– Вы опять!
– Как прикажете, сэр…
Еще раз прочистив горло и бросив тоскливый взгляд на пасущихся травоядных, Дживс наконец высказался:
– Вам не приходило в голову, что у мисс Мидоус, возможно, есть к вам чувства?
– Чувства? Какого рода чувства? Господи боже! Дживс, вы что, хотите сказать… Да ну! Не в этом же смысле?
Ноги у меня подкосились, и я присел на краешек кровати. Состояние моей души в ту минуту лучше всего описывает слово «мешанина». Капелька восторга, щедрая доза сомнений, тревога насчет умственного здоровья Дживса и, как водится, неловкость оттого, что при тебе сплетничают о даме. Когда буря в душе Бертрама несколько утихла, на поверхности осталось только одно: недоверие.
Я спросил, тщательно подбирая слова:
– С чего это вам в голову пришло, будто девушка, которая редактирует книги и мило болтает с вами об этом, как его… Какой-то гауэр?..
– Шопенгауэр, сэр.
– …И к тому же выглядит как ангел во плоти, причем в особенно хорошей ангельской форме, обратит внимание на законченного осла вроде меня, да еще и только что при ней пристававшего к ее кузине?
Дживс провел рукой по губам.
– Безусловно, сэр, мисс Мидоус барышня образованная, но в ней нет ни капли интеллектуального снобизма. Она рассказывала, что когда училась в колледже Сомервилль[24], активно участвовала в деятельности университетского театрального общества. Зрители особенно оценили ее выступление в роли Розалинды в комедии Шекспира «Как вам это понравится».
– Однажды во Франции она что-то говорила о Розалинде. Я тогда подумал, что речь об одной моей знакомой из колледжа Святой Хильды[25].
– Свободное от сценических занятий время мисс Мидоус посвящала организации пикников и дружеских пирушек на плоской крыше колледжа, куда можно было забраться по пожарной лестнице.
– Все-таки диплом и ученая степень у нее есть, правильно?
– Простой, не с отличием, сэр.
– Все-таки это о чем-то говорит, верно? В общем, никаких нет причин для того чувства, на которое вы намекаете.
– Во Франции, сэр, вы много времени проводили вместе.
– Строго как брат и сестра. Китекэт и Тараторка ужинают вместе при всяком удобном случае. Скучно жевать в одиночестве.
– Если я правильно понял, вы, сэр, о ней весьма хорошего мнения.
– Самого лучшего! Но это же совсем другое. И не повод воображать, что для нее я больше, чем пыль под этими, как их…
– Вчера за ужином, сэр, мистер Венаблз завел речь о юге Франции, и я заметил в ее глазах некое выражение…
– Выражение в глазах! Тоже мне довод.
– Грустное выражение, сэр. И даже некая влага блеснула…
– Хватит, Дживс, что за ребячество!
– Как пожелаете, сэр.
– И вообще не надо трепать имя девушки.
– Мне было бы трудно выразить свою мысль, сэр, не обозначив, о ком разговор. Возможно, следовало прибегнуть к притче, как пророк Натан в беседе с царем Давидом, однако…
– Помню, помню. Но если бы вы взялись говорить притчами, я, может, и не понял бы, что к чему.
– Прямой подход показался мне более уместным…
– Давайте на этом закончим, Дживс, если вы не возражаете?
Затихшие было волны всколыхнулись вновь, и сердечная мышца что-то уж очень сильно колотилась изнутри о рубашку.
– Как скажете, сэр. Позвольте только добавить, что мистер Бичинг может узнать о сегодняшних происшествиях из другого источника.
– То есть от Амелии?
– Молодая леди пребывает в таком дурном расположении духа, что от нее всего можно ожидать.
– Чувствует себя загнанной в угол и готова на крайности?
– Ситуация чревата, сэр. Мисс Хаквуд, возможно, считает, что ей уже незачем поддерживать миф о лорде Этрингеме и его джентльмене-слуге, мистере Уилберфорсе.
– Дживс, это уже серьезно!
– Боюсь, что да, сэр. Может привести к преждевременному окончанию нашего визита.
– А леди Хаквуд мигом побежит звонить тете Агате.
– Удачно, что телефон временно не работает.
– Я вам скажу, Дживс, что еще может воспоследовать, если Амелия расскажет Вуди…
Кажется, я уже упоминал, что помимо прочих достижений Вуди на выпускном курсе был принят в университетскую команду по боксу. Зрители, не поленившиеся приехать в «Савой» смотреть матч с Кембриджем, на всю жизнь запомнили поединок в среднем весе, длиной ровно в одну минуту и двенадцать секунд, залитый кровью ринг и лицо противника, когда ассистенты уводили его под руки – видимо, продолжать штудии в колледже Гонвиля и Кая.
Мне вовсе не хотелось оказаться на месте этого самого противника, тем более что за прошедшие годы Вуди наверняка перешел в более солидную весовую категорию.
– Черт возьми, Дживс! Как бы нам умилостивить Амелию, хотя бы до воскресного вечера?
– Я уже думал об этом, сэр, и мне…
Но что именно «ему», мне тогда узнать не удалось, поскольку в тот самый миг раздался стук в дверь.
– Войдите! – отозвались мы хором.
Дверь открылась и тут же заполнилась. Я хочу сказать, что все пространство между порогом и притолокой плотно, без просветов заполнила фигура дворецкого.
– Извините, сэр, – сказал Бикнелл. – Я искал мистера Уилберфорса.
– Вы пришли как раз куда надо, мистер Бикнелл, – ответил я.
– С позволения лорда Этрингема я хотел спросить, не поможете ли вы нам, мистер Уилберфорс?
– Конечно, – сказал Дживс.
– Чем смогу, мистер Бикнелл! – откликнулся я. – Как я уже говорил нынче утром, мы, Ву… Уилберфорсы, обожаем приносить пользу. Мы не признаем всеобщих забастовок!
– Временный лакей, Хоуд, слегка прихворнул. А за ужином сегодня ожидается десять персон. Хочу вас попросить прислуживать за столом.
– Счастлив помочь, – ответил я, судорожно раскидывая мозгами, – но я еще не успел сходить в деревню, позвонить в телефонную компанию…
– Это не к спеху, мистер Уилберфорс. Я завтра сам схожу.
– Но я не…
В поисках спасения я оглянулся на Дживса – его лицо оставалось непроницаемым и уста не разомкнулись.
– Душевно благодарен, – сказал Бикнелл. – В семь часов я начну разносить коктейли в гостиной, а сэр Генри любит, чтобы ужинать садились не позже восьми. Будьте добры явиться к миссис Педжетт в половине восьмого.
Дверной проем опустел.
Кажется, я слабым голосом пробормотал:
– Все понял…
А может, и нет. Это не так существенно.
– Дживс! – выговорил я, когда ко мне вернулся дар речи. – Это конец, пропади все пропадом.
– В самом деле, сэр, складывается впечатление, что все дела свои погибель самым страшным увенчала[26].
– Да пусть бы венчала, что хотела, только бы на меня свои венцы не нахлобучивала!
– Ситуация досадная, сэр, хотя и небезнадежная.
Тут я заметил некий блеск в глазах Дживса. За последние сорок восемь часов у меня уже не впервые закрадывались подозрения на его счет. Уж не заразился ли он общим стремлением отлынивать; и не почитывает ли вместо Спинозы Карла Маркса? Но я, как уже случалось раньше, его недооценил.
– Установленный факт, сэр: за парадным обедом или ужином сидящие за столом практически не замечают тех, кто им прислуживает.
– Если только те сами не сваляют дурака.
– Именно так, сэр. Если же все идет гладко, хозяева и гости, увлеченные беседой, не смотрят, кто подает им еду.
– Неблагодарно как-то получается, а?
– Так устроен мир, сэр, и не нам судить. Позвольте спросить, например, кто прислуживал вам, когда вы в прошлый раз гостили в Бринкли-корте?
– Сеппингс?
– Нет, сэр. Мистер Сеппингс был нездоров. Его заменил молодой человек из деревни, мистер Истон.
– А я и не заметил.
– Именно так, сэр.
Я задумался.
– И все-таки задачка такая, что кровь стынет в жилах.
– Понимаю ваши опасения, сэр. Но подумайте вот о чем: до сих пор вас никто не разоблачил. Можно для верности немного изменить вашу внешность.
– Накладная борода?
– Нет, сэр. Лакей, который захворал…
– Горгулья Хоуд?
– Мистер Хоуд тоже носит бакенбарды.
– Хотите сказать, бакенбарды по природе своей гармонируют со штопором и перекинутой через руку салфеткой?
– Их чаще носит обслуживающий персонал, сэр.
Впору было обидеться, но случай был неподходящий. Я решил не лезть в бутылку, хотя этот сосуд явно маячил где-то поблизости.
– Что еще?
– Расчесать волосы на прямой пробор… Просто удивительно, как подобная мелочь меняет лицо.
– Еще какие-нибудь детали? Черная повязка на глазу? Килт и меховая сумка?
– К чему такие крайности, сэр? Я полагаю, мои очки для чтения с успехом и без лишней театральности завершат перемену облика.
Я подошел к окну и, следуя общей моде, уставился на пасущихся оленей.
Вот о чем я думал. Участников сегодняшнего ужина можно разделить на три группы. Те, кто никогда в жизни меня не видел: трое Венаблзов и семейка Хаквудов. Те, кого можно не бояться, поскольку они сами участвуют в заговоре: лорд Этрингем и Джорджиана. И самая ненадежная троица: Вуди, Амелия, леди Джудит Паксли.
