Зря она не стала рожать от Юры. А он так хотел! Был бы сегодня его кусочек рядом. Плоть от плоти его. Было бы для кого жить. Наверное, скажи он ей год назад, узнав о смертельной болезни, что все не надолго, что скоро он уйдет, она бы согласилась. Но он ее жалел, берег, не хотел расстраивать. А потом она сама заметила: с ним что-то не так, он худеет, слабеет, секс все реже и реже, да и то с трудом. Но признался он не сразу. Три месяца назад. И о детях уже не заговаривал. Да и ей от ужаса, от безысходности было ни до чего. Просто побыть с ним вместе, когда у него хватало сил выбраться из дома. А потом просто посидеть ночью у его постели, когда жена, проведя в больничной палате весь день, уезжала домой выплакаться. Большего он ей дать не мог.
Хорошо еще, что Катя, личный Юрин секретарь, его доверенное лицо, передавала записки от него каждый день. Поначалу даже по нескольку за раз. Она была их ангелом-спасителем. Сама влюбленная в Юру, она не мешала их любви — напротив, делала все, чтобы обожаемому ею Юрию Петровичу было хорошо. Странно: она не ненавидела Таню, не видела в ней соперницу, а любила и боготворила за то, что ее любит Юра. «А я не захотела от него родить!» — в очередной раз прокляла свою глупость Таня.
«Все! Пора идти. Завтра опять приеду. Надо посмотреть имя на соседней могиле. Не дай бог, столкнусь здесь с Юрочкиной вдовой, так хоть будет что сказать. Мол, соседи по несчастью!» — подумала Таня и грустно улыбнулась. Она взяла себя в руки. Она опять сильная. Опять одна. Теперь, наверное, навсегда. Другого она не полюбит. Всего тридцать лет, а жизнь кончилась! Осталось существование.
Таня пошла к выходу с кладбища.
У ворот ее окликнули. Таня обернулась. Опустив глаза, с зареванным лицом к ней семенила Катя. В напряженно вытянутой руке, как флаг, несла белый конверт.
— Таня, это вам. Юрий Петрович велел передать. Он сказал, что вы наверняка... — Катя всхлипнула, — что вы обязательно...
Еле пробиваясь сквозь слезы, хватая ртом воздух и с судорогой выдыхая его, она все-таки досказала:
— Придете... после похорон... на следующий... день... Отдать лично... не посылать...
Девушки обнялись. Теперь уже и Таня рыдала в голос, не имея сил себя сдерживать. Они обе потеряли любимого человека. Они стали родными.
Вскрыла конверт Таня, только добравшись до дома. Поставила рядом с собой нашатырь, выпила пятьдесят капель валокордина, сняла с телефона трубку, положила рядом и распечатала конверт.
Милая моя Танюшка! Любимая, единственная!
Печально, но если ты читаешь это письмо, значит, я уже умер. И, исходя из моего предвидения твоих действий, похороны были вчера. Не плачь, родная. Это нормально. Все когда-то умирают. И всегда не вовремя, всегда рано. Я доволен своей судьбой. Я что-то успел, чего-то добился. Но главное, встретил тебя и успел с тобой побыть. А ведь могли и не встретиться. Правда? Нам грех жаловаться.
Ты подарила мне незабываемые часы. Жаль, что их выпало мало. Но ты знаешь, почему их не могло быть больше. Мы говорили об этом, и я думаю, ты меня поняла и не осуждаешь.
Ты — очень сильный человек. Ты справишься. Ради меня хотя бы. Чтобы мне там, хотя, конечно, никакого «там» не существует, чтобы мне было спокойно. При данных обстоятельствах точнее говорить «покойно». Извини, дурная шутка. Но в моем стиле. Ты улыбнулась? Только не реви. Ты же не умеешь плакать. Верно?
Я очень прошу тебя, не надо хранить мне верность. Ты очень молода, у тебя впереди вся жизнь. Я в твоем возрасте снял первый фильм. Только начал творческую жизнь. Поверь, все еще впереди.
Мы с тобой не имеем права ни о чем сожалеть. Так получилось, что я вдвое старше тебя. У меня никогда не было дочери. А ты ею стала. Не говорил тебе этого. Не хотел затрагивать больную тему. Но знай, ты была для меня кем угодно, но не любовницей. Любимой женщиной — да, душеспасителем — да, дочерью — два раза да.
Наверное, во мне говорил эгоизм, когда я настаивал, чтобы у тебя был мой ребенок. Но очень хотелось, чтобы рядом с тобой осталось живое, когда меня не станет. Живое, связывающее нас с тобой, продолжающее нас, объединяющее нас во времени после моего ухода. Ты приняла другое решение. Наверное, правильное. Теперь это только твой вопрос.
И все же, поскольку людям случается менять свои решения, я оставляю тебе такую возможность. Одно условие — ты не имеешь права ею воспользоваться раньше, чем через год после моей смерти. Я хочу, чтобы решение твое было не сиюминутным, а выверенным, трезвым.
В Центре репродукции человека, в банке спермы, под номером 675342 хранится то, чем ты можешь воспользоваться, если решишь, что хочешь видеть рядом с собой моего ребенка. Не торопись, срок хранения не меньше пяти лет. Подумай. У адвоката есть нотариально удостоверенное мною заявление о признании отцовства. Адвокат сказал, что это возможно. Координаты его — у Кати.
Все! О самом сложном сказал. Нет, еще одно. Если родится мальчик и если ты будешь не против, назови его Юрой. Пусть я хоть таким образом останусь рядом с тобой. Прости, любимая, понимаю, как тебе тяжело это читать. Поверь, писать не проще.
Теперь действительно все! Еще раз повторю: я бесконечно благодарен тебе за полтора года счастья. А может, окажется и больше. Я этого сегодня не знаю. Но сколько бы ни было, спасибо!
Люблю тебя, обожаю!
Если «там» все-таки есть, еще увидимся! Будь счастлива! Для себя, для меня! Только будь!
Твой Юра.
Таня отложила письмо. Посмотрела на нашатырь, на флакончик валокордина. Резко отвернулась. Встала. Вернула на место телефонную трубку. Посмотрела на часы и стала быстро одеваться. Одна мысль: «Я нашла родителей. Я нашла того, кто меня любил так, как любят только собственных детей. Я счастлива!» — крутилась в ее мозгу. Вслух Таня произнесла: «Мама!» — и сама удивилась звучанию этого слова. Повторила: «Мама!» Улыбнулась. Посмотрела на письмо, лежащее на столе. И заплакала. Поцеловала листок бумаги, опрометью бросилась к выходу своей маленькой двухкомнатной квартиры. У дверей по-прежнему стояли Юрины тапочки.
Таня накинула на плечи пальто, на ходу обуваясь, схватила сумочку, бросила в нее мобильный и открыла дверь.
До закрытия кладбища оставалось еще три часа. А ей нужно было так много сказать самому любимому человеку на свете! Надо было так много... И не важно, что он не услышит. Услышит! Потому что «там» есть! «Там» не может не быть. Юра не может просто так исчезнуть, если вернул ей все недоданное судьбою. Слишком быстро. Слишком несправедливо.
Так за что жена выгнала вас из дома? — Психиатру было скучно. Таких пациентов он перевидал на своем веку десятки. Наполеоны у него были, Юлии Цезари были, президенты были. Вот еще один. Я его хорошо понимал.
— Она не хочет быть первой леди.
— Ну а вам зачем это надо?
— Так я же люблю ее! Мы двадцать шесть лет вместе!
— Понимаю. — Психиатр, видимо, четко следовал правилу: с сумасшедшими, главное, не спорить. — Тогда откажитесь быть Президентом!
— Не могу! Я проспорил. Минимум полгода я обязан оставаться Президентом России. А впереди еще эта инаугурация чертова.
— Так не ходите на инаугурацию. — Врач как-то ехидно улыбнулся. Думал, поди, что на инаугурацию меня не пустят. Решил от меня избавится, спихнуть на ФСБ.
— Не могу. Без жены не положено.
Врач понял, что быстро от меня не отвязаться. Устроился поудобнее в кресле, тяжело вздохнул и со страданием в голосе произнес:
— Ну тогда рассказывайте, как все произошло.
Я стал рассказывать. Мой школьный приятель, одноклассник, Миша Новиков уже лет десять как возглавляет газету «Оппозиция». Название для его газеты точное. Он всегда в оппозиции. Ему все не нравится. Даже таблица умножения. Нет, не всегда, а только если на нее ссылается кто-то из кремлевских. Или депутатов.
Так вот, звонит мне полгода назад Мишка и говорит: «Ты хотел квартиру новую купить?» Я говорю: «Хотел». Встретились поговорить. Мишка рассказал, что один из олигархов, бывших, разумеется, действующих-то не осталось, предложил ему найти человека, который в Президенты согласится баллотироваться. Денег дает три миллиона баксов. Миша и предлагает — двести тысяч на квартиру, восемьсот — ему на газету, а два миллиона на предвыборную кампанию. В «ящик», разумеется, не пустят, но по Интернету можно такое замутить...
Ну я, дурак, и огласился. Запустили в Интернете страничку — «Реальная альтернатива». Рассказали, так, мол, и так, скучно голосовать за преемника, которого действующий Президент назовет. Давайте нашего, народного. Мол, есть такой Сергей Победоносцев, из старого дворянского рода. Физик. Кандидат наук. Ничего не приватизировал, кроме двухкомнатной трущобы. Беспартийный, то есть нормальный. Жена, сын. То есть простой гражданин. Такой, как мы все.
