– Господи, да что ж это?
– Это, мама, джакузи, – говорит Настя. – Ванна такая.
– Зачем нам джакузи? – недоумевает Антонина Павловна.
– Понятия не имею. Зачем нам джакузи? – переспрашивает она Максима.
– Мыться, – отвечает он.
– Мыться можно и в ванне. – Настя не скрывает раздражения.
– И в корыте, – добавляет Максим.
– Мылась я и в корыте, и ничего: дочь воспитала и жила достойно. – С гордо поднятой головой Антонина Павловна удаляется в свою комнату.
Раздается звонок в дверь. На пороге возникает небритый пенсионер с пожелтевшими седыми волосами:
– У вас тут что?
– Вы кто? – интересуется Настя.
– Я ваш сосед. Снизу.
– Здравствуйте, – говорит Настя.
Сосед заглядывает Насте через плечо, он нагло протискивается взглядом в загроможденное строительным мусором пространство коридора:
– У меня штукатурка в кухне кусками отскакивает, как при бомбежке. Вы это прекращайте! Слышите? Безобразие!
– Извините, но у нас ремонт.
– У всех ремонт. А людей уважать надо. Муж-то дома?
– А что?
– Окна меняете?
– На что?
– Тьфу ты! Рамы старые выбрасывать будете или как?
– Вам нужны?
– Не то чтоб нужны. Я б на дачу взял.
– Хорошо. Мы вам отдадим.
– Я не нищий, я заплатить могу. Вы и двери меняете?
– Вам и двери нужны?
– Все равно выбрасывать.
– Да, пожалуйста.
– Ну, хорошо. Я зайду потом. Вы бы потише. Я-то ладно, а вот дочь у меня – биохимик – не выдерживает.
Сосед уходит. Настя закрывает дверь. Из ванной появляется Максим.
– Биохимик! – ворчит Настя.
– Кто биохимик?
– Соседка снизу – биохимик.
– Ну и что?
– Не выдерживает.
– Чего «не выдерживает»?
– Да практически ничего. Зачем нам джакузи?
Звонит телефон. Мимо строительных козел, ведер и прочих явных признаков ремонта к нему устремляются Максим и Настя. Антонина Павловна тоже выходит из своей комнаты.
– Это меня, – говорит она наперерез. – Я жду звонка от Стеллы.
– Это меня, – прибавив скорости, обгоняет тещу Максим.
– Это мне звонят, – споткнувшись обо что-то, безнадежно отстает Настя.
Первым у аппарата оказывается Максим.
– Я приглашаю тебя посмотреть, как мне сделали пол, чтобы вы не вздумали стелить этот гадкий ковролин.
* * *
Дверь в квартиру Анны чуть приоткрыта, как улыбка Моны Лизы. Слышится музыка. Максим заходит в прихожую, по-прежнему заваленную стройматериалами и рабочей одеждой. Он осторожно идет по коридору, заглядывая в развороченные ремонтом пространства. Наконец доходит до спальни, толкает дверь… Белые отштукатуренные стены и потолок, зияющее черной дырой ночное окно, яркая лампочка на длинном шнуре ударяет в глаза. Желтый свет отражается в гладком, зеркальном полу, на котором танцует Анна. Ее мокрые волосы блестят, ее глаза сверкают. На ней простыня цвета капитуляции, цвета стен и потолка, цвета здоровых зубов, цвета снега на склонах Эвереста. Максим смотрит на этот танец из другой комнаты, не решаясь войти, произнести хоть слово, пошевелиться. Но вот Анна останавливается, молча смотрит на него, решительно подходит к двери, открывает ее широко, берет его за руки, затягивает на блестящую, зеркальную поверхность и вовлекает в свой танец. Он неловок и скован. Он так не может. Он так не привык. Он краснеет, как ребенок. Он не знает, что сказать и как себя вести.
– Дорогой, – говорит она в танце, – обрати внимание на пол. При большом внешнем сходстве с обычным паркетом ламинатные полы сделаны из высокопрочных материалов, обладают повышенной износостойкостью.
– Дорогая, – говорит Максим, переминаясь с ноги на ногу, – похоже, что ламинатпол еще и значительно проще в установке, да и дешевле в эксплуатации.
– Конечно, – отвечает она. – Ламинатпол – это то, о чем я мечтала!
Они любят друг друга на блестящем полу, скользя и перекатываясь по гладкой отражающей поверхности.
Они лежат на полу и смотрят в потолок. В глаза впивается резкий свет. Максим курит.
– Что это было? Секс? – спрашивает она.
– Вроде того. Тебе так не показалось?
Анна пожимает плечами.
– Ты не успела?
– Куда?
– Перестань.
– Что перестань? Я никуда не опаздывала, – смеется она.
– Первый опыт редко бывает удачным, – сдувается Максим, продолжая курить в потолок.
– Брось, – поворачивается к нему Анна, – ты настоящий герой-любовник.
– А он?
– Кто?
– Этот твой спонсор…
– Разболтала, значит. Ладно. Он приходит ко мне по пятницам в девятнадцать ноль-ноль и уходит в девятнадцать ноль-ноль по воскресеньям.
– Прямо как железнодорожный состав. – Максим зажимает нос. – Нумерация вагонов с головы поезда.
– Он живет по расписанию: работа такая.
– Кто он?
– Он? Бизнесмен.
– А имя у твоего бизнесмена есть?
– Зачем тебе?
– Так просто.
– Обойдешься без имени.
– Ты его любишь?
– Уже нет.
– Тогда зачем?
– У нас договор. Когда я в очередной раз уходила от него и от его семейных обстоятельств, он спросил: «Сколько?» Я сказала: «Тридцать две тысячи шестьсот пятьдесят три доллара». Ляпнула первое, что пришло в голову. Он привез деньги.
– И все?
– И все.
– А зачем тебе я?
– А зачем тебе я?
– Я первый спросил.
– Мне так захотелось!
– Прости, если не оправдал ожиданий…
– У меня не было никаких ожиданий. Послушай, мне не нравится этот разговор.
– Мне тоже.
– Тогда давай не будем.
– Хорошо.
Максим привлекает к себе Анну и целует ее:
– От тебя пахнет кофе, или мне кажется?
– Я люблю грызть кофейные зерна. Они горькие. Как думаешь, почему все мужики считают меня стервой?
– Наверное, потому, что ты от них уходишь.
– И все?
– Потому, что ты умная.
– Что еще?
– Красивая.
– Еще!
– Сексуальная… стерва.
* * *
Максим моет руки у себя в кабинете. Марьяна сосредоточенно разрабатывает онемевшие челюсти.
– Никогда еще так долго не сидела с открытым ртом, – констатирует она.
– Марьяна, в наш бартерный договор я хочу включить один деликатный пункт.
– Никогда не состояла в бартерных отношениях с мужчинами. Я всегда была им что-то должна.
– Я о ремонтах. Я хочу, чтобы наши с Анной квартиры были одинаковыми.
– Ну, я же говорила, что практически повторяю проект.
– Ты не поняла. Я хочу точно такую же квартиру. Не «практически», а абсолютно. С точностью до цвета стен, до расстановки мебели, с точностью до гвоздя.
– Зачем?
– Так надо. Но об этом не должна знать Настя.
– Ты с Анной… – Марьяна перестает двигать челюстями. – Я от тебя этого не ожидала… Она тебя соблазнила?
– Почему это она?
– Макс, ты же паинька. Макс, ты же мне про десять заповедей…
– Марьяна, ты слышала, я тебя попросил? Ты меня поняла?
– А ты знаешь, что она с мужиками делает?
– Знаю. Мне это нравится. В смысле, мне это не важно. Все. Марьяна, я не хочу об этом говорить.
– Да, это коллизия! Максюша, это не мое дело, я как рыба об лед, я пришла-ушла, но если Насте не будет это нравиться… ремонт?
– Ей все будет нравиться!
– Хоккей! Я согласна, только скажи по секрету – это что у вас, такая сексуальная причуда с ремонтом? Я правильно поняла?
– Марьяна!
– Скажи, это вас возбуждает?
* * *
Все падает, рушится, клубится. Настя растерянно и обреченно ходит по руинам своей квартиры, как попавший в окружение солдат. Нетронутыми остались несколько комнат, куда эвакуировали всю мебель, деда Антона, Антонину Павловну, Машу и собаку. На всем пространстве фронта орудует Марьяна. Украинцы кричат:
– Осторожно, хозяйка!
Настя с трудом уворачивается от падающих фрагментов стен, кусков штукатурки. Марьяна, перекрикивая грохот, наставляет бригадира:
– Ты меня понял? Чтобы все точно, как я сказала!
– Мосты, церквы, монастыры строил… Нихто слова поганого нэ казав! Ей-богу! Митрополит благословил…
– Я атеистка.
Марьяна направляется к Насте, а бригадир плюет ей вслед и крестится.
– За ними нужен глаз да глаз. Иначе биде у тебя будет в прихожей.
Затишье наступает лишь к вечеру.
– Мама была права, – говорит Настя, наливая в тарелку суп.
– В чем права мама? – Максим устало садится за стол.
– Этот ремонт – прямая дорога на кладбище.
– Есть какие-нибудь предложения?
– Нет.
– Так я и знал.
В дверь звонят. На пороге Илья. Он слегка навеселе.
– Ну, хвастайся своей джакузей.
– Ну, заходи. Есть хочешь?
– Нет.
Они идут по разрушенному коридору в ванную комнату.
– Ну вот она – красавица. – Илья гордо представляет другу джакузи.
Та сияет белизной и никелированными металлическими деталями.
– Ух! Красавица-то красавица, – задумчиво произносит Илья.
– Что-то не так?
– Все так, – говорит Илья, поправляя пальцем очки. – Все так. Под тобой много народу живет?
