретарем брат невестки, получается, дядя неслуха-племянника Кольки: назвали так в честь деда, а он деду фигу крутит. Ехать — на тот берег Сожа, в Новобелицу, но ничего — автобусы, и особенно троллейбус «пятерка», ходят исправно. Волновало старуху другое: а что, если и Павел Сергеевич пошлет ее туда, куда послала и его сестра? Извини, скажет, тетя, я тебя знать не знаю, первый раз вижу. Заплутала, смотрю, не туда попала. Однако же нет, не должен так обойтись с ней Павел Сергеевич, вместе же были несколько раз в компаниях, пели-танцевали, а когда умер Николай, принес цветы, поклоном уважил его, а ей сказал, легонько положив руку на плечо: «Держитесь, Катерина Ивановна. Держитесь». Неужели забыто все это? Не должно быть. Одно, чего боялась старая, — тот мог поинтересоваться: «А почему военкомат не привезет урну? Чем они там занимаются? Отвезли же...» Ну, правильно, отвезли... Однако же тогда там служил знакомый Николаю офицер, а позже его перевели куда-то, а тот, который занял его место, долбит свое: «Мы в два конца покойников не возим. В один — пожалуйста. У нас же не контора по оказанию ритуальных услуг». И Катерина Ивановна не нашлась, что ему ответить. Наверное, и правду говорит, окаянный? Отходит много отставников, на всех транспорта не наберешься...
Вся надежда, таким образом, была только на Павла Сергеевича Минерова. Спросила на первом этаже, где он сидит, а дежурная девушка, хмыкнув, улыбнулась:
— Ты, тетка, никак с луны упала?
Катерина Ивановна, услышав такой бессмысленный, по ее мнению, ответ, посчитала это не иначе как издевательством, строго посмотрела на шутницу, серьезно заявила:
— Я не к тебе, красавица, пришла домой, а в райком партии!
Девушка приняла строгий и важный вид, поняла, что посетительница не притворяется, действительно отстала от жизни, поэтому ответила кратко и сухо:
— Райком закрыт.
— А куда все подевались? Или от кого заперлись?
— Партии, тетя, нет уже более.
— И Минерова — также? — раскрыла рот, подобрав прядку волос под платок, Катерина Ивановна.— Распустили разве партию?
— Фу-у, вспомнила! Теперь здесь просто райисполком. И райсовет. Выбирай, что тебе надо.
— А где ж Минеров?
— Поднимает сельское хозяйство. — Девушка помолчала, не сводя глаз с растерянной Катерины Ивановны, потом спросила: — А вы что, действительно не знали, что партии больше нет?
— Нет. Ей-богу, — откровенно призналась старая.
Девушке, по всему видно, Катерину Ивановну было трудно понять. Отстала от жизни старушенция, ничего не поделаешь. Это так. Один раз, правда, услышала, будто на самом деле забрали партию у Горбачева и раскололи ее, словно тот грецкий орех: щелк — и нет. Но не поверила. Думала, мало ли что иной раз могут сказать по телевизору? А ее, оказывается, и нет, партии. Райком, значит, закрыт? А ее знакомый Минеров, получается, пошел туда, откуда и взялся — в колхоз? Он, подумала старая, и там не пропадет, не с вилами ж будет работать. А, может, ему там и лучше, не то, что в этом кабинете с графином воды на подоконнике. Что ни делается — все к лучшему.
Катерина Ивановна, прежде чем пойти, спросила:
— А где тот его колхоз? Далеко? Близко?
— Да нет, близко — в Глушце.
— То и правда, близко, под городом. И место красивое. Бывала там. Доводилось. А тебе, девушка, спасибо за справку. Но я сегодня уже не поеду к Минерову: поздно.
— Не за что, — кивнула девушка.
Про телевизор она почему-то не вспомнила. Наверное, подумала, что телевизор люди смотрят и так, хотя, бывает, и видят другой раз не то, что им следовало бы видеть....
Вечером пришел... Колька. Внук. Катерина Ивановна, услышав за дверью его голос, остолбенела: «Неужели?» Не сразу открыла — растерялась, а когда зашел Колька, не знала, куда его посадить. Это ж, считай, не появлялся уже почти год — как не стало деда, приходила раза два невестка, просила денег, жаловалась, что стипендии внуку не хватает. Известное дело. И стипендии не хватает. И зарплаты. И Государственную премию дай — ее также будет мало. Все зависит от того, как тратишь те деньги. А тратить их теперь умеют. Только отсчитывай.
— Садись, внучок, — кивнула Катерина Ивановна на стул, махнув над ним полотенцем и подставив поближе к гостю. — Чем бы тебя угостить? Варенье вишневое будешь? Или, может, медком полакомишься? Мед — хороший, башкирский, парень один нам привозит, он грузы на поездах сопровождает, то бывает и там, в Башкирии. Хороший мед. Вкусный, не горький.
— Да нет, бабушка, ты не беспокойся: я сыт. — Внук осмотрелся и только тогда обратился к Катерине Ивановне: — Да, в общем-то, и некогда рассиживаться. Я по делу.
— Да понимаю, так, без дела-то, к бабушкам и дедушкам теперь не приходят внуки. Только по делу, — печально улыбнулась Катерина Ивановна, но все равно была рада: как же, наконец-то Колька, сорванец, заявился!..
— Не сердись, бабуля.
— Учишься ж хоть как?
— Академический взял.
— Прервал учебу? — не поверила старуха.
— Ну.
— А что же ты делать будешь, недоучившись? Кому недоученные люди нужны? — глаза у Катерины Ивановны гневно засветились, а голос задрожал. — Я у тебя, внук, спрашиваю?
Колька ответил сразу же, не долго думая:
— Сегодня недоученные люди нужны стране. Срочно. Доучимся. Будем работать и учиться.
— Не верю, ой, не верю! Нечто ты не то делаешь, внук...
— Куй железо, пока Горбачев! Слышала? Не слышала. А весь город так говорит. Бабуля, я к тебе...
— Что, может, в Минск едешь? — вспомнила о своей болячке Катерина Ивановна — про урну. — Заодно и деда привезешь, а?
— И Минск от нас никуда не денется, — Колька все же сел на стул. — И зарубежье будет нашим. Все, решено: начинаю заниматься бизнесом. Открываю туристическую фирму «Мечта».
Катерина Ивановна слушала внука, боясь шелохнуться. А Колька продолжал:
— Человек мечтает побывать в Париже? Мечтает. В Египте? А как же! В Арабских Эмиратах? Конечно! И вот я помогу ему, человеку, осуществить эту мечту. У меня будет своя фирма, будет!..
Катерина Ивановна не знала, что ответить внуку, а тот, похоже, не находил слов, чтобы говорить дальше. Думал, бабушка будет вся светиться, сиять, начнет хвалить его за проворство, за то, что он дальновиднее, чем другие, а она — молчок, даже нахмурилась, лицо сделалось суровым, строгим. Катерина Ивановна не первый день живет на этом свете и понимала: если пожаловал внук, то ему что-то надо. А что? Конечно же, деньги. Однако ни за что не смогла бы догадаться старуха, и если бы услышала от кого, плюнула б тому в глаза, что внук попросит у нее... квартиру. Под офис. Ну, это уж слишком!.. Ему, видите ли, в ней будет удобно. Центр. Первый этаж. Не сказать, чтобы Катерина Ивановна слишком опешила, услышав про Колькину затею. Нет, она уже и сама не раз подумывала, что когда-то надо будет и с ней, с квартирой, распрощаться — с собою же ее, квартиру, не унесешь, однако не предполагала, что вот так все повернется. На триста шестьдесят градусов! Видали вы его, додумался. И ноги не показывал, а как квартира понадобилась — тут как тут. А дочь что скажет? Если кто и придет на могилку, то только она, а не Колька. Урну не найдет времени забрать, год стоит в том крематории прах мужа, а он и не подумал, не позаботился... И хватило же наглости прийти и выпрашивать квартиру? И в кого он, интересно, таким уродился? Отдай ему угол, а сама куда?
