Сиракава был жестким, деспотичным человеком. Он крайне редко улыбался, все в доме боялись и сторонились его. Он никогда не терял контроль над собой, даже выпив две-три чашечки сакэ. И не только страх уронить себя в глазах жены, показаться в невыгодном свете заставлял его обуздывать свои страсти и внешне ничем не выдавать бурлившего внутри неутолимого вожделения.
Сиракава был вечно чем-нибудь недоволен, приход приказчиков из мануфактурного магазина мог вывести его из себя. Он предпочитал одеваться в традиционном японском стиле, на его белых таби[30] никогда не было ни пятнышка, ни морщинки. Он любил, чтобы Сугэ прислуживала ему, приносила вещи, помогала одеваться, держала зеркало под нужным наклоном во время бритья.
Аккуратность, подтянутость и моложавая энергичность хозяина давали Сугэ ощущение легкости и воодушевления. Общение с хозяйкой никогда не вызывало в ней таких эмоций. Но простой вопрос: любит ли она господина, привел бы девушку в замешательство. Она не знала бы, что ответить.
Сиракава всячески баловал свою наложницу, берег ее как зеницу ока, как драгоценный камень. А Сугэ по-прежнему мучило чувство, что ее обманули, обокрали, отняли что-то бесценное. И красота ее поблекла, лишилась живого сияния. Цветущая вишня в хмурый пасмурный день…
Она пощекотала котенка по белому животику и взъерошила шерстку на спинке. Малыш крохотными коготками вцепился ей в руку. Сугэ в каком-то отчаянном порыве схватила котенка и так сильно прижала к себе, что он жалобно пискнул.
– Мы с тобой так похожи, правда? – вздохнула Сугэ, знавшая, что, как бы ни сопротивлялся маленький зверек, он не сможет одолеть существо высшего порядка. Интуитивно она угадывала, сколько ядовитой жестокости, бессердечного самодовольства скрывается под лощеной, изысканной внешностью господина Сиракавы.
Какое-то тревожное воспоминание мелькнуло в сознании. Что-то ведь произошло тогда, в Фукусиме…
Среди молодых подчиненных господина Сиракавы, часто по служебным делам посещавших официальную резиденцию, был некто по фамилии Кадзабая. Каждый раз, проходя по коридору мимо Сугэ, он как бы невзначай прикасался к ее руке или плечу и при этом всегда смотрел ей прямо в глаза.
Однажды во время вечеринки Кадзабая оказался за столом рядом с Сугэ. Сакэ лилось рекой, стоял обычный шум и гам. Неожиданно молодой человек попросил Сугэ показать ему золотое инкрустированное кольцо. Без всякой задней мысли она сняла колечко и протянула его Кадзабае. Тот схватил драгоценность и мгновенно спрятал в карман. Жарким шепотом Сугэ умоляла его вернуть вещицу, но он лишь посмеивался в ответ. Девушка похолодела от ужаса при мысли о том, что может случиться, если Сиракава обо всем узнает, но боялась привлечь к себе внимание и оставила попытки получить кольцо.
Она бы ни за что не открылась хозяину, но той ночью невольно вздрагивала от каждого его прикосновения и ее тело цепенело в его объятиях, так что Сиракава сразу заподозрил неладное. Он стал нежно растирать ее озябшие пальцы, один за другим, и вдруг сказал:
– А кольца-то нет.
Сугэ с головы до ног покрылась мурашками и задрожала, как в ознобе.
– Ты что, отдала его кому-то? – Ласково, по-отечески он пару раз слегка шлепнул ее по рукам и по бедру.
Сугэ крепко, как котенок, прижалась к своему господину и разразилась бурным плачем. Судорожно всхлипывая, словно обиженный ребенок, она, задыхаясь от слез и рыданий, поведала ему историю исчезновения кольца.
– Ну-ну, перестань, глупышка. Не надо плакать… Знаешь, молодые парни частенько так подшучивают над девушками. Но впредь будь осторожней. Шутки могут и до беды довести…
Сиракава крепко обнял ее, рукавом своего ночного кимоно вытер слезы и расправил мокрые, прилипшие к щекам пряди волос.
Сугэ, решив, что история на этом закончилась, стала понемногу успокаиваться. Каков же был ее ужас, когда через несколько дней до нее дошли слухи о Кадзабае. Молодой человек вместе со своими коллегами отправился на горячие источники и там был страшно избит в какой-то пьяной драке, получил перелом ноги. На курорте в то время отдыхали несколько офицеров полиции, которые ходили на задних лапках перед префектом.
Позже Сугэ видела хромого Кадзабаю. Он раболепствовал перед своим начальником и с покорно склоненной головой выслушивал очередной выговор. Сугэ было больно и неприятно присутствовать на этой экзекуции.
С тех пор Кадзабая сторонился Сугэ и в страхе отводил взгляд в сторону, будто боялся даже краем глаза увидеть прядь ее волос.
Хозяин опасен, поняла Сугэ. Это человек, которого надо бояться, в гневе он способен на все.
С тех пор образ хромого неустанно преследовал девушку, всплывал в памяти даже в минуты самой полной близости с хозяином.
«Я много грешил, много сил растратил, – говорил иногда Сиракава, глядя на Сугэ, – чтобы вновь становиться отцом. В любом случае я уверен, что с такими формами и комплекцией ты не сможешь выносить ребенка». Эти слова оставили неизгладимый след в душе Сугэ. Она никогда всерьез не думала о ребенке от Сиракавы. Но то, как он хладнокровно и бездушно раз и навсегда исключил ее из рядов нормальных, здоровых женщин, наполнило ее сердце тоской. Ей казалось, что она уже давно блуждает в сумраке и нигде не может найти пристанища. Безнадежность, усталость…
Какой путь она прошла? Простая девушка без надежд и планов, она верила, что не напрасно были принесены в жертву ее красота и невинность. Она помогла родным, и это дарило ей некоторое утешение. Бегство от хозяина не принесет избавления. Она уже никогда не будет той чистой, безгрешной девочкой, какой когда-то была.
Жизнь в резиденции господина Сиракавы отлажена до мелочей, здесь есть настоящая хозяйка, госпожа Томо. Поэтому с появлением еще одной девушки вряд ли что-нибудь изменится.
Как только все это открылось Сугэ, она впала в состояние апатичного равнодушия. Она смирилась, и у нее даже появилась странная потребность внешнего и внутреннего отождествления с Юми. Сугэ хотелось иметь такое же стройное, упругое, худощавое тело и светлое, как у отрока, лицо, хотелось так же одеваться, причесываться, двигаться.
Однажды неизбежное случилось – Сиракава не пощадил Юми.
Как-то утром Сугэ обнаружила ее во дворе у дверей кладовой. Бедняжка сжалась, как воробышек, ее худенькое тело сотрясалось от рыданий.
– Что такое? Юми, скажи мне, что с тобой?! – воскликнула Сугэ, схватив девушку за плечо и с тревогой заглядывая ей в лицо.
Юми, не переставая судорожно всхлипывать, поспешно закрылась рукавом кимоно.
Каждый ее тяжкий вздох, каждый стон знакомой болью отзывался в теле и сердце Сугэ. Слова были не нужны.
– Юми, милая, не плачь… Я знаю, знаю. Со мной было то же самое… – У Сугэ от волнения защемило в груди, к горлу подступили рыдания.
Юми робко подняла голову. Увидев огромные, наполненные слезами глаза Сугэ, почувствовав ее поддержку и сочувствие, она прижалась к подруге по несчастью. И вновь разрыдалась так бурно, словно безутешное горе стремительным потоком затопило все ее существо.
Сугэ плакала тихо, нежно поглаживая девушку по спине и узким плечам.
Юми была стройная и гибкая, точно молодой бамбук. Смуглое тело ее было крепким и поджарым, как у подростка. В лице, в линии губ, носа, подбородка также проступало что-то жесткое, твердое, неженственное. Чувствительное сердце Сугэ дрогнуло и потянулось к ней.
– Мои родители… О, как они рассердятся, когда узнают, что со мной произошло! О, какой стыд! – стенала Юми, все еще горько плача.
«Да, это серьезный повод для слез», – подумала Сугэ. Она вздохнула, вспомнив, что сама была избавлена от стыда перед родителями. В душе ее поднялась волна – нет, не злости, а жалости, охватило желание утешить, поддержать этого бедного подранка.
– Юми, давай поможем друг другу. Во мне нет ничего особенного, я самая обычная девушка. Позволь мне стать тебе сестрой, – тихо молвила Сугэ, опускаясь на колени и протягивая Юми руку.
– Ты правда этого хочешь? О, Сугэ! Я… я… – Девушка рухнула на землю и уткнулась лицом в колени Сугэ.
Вечером Юми пришла к Сугэ и долго рассказывала ей о своем детстве, о родном доме.
Семья была очень бедной. Муж старшей сестры, тюремный надзиратель, оказался единственным человеком, который имел работу и приносил в дом жалкие гроши. Отец когда-то состоял телохранителем при мелкопоместном князьке, а мать прислуживала в замке.
По настоянию госпожи Соноды Юми отправилась в резиденцию господина Сиракавы в надежде получить выгодное место и обучиться хорошим манерам. И только теперь она узнала, что стала жертвой тайного сговора, но верить в это отказывалась. Сиракава, конечно, пообещал взять всю заботу о новой пассии на себя, удочерить ее так же, как Сугэ, и все-таки Юми сомневалась, что ее отец пошел на столь позорную сделку. Бедняжка страшилась встречи с родителями. Как она посмотрит батюшке в глаза, как выдержит его жалобы и упреки? Мысль об этом, призналась она Сугэ, приводит ее в такое отчаяние, что впору ей бежать куда глаза глядят.
