Фома клятвы Гиппократа не произносил, но очень верил дяде Лёше и целительной силе избранного им средства, поэтому дал Сергуне денег и отправил его за водкой. Чтобы не возникло соблазна, он велел купить «чекушку», а Кувалде вообще ничего не сказал. Поздним вечером дядя Лёша выпил водку за один приём – Фома даже понюхать не успел, – закусывать не стал, крякнул, вздохнул смачно, радостно подмигнул Фоме, ахнув, повернулся на правый бок и захрапел.
Всю ночь доносился храп до бокса Фомы и Кувалды. Бедный юный шахматист, оказывается, боялся храпунов, он мучился, вертелся и затих лишь под утро, когда разбудили дядю Лёшу Перистова и начали над ним процедуры.
За окном быстро неслись леса и дачи, дело было в пятницу, в полном вагоне электрички сидела Вика, держала на коленях большой арбуз и старалась незаметно почёсывать голову. Для маскировки на ней была шляпка, шляпка съезжала с Викиных гладких волос, и это было хорошо, потому что, поправляя эту шляпку, можно было с успехом чесаться. Что Вика и делала.
Напротив неё сидел дедуля, по виду и багажу дачник, и, прячась от своей подруги, старой Мальвины с голубыми волосами, которая расположилась наискосок и спиной к нему, пил урывками из бутылки водку, спрятанную в газету. С каждым разом, удачно выпив, дедушка становился всё веселее и веселее, шутил с соседями, которые всё видели, но не выдавали его супруге. Он и с ней шутил, она иногда поворачивалась и говорила ему что-то, но ни о чём, видно, не догадывалась. Постепенно весь край газеты дедуля замусолил и обслюнявил, и выглядело это уже очень подозрительно. На миг дедушка потерял бдительность, запрокинул бутылку очень высоко, и в этот момент его Мальвина повернулась…
Всё затихло вокруг, дед сразу понял, что что-то случилось, складки его бородышки задвигались быстро – он успел всё допить. Жена его тут же поднялась с места, все нужные чувства отразились на её лице… Но в это время дальние двери вагона разъехались, и по проходу бодро зашагали торговцы, громко и пронзительно крича. «Пи-и-и-во, лимонад!» – вещал первый, за ним волокла сумку и кричала: «Чипсы кому, пирожки горячие с рисом, с мясом, пирожки!» ещё одна. Тот, что был с пивом, с лимонадом, перекрыл дорогу дедушкиной Мальвине – кто-то что-то у него покупал, поэтому она только могла грозить кулаком и причитать: «Ах ты, паразитская твоя душа…», минутой позже появилась в дверях третья продавщица, и после того, как идущая впереди крикнула: «Га-а-рячие пирожки, га-а-рячие пирожки!», ещё громче завопила: «Мороженое, кому мороженое!» Лимонадный скрылся, а торговки так и перекрикивали друг друга, пока дед не остановил одну из них и сказал:
– Так… Почём? Дай мне.
– Вам что дать? – сразу спросила у него торговка. А другая ещё продолжала кричать «Мороженое берём, мороженое».
– Мне этот…
– Что?
– Пирожок… мороженый, – выдал дедуля и стал рыться в кармане.
– Ах, тебе пирожок мороженый… Мы куда едем? Мы куда едем? – отстранив продавщицу пирожков, стала наступать суровая старушка.
Вика увидела, как померкла сразу радость деда, как он крепко прижал к себе сразу предательски вывернувшуюся из газеты пустую бутылку. «Вот и Фоме водки нельзя, и я буду, как эта Мальвина, бутылку у него отнимать…» – грустно подумала Вика и представила себя старой Мальвиной, а Фому дедулькой с вставной челюстью и бутылкой водки у сердца.
Но узнать, чем кончится эта печальная история, она уже не могла, потому что электричка подъехала к станции Ранний Вой-2. Надо было выходить. Вика подхватила арбуз, поскребла затылок, поправляя шляпку, и оказалась на платформе, от которой до больницы Фомы было совсем чуть-чуть.
Качали головами астры, которые продавала бабушка у дороги, гордо держали спинку гладиолусы – белые, красные, розоватые, крупные и мелкие, в пушистых ёлочках, в целлофане, с обрезанными листьями камышей и без, кучками лежали на земле молодые яблочки, продавались переросшие огурцы-поросята с жёлтыми боками, совсем дёшево, только бы купили, – а Вика шла вдоль этого лета, которое уже начало кончаться, волокла свой арбуз, который можно было бы купить и тут, и старалась не думать о грустном. Милому и бедному Фоме не помогали, видно, лекарства, и только Ужвалда, такой же больной и заключённый Ужвалда, должен был помочь. Уже не в первый раз Вика прокрутила в уме возможный разговор с ним, объясняла и так, и эдак, упрашивала, сулила подарки, убеждала, призывала не бояться брать вшей в руки, что, мол, они у неё чистоплотные, очень даже хорошие вошки! И так разволновалась, что, когда проходила мимо охранников на въезде в больничный комплекс, а какая-то особо зубастая вошь укусила её возле самого уха, взвизгнула и бросилась бежать, отчего охранники долго смотрели ей вслед.
Всё оказалось неожиданно легко. Вика, не заглядывая к Фоме, прошла сразу на второй этаж к медсёстрам, отдала им арбуз и попросила передать его Фоме не через Сергуню, а лично в руки. Фому вызвали наверх по больничному радио, а Вика бросилась под окно и скорее подозвала к себе Ужвалду.
– Да это ж верное средство! – поднял вверх он свои шоколадные руки, отчего широкие рукава необъятного халата сразу упали ему на плечи. – Давай прямо сейчас! И мне одну, если можно…
– Ужвалда, спрашиваешь! – обрадовалась Вика. – Да хоть сто. Только я сама на себе ни одной поймать не могу.
– Эх, молодёжь… – как старая негритянская бабка сказал Ужвалда. – Так надо же мелким-мелким гребешком их ловить, расчёсочкой.
– Нету. У меня только вот… – и Вика вытащила из сумки пластмассовую палку с шипами в разные стороны.
– Конечно, такая модная не пойдёт, – совсем как Фома сказал Кувалда, – такой расчёской только не знаю где ковыряться. Ну ничего-ничего, Вика, ну что ты…
– Куплю самую мелкую и завтра приеду. Я завтра могу… – приободрилась Вика. – Ужвалда, только вот как мы Фоме подсунем – представляешь, если он увидит… Надо как-то замаскировать, запихать куда-нибудь, в какую-то еду или питьё.
– А! Конечно, в банан! Куда ж ещё!
– Нет, банан белый, он сразу увидит, – не согласилась Вика. – А изюм тёмный, но он и в изюме бы нашёл, мы пробовали.
– А в банане не найдёт, – уверенно сказал Кувалда и прислушался. Ему показалось, что Фома уже спускается в бокс. Но всё было тихо, и Кувалда продолжал: – Твой Фома бананы не жуя глотает. Хап-хап – и нету. Так что давай привози завтра, наловишь, мне отдашь, а я их быстренько в бананчик-то и затолкаю. Заложим штук пять – даже если две разжуёт, остальные точно проглотит.
– Ой, Ужвалда…
– Не бойся.
Кувалда знал, что говорил. На днях Фоме завезли очень много бананов (уж больно всем друзьям его сосед понравился, так это было с расчетом на него). И какая-то странная это была партия – бананы средних размеров, обычного цвета, но в их сердцевинах светились жалкие чёрненькие подобия семечек. Сам Фома удивился, что бананы с семечками, но Ужвалда сказал тогда название сорта этих бананов на языке своего народа, Фома уважительно хмыкнул и больше не обращал на косточки внимания.
Кувалда тут же припрятал тройку этих бананов до завтрашнего дня. Вскоре вернулся в бокс Фома, и Ужвалда, хитро подмигнув Вике, отошёл от окна и погрузился в чтение статьи про шахматы.
И вот, в оговоренное с Ужвалдой время, вооружённая самым мелким гребешком, который только нашёлся в магазине, Вика появилась у инфекционного отделения больницы имени Красного Креста. Вохи обнаглели и кусались со всех сторон, они плодились, видимо, очень быстро, а под шляпкой ещё и грелись, отчего им было совсем хорошо и привольно на Викиной голове. Порой Вике казалось, что они лезут в глаза и кусают за ресницы, – она быстро смотрелась в зеркало, но или вши моментально разбегались, или Вике просто это чудилось, но всё-таки на бровь они исхитрились-таки отложить свою гнидку. Вика вовремя её заметила, сняла и раздавила. Щелчок, с которым треснул малюсенький неровный мешочек, звучал с таким торжеством, что Вика поняла – победа над этими насекомыми может быть очень нелёгкой, а потому особо почётной. Никто ни разу ещё не ловил запущенных в неё Брысей вошек, они жили привольно (Вика боялась, что они вообще не приживутся, ради них даже голову не мыла) и были совсем непугаными. Она сразу, как купила гребешок, потренировалась дома, и после второй попытки поймала-таки одну вошь, которая оказалась совсем не медлительная, как те, которых ловила вручную Брыся на Рафике и больных Бубловых. Или выросшие на Викиной ниве вши пошли в хозяйку – весёлые и резвые, или уж очень на гребешке им было неприятно, но и вторая пойманная вошь с такой скоростью вертела лапками и так хотела вырваться, отталкиваясь от острых зубьев поймавшего её гребня, что Вика даже уронила её, но нашла на полу, отпихнув кота, который сразу попался под ноги. Кота со вшами, пусть и с лечебными, ей ещё не хватало.
«Только бы всё получилось, – горячо думала Вика, незаметно заглядывая в окошко Фомы и Кувалды, по привычке уже почёсывая голову, – только бы получилось! И только Фоме помогло бы! А уж потом с вами, паразиты, – мысленно погрозила она кулаком своим вшам, – я в момент расправлюсь!»
