За короткое время был отстроен заново Храм Гроба Господня и другие церкви. Только базилику Неа отстроить не могли, но не только по причине отсутствия средств, хотя империя уже не имела власти и средств для восстановления всех храмов и Элию Капитолину, вошедшую в состав Персидской империи, субсидировал щедрый патриарх Александрийский Иоанн Милостивый. Замысел Юстиниана по крещению евреев и арабов казался уже недостижимым. Христиане отказались признавать святость Храмовой горы. Страшное взятие Иерусалима персами казалось тогда многим наказанием за попрание вековых христианских традиций, когда священный двор был городской свалкой.
Христиане вновь решили отомстить евреем. В этот период владычества персов Храмовая гора снова превратилась в городскую свалку — так христиане вторично хотели выполнить пророчество Спасителя о том, что мерзость и запустение воцарится на святом месте. Было решено ничего больше здесь не строить, дабы евреи поняли свои заблуждения и обратились в истинную веру. Разрушенные стены базилики Неа стояли в полном запустении на юго-востоке Харам-эш-Шериф. В этот время император думал только о том, как вернуть животворящее Древо Господне.
Ираклий — император ослабевшей византийской империи — удалился в затворничество, где целый год совмещал молитвы к Христу с занятиями боевыми искусствами. Он верил, что Бог не допустит погибели богоспасаемой империи, либо Христос и не приходил вовсе. Вся Византия была взволнована подобными настроениями. Она напоминала команду корабля во время жестокого шторма. Команда делает все возможное, чтобы спасти корабль, но их взоры и надежды устремлены в небо, откуда только и может прийти спасение.
В победившей Персии в это время тоже не дремали. При Хозрое происходит пересмотр Авесты, священной книги зороастризма, и дается ее новая редакция. Жена Хозроя была христианкой и содержала животворящее Древо в надлежащем этой святыне почтении. Персы во множестве принимают несторианство.
В это же время возводятся новые зороастрийские храмы. Хозрой запретил смену религий и объявил себя воплощением Ормузда. Он даже стал строить величественные храмы в свою честь. Но всем было видно, что часы зороастризма сочтены. Никто уже не верил Авесте, и никакая сила не могла отвлечь народ от принятия христианства. Восток бурлил подобно котлу. Множество мистиков и бродячих монахов несли всевозможные религиозные учения на основе христианства, иудаизма и язычества…
На второй день Пасхи, помолившись в церкви святой Софии, Ираклий обратился к Патриарху Сергию со следующими словами:
— Оставляю сей город и сына моего на попечение Божие и Богоматери и в твои руки!
Затем, взяв в руки нерукотворный образ Спасителя, служивший ему как военное знамя, Ираклий открыл поход на корабле, готовом к отплытию. И этот поход увенчался великим успехом.
Ираклий уничтожал святыни персов, в том числе и новый величественный храм, посвященный самому Хозрою, как наместнику Ормузда на земле. Еще недавно сильно униженная Византия переживала необычайный религиозный и политический подъем.
Церковное предание соединяет с обстоятельствами походов Ираклия в Персию следующие два празднества, соблюдающиеся и доселе в практике восточной Церкви. Это акафист Богородице «Возбранной воеводе победительная» и последний установленный двунадесятый праздник — Воздвижение Креста Господня. Велико было религиозное воодушевление византийского общества того времени. Священное Древо занес в Храм Гроба Господня сам император, одетый в рубище. Можно сказать, что поход Ираклия в Персию являлся по-настоящему первым крестовым походом, оказавшим влияние на нового арабского пророка, который в то время еще учил, что в религии не должно быть принуждения. Он тогда написал в Коране пророчество, что «Румы бегут, но скоро обратятся и победят язычников».
Мощная идея религиозной священной войны против неверных легла в основу исламского учения о джихаде. Пророчество Мухаммеда исполнилось, пророк провел на земле черту и сказал:
— Как толста эта черта, так и велики противоречия между учением Христа и моим учением.
Эта толерантность привлекала к нему многих восточных христиан. Но проведенная им по земле тонкая черта на деле оказалась неодолимой пропастью.
Уже через несколько лет Мухаммед отправил ко всем окрестным правителям составленное в вызывающих тонах обращение с призывом принять ислам. Шах Ирана, придя в страшный гнев, порвал это письмо. Что сделал Ираклий, бывший в этот момент в Иерусалиме, никто не знает, возможно — не обратил внимания. А зря. Уже через десять лет, после двухлетней осады Иерусалимский патриарх Софроний сдал город мусульманам на почетных условиях. Предводитель мусульманского войска халиф Омар ибн Хаттаб торжественно вошел в Иерусалим. Одетый в потертый плащ из верблюжьей шерсти, он въехал в город на ничем не украшенном верблюде. Халиф огромного мусульманского государства всегда отличался простотой и воздержанностью, чем вызывал непритворную любовь своих воинов.
Патриарх Софроний договорился с Омаром, что местные христиане смогут справлять свои обряды и жить как они хотят, благословляя Бога. Взамен они будут платить небольшую дань, меньшую, чем Константинополю.
Когда калиф Омар решил найти Краеугольный камень, он расспросил патриарха Софрония, где самое святое место Аль-Кудса. Святитель показал ему Храм Гроба Господня. Но Омар лишь засмеялся в ответ и попросил указать ему точное место, где находиться мечеть Аль-Акса (отдаленнейшая), первое направление молитвы (кибла) ислама, о которой упоминал пророк Мухаммед, когда он молился во время своего изгнания в Медину:
— Хвала Аллаху, перенесшему раба своего из мечети неприкосновенной в мечеть отдаленнейшую.
— Где мечеть Аль-Акса? — Омар спрашивал владыку Софрония. Патриарх недолго думая отвел Калифа на Храмовую гору, где в то время была городская свалка, и указал на развалины базилики Неа. Тогда Калиф удивился, почему великая священная мечеть Аль-Акса находится в таком ужасном запустении.
Патриарх рассказал Калифу, как евреи и персы во время знаменитого разграбления Иерусалима начисто разрушили святыни Аль-Кудса и что христиане теперь лишь выполняли пророчество Спасителя о том, что мерзость и запустение воцарятся на святом месте, отсюда и горы мусора на Храмовой горе. Калифа покоробило такое отношение к святыне, но он тогда ничего не сказал Патриарху.
В свите Омара были советники еврейской веры, которые непрестанно клеветали на христиан и справедливо указывали на то, что они, христиане, превратили Харам-эш-Шериф в помойку. А разрушили они, мол, идольское капище, которое Юстиниан воздвиг на месте великого Храма Соломона — истинной мечети Аль-Акса.
Тогда Омар приказал Патриарху проползти по помойке, показывая свое негодование за кощунственное, по его мнению, отношение к территории Харам-эш-Шериф. Калиф приказал евреям очистить прежде всего Краеугольный камень, вершину горы Мориа. Пока верблюды увозили повозки со смердящим мусором, Омар молился на Храмовой горе Аллаху. Затем, по преданию, Омар спросил у еврея-советника, где следует построить мечеть. Еврей посоветовал построить ее севернее Краеугольного камня, чтобы, обращаясь на юг, мусульмане молились и Мухаммеду в Мекке, и краеугольному камню, где стоял когда-то Ковчег. Но халиф понял уловку и выбрал место южнее Краеугольного камня, там, где стояли стены разрушенной евреями христианской базилики Неа. Калиф подошел к стенам базилики и приказал воздвигнуть из обломков Неа священную мечеть Аль-Акса… Что он сам принял за мечеть Аль-Акса, в которую был перенесен Муххамед, история умалчивает.
Мусульмане с самого начала их учения считали Аль-Кудс священным местом. Так учил сам пророк Мухаммед. Первые богословы уммы начали связывать многие места в Иерусалиме со своими преданиями.
Так, они стали утверждать, что от Масличной горы к восточной стене Храмовой горы после конца дней будет перекинут мост, по которому пройдут все судимые грешники. Осужденные на ад попадут в долину Кедрон и оттуда прямо в долину Генном — известнейший символ преисподней. А праведники взойдут на Храмовую гору и оттуда — прямо в рай. Другими словами, как мусульмане, так и христиане связывали Масличную гору с концом света.
Через столетия после захвата Аль-Кудса халифом Омаром, предстоятель Русской Православной Церкви в изгнании митрополит Антоний Храповицкий даже ввел особенное учение, в соответствии с которым искупление человечества произошло даже не на Голгофе, а на Масличной горе, когда Спаситель молился до кровавого пота и слезно просил Господа:
— Да минует Меня чаша сия.
Это была древняя идея первых веков Христианства. Она была для владыки Антония тем более привлекательней, что на Масличной горе красуется русский монастырь святой Марии Магдалины. Святитель Антоний считал, что со временем Святую землю заселят русские: маковки и шатры православных храмов будут здесь повсюду. Этим замыслам не удалось осуществиться из-за вспыхнувшей в России революции.
