– А как вы-то на них вышли? – спросил вдруг Козырев.
– Когда-то нас свели мои служебные дела, да так и не развели… Но мы отвлекаемся. Есть еще один момент в игре, который привлекает многих, особенно в последнее время. По папаше Фрейду – слыхали такого? – игра может быть особой формой сексуального удовлетворения. Считается, что она позволяет заместить, или сублимировать, выражаясь по науке, сексуальные инстинкты. Мало кто из игроков, просидев ночь за преферансом, способен порадовать свою супругу поутру не только своим появлением, но и чем-то большим. А еще замечено, что многие наши бизнесмены, чья деятельность, – по сути, та же игра, как правило, не радуют своих подруг, а стараются провести время за игрой в карты или на бильярде. И последнее: игра привлекает как другая реальность. Человек уходит из надоевшего прагматичного мира в мир игры, где правят не законы, а случай, не разум, а голая страсть. Но все это справедливо для тех стран, где уровень жизни дает основания для подобных выводов. А у нас, если мы затеем свое дело, в первую очередь пойдут косяком желающие поставить на кон рубль, а получить миллион. И в этом мы будем где-то на уровне Буркина Фасо.
– Да-а, – вздохнул увлекшийся лекцией Козырев. – Очень все это интересно, но боюсь, что ничего не получится. Я не могу рисковать всем, что у меня есть, ради какой-то сомнительной затеи. Вы же шли договориться о намерениях, как сейчас говорят, так что я вправе отказаться.
– Боюсь, что нет, – жестко сказал Машков. – На вас сделана ставка. Да вам и самому хочется заняться этим, признайтесь.
– Ставка? – подхватился Козырев. – Это что же, меня, как принято на зоне, разыграли в карты? Неплохо для сотрудников Госкомспорта и бывших сотрудников «почтенного ведомства», – съязвил он.
– В карты? Пожалуй, – ласково улыбнулся гость. – И вот – козырная, – сказал он, доставая из нагрудного кармана половинку сторублевой банкноты еще советского образца.
Петр Ильич осел в своем кресле, как проколотый надувной матрас.
– Вот теперь, Петя, налей, пожалуй, и поговорим по-дружески на «ты», – помахал Машков пустой стопкой перед замершим взглядом хозяина кабинета.
Тот послушно повиновался и автоматически выпил, когда Павел Павлович приподнял свою стопку, опрокинул ее содержимое в рот и со стуком поставил на стол, словно ставя победную точку в разговоре.
– И что теперь со мной будет? – спросил Петр после минуты молчания. – Вы меня заберете?
– Заберем? Куда и зачем?
– Но раз эта карта у… тебя, – значит, ты из ФСБ. Ведь тогда у меня вы побывали?
– Петя, перестань бояться. Эту визитку я тебе предъявил не как улику, а как доказательство того, что ты мне можешь доверять. Ведь если я тебя не сдал за три года, значит, ничего не имею в виду плохого и сейчас. Согласен?
– Пожалуй, да… – нерешительно согласился Козырев.
За эти годы он не раз задумывался, почему неведомый ему сотрудник КГБ решил не выдавать его, и не исключал, что тот «отложил» его на потом. И вот это «потом» настало.
– А почему ты не сдал меня тогда? – задал Козырев мучивший его вопрос.
– А что бы мне это дало? Благодарность в приказе? Но она бы только принесла дополнительные расходы – коллег поить. А времена, сам знаешь, были какие. Не только вы, шустрики, понимали, что в стране все решают только деньги, а не идеи и их охранители. Как ты думаешь, зачем я и мои друзья-товарищи шли в КГБ?
– Ну в загранку ездить…
– «В загранку», скажешь тоже. Туда попадали единицы и не из нашего управления. А нам приходилось тут дерьмо разгребать. Точнее, не его, а чужие миллионы, в то время как сами мы сидели на своих нищенских зарплатах. Нет, дорогой, шли мы туда, я по крайней мере, за тем, чтоб никого не бояться. Ведь все боялись кадровиков, начальников, парткомов, милицию. А они все боялись нас. Ну а к моменту нашего с тобой заочного знакомства курс партии сменил курс доллара. И понял я, что нечего мне делать в нашей системе.
– Налей, – коротко велел гость и жадно выпил виски, словно заливая огонь, горящий в душе. – Так что, предчувствуя перемены, я уже не служил, а дослуживал и о будущем думал – вот почему и не сдал тебя. Ты у меня стал как бы вкладом в банке.
– И теперь ты пришел за процентами…
– Петя, ты же деловой человек и должен понимать, что я их и заработал, и отработаю.
– Слушай, Паша, но как ты тогда вышел на мой тайник? Как вообще на меня вышли? – слегка заплетающимся языком спросил Петр.
– Ладно, дело прошлое – можно рассказать. Когда Торопову замочили, мы стали проверять все ее связи – там явно сработал кто-то из своих. Ну а ты оказался в ее записной книжке.
– И никого так и не нашли до сих пор?
– А кто ищет-то? – ответил вопросом на вопрос Машков. – Кому это нужно? Ну а тогда мы собрали неплохой урожай. Но «сгноили» его в наших закромах – после путча не до того было. Зато многие остались на плаву, как вы с Залимхановым. И наша опергруппа подъехала тогда к тебе под видом грузчиков…
– Знаю-знаю, с пустой коробкой, чтоб не надрываться…
– Знаешь, да не все. Тебе небось консьержка разболтала. Но она не знала, что в коробке спаниельчик был, нюхач. Мы же тебя из-за контактов с Рифатом хотели и на наркоту проверить.
– А как же она на выходе не обратила внимания на собаку?
– Элементарно, Ватсон: Сашка, кинолог наш, просто дал псу команду «В машину!», тот и прошмыгнул между наших ног, словно был жителем твоего дома. Ну зашли мы в твою хату без труда, хоть у тебя и навороченные двери стояли…
– Зато я с замком возился…
– Вот неумехи! Наследили-таки. Ну а там мы, как обычно, рассредоточились. Мне достался санузел твой. Я в этом управлении был за новенького – раньше по другой части служил, – и меня на парашу кинули. В сортире у тебя все чисто было – в нашем смысле…
– А в обычном что, разве грязно?
– Нет, молодец твоя Тамара. А вот в ванной я, как зашел, сразу увидел пальчики на зеркале, говорящие, что его зачем-то снимали, и не раз. Вот я и полюбопытствовал. Когда снял задник, признаюсь, меня аж в жар бросило: никогда таких сокровищ не видел. И еще признаюсь: очень хотелось твои картоночки под рубашку заправить и разбогатеть на сотню тысяч баксов.
– И почему удержался? Чекистская совесть?
– Хренистская! Просто рассудил, что и попасться могу, и ты, если залетишь все-таки, расколешься и сдашь уже меня. А так я рисковал, конечно, но и тебя спас, и себе на будущее зацепку оставил.
– А если бы я про эту половинку сотенной все-таки рассказал в случае ареста?
– И тебе бы поверили, думаешь? А ты бы и рассказывать не стал, понимая, что, сдав неведомого меня, лишаешься последней поддержки. Ведь так ты думал, признайся?
– Да, было дело.
– Ну вот, а теперь нас эти половинки соединят, как мы их. Где твоя-то?
– Вот, – протянул свою половину банкнота Петр, достав его из бумажника, где он хранился как талисман.
– Ну что, начинаем сотрудничать? – испытующе посмотрел на собеседника Машков, складывая бумажки по линии разрыва.
– Да, – коротко ответил Козырев.
– И правильно. Ты же понимаешь: дело твое, хоть оно старое и проходило по союзной конторе, вполне можно вытащить на свет божий – мои друзья помогут – и раскрутить так, что Рифат в белом фраке окажется, а ты – известно где… Так что давай держаться вместе. За сотрудничество! – поднял свой стакан Павел, по-хозяйски разлив остатки виски.
– За сотрудничество, – поддержал тост Петр.
Они выпили.
– Дело прошлое, но как ты провозил брюлики и Рифатов порошок? Колись, Клоун, не боись: он мне все рассказал.
При упоминании героина Козырев напрягся, но пересилил себя, понимая, что отступать уже некуда. Да и выпитое придавало смелости.
– Я же, Паша, по специальности не клоун, а престидижитатор – фокусник, если по-простому, или артист оригинального жанра. После окончания училища у нас с женой был номер – «Магические клоуны». Мы даже в Париже на фестивале…
– Да знаю я твою биографию, Петя. Ты мне по делу говори.
– Я и говорю по делу, а ты перебиваешь. Не допрос же ты ведешь, – обиделся Петр. – Короче, когда Тамара осела с Сашкой, сыном, я остался на арене один. Ну и перешел в простую клоунаду. Работал в паре с Афоней – помнишь такого?
– Это который спился?
– Ну да. У нас была неплохая программа, репризы смешные. И был у нас ослик, Шеф. Его так прозвали, потому что мы делали репризу про такси. Ослик был такси. Мы его ловили, а он упрямился, сбрасывал вас, ну и вез в конце концов, когда у него перед носом на удочке десятку держали. Это и на Западе публика неплохо принимала, только там рубли меняли на доллары. А потом, когда мы были в Южной Америке в одной программе с Барковой, Афоня запил. Я один работать не мог, а отправлять меня с осликом на родину было накладно. Вот я скучал там почти месяц без гонораров – только тариф дома капал. От нечего делать начал я нашего Шефа к тиграм барковским приучать, а их – к нему. Стал его все ближе привязывать к их клеткам, водить мимо. А заодно договорился со служителем местного зоопарка, и тот обработал с помощью скунса несколько тряпочек, которые я хранил в герметичных банках. А скунс, надо тебе сказать, это такая вонючка, по сравнению с которым наш хорек все равно что флакон французских духов. Короче, к концу гастролей я подошел к Барковой с предложением войти в ее номер со своим Шефом. Та и слушать не хотела – никто еще не работал в одной клетке с тиграми и ослом. Уговорил все-таки. Испытание было обставлено как хорошая войсковая операция. Брандспойты, пистолеты, багры – все было наготове. А мы с Шефом, у которого на шее висела тряпка со скунсовым секретом, спокойно проехали несколько кругов между сидящими тиграми. Те и не думали приближаться, даже шарахались от нас, если мы на них ехали. Так я вошел в труппу Барковой – ездил внутри клетки с хищниками на своем Шефе в роли хитрого Ходжи-таксиста, а они мне голосовали лапами. Платила она не очень хорошо, поэтому я предложил однажды себя еще и в качестве младшего тренера на полставки – в общем-то простого уборщика клеток, чтоб не возить лишнего человека. И вот однажды на подъезде к границе, мы из Германии тогда возвращались, я решил убрать клетки, чтоб чистенькими въехать на родину. Влез в вагон с тиграми на предпоследней станции перед границей, дай, думаю, удобрю земли братской Польши тигриным добром. Взял на лопату первую кучу, а в добре этом что-то белое вдруг мелькнуло. Ну не побрезговал я, изучил находку. А это оказался пластиковый пакет с… камнями. Вот так, как в басне дедушки Крылова: навозну кучу разгребая, петух нашел… но не жемчужное зерно, а кучу бриллиантовых. И в других кучах были закладки. Представляешь, на сколько бы я нагрел нашу знаменитость, не заметив пакета и шуранув кучу за дверь. Вот повезло бы какому-нибудь пшеку!
