Вихри времени! Мхи, кораллы неизвестного наросли на людях, пока он мирно копал жанры, стилистику, любовался удавом, разбрасывающим буквы. Надо же: вспомнив удава, вмиг увидел его; толстая строка, выползающая из закромов сознания,
повиливая бриллиантово-чешуйчатым телом, сладострастная, призывная - возьми, мни,
тискай, может, подарю тебе текст, а может - уползу обратно, только меня и видели.
- Брысь… - шепнул удаву Кутузов, но Аня расслышала и сбросила скорость.
- Что? Слишком много кошек?
- Милая водительница! Я навалился на вашу голову со своими собственными кошками, удавами. Не обращайте внимания. Почему вы решили помочь мне?
- Удавами?! Давайте по понятиям: от скуки. Сойдёт? Вам же всё равно - почему.
- Мне ведь всего-навсего нужно три тысячи простых российских евро…
Аня посмеялась над простыми евро, но машину держала крепко.
Спутники мотались по городу, разыскивая "одного знакомого" Ани, у которого точно есть свободные простые, но его видели то там, то сям, и через пару часов знакомый исчерпался.
- Что ещё можно сделать? - озабоченно спросила девушка, притормозив у кафе.
- Перекусить?
- А как с… простыми?
- Ну, на чай-то простой у меня найдётся, из трёх блюд вполне…
- Пошли, - обрадовалась девушка, убедившись, что мужик не совсем пропащий.
Увидев эту парочку, Магиандр покорился судьбе и на всякий случай повернулся спиной, чтоб его не заметили. Он вернулся в это кафе, поговорив со своим
духовником, и пребывал в покое. Батюшка убедил его, что скорбями все и спасутся. Магиандр поверил.
Взял компот. Те двое, неловко ухаживая друг за другом, расположились в дальнем углу, заказали комплексный обед и принялись перешёптываться. До слуха сына долетали только мелкие частицы, - досадно. Любопытство пришлось окоротить.
Волнение всё-таки вернулось. Не то чтобы Магиандр опасался за целостность их семьи, глупости не рассматривались, но кольнула сама раскладка: попавший в переплёт отец ищет на стороне.
"А ты? Сам-то что сделал, чтоб у тебя искали поддержки? - печально указал себе сын. - Тебя воспитывали, кормили, ты умничал, как мог, а теперь возревновал, видите ли, что у тебя не спросили, как жить дальше…"
"Но я же хотел помочь! Я и в редакцию написал, я к батюшке ходил! - возмутилась другая сторона. - Я старался, я и сегодня стараюсь, мне страшно за него, книга погибает, мир его рушится…"
"Тебе же сказали: оставь его. Их обоих оставь, родители сами разберутся…"
"Ну как это можно? - выступила собеседница. - Мы же фамилия, семейство, дом…"
"А у каждого свой путь" - успокоила Магиандра философская банальность.
От угла радостно донеслось:
- Мне ещё бабушка говорила: если на вашем пути постоянно возникают непреодолимые препятствия - сойдите! Значит, не ваш путь! - сказала Аня.
"Хорошая у девушки бабушка была". Магиандру понравилась идея, несколько
противоречившая его представлению о борьбе и препятствиях, но девушка так звонко, мило и решительно высказала её, что захотелось кинуться на истинный путь, не содержащий непреодолимых препятствий.
Он решил дождаться: пусть они выйдут первыми. Обнаружишься - неловкость неизбежна. Магиандру не хотелось пугать их. Если в лихолетье Бог послал отцу
блондинку, значит, пусть отец и спасается этой скорбью. Утончённая мстительность пассажа понравилась автору, потом он опомнился и перекрестился.
Ждать пришлось почти час. Они всё-таки ушли, явно подружившиеся крепче. Трапеза сближает.
Одному с женою радость, другому горе. Муж задурит - половина двора сгорит; а жена задурит - и весь сгорит. Мужнин грех за порогом остаётся, а жена всё домой несёт
Ночь в собственном доме, на своей кровати, но всё другое, радикальная смена караула.
Странное существо, похрипывающее рядом, сопящее узеньким носиком, и глазки-точки закрыты, заперты, кажется - спит она, благоверная. Кто эта женщина-изувер?
Сын тоже сам по себе, за толстыми стенами миражей. Небось опять цитаты проверяет. В целом неплохой парень, хоть и чудовище. Чувствительный он, кажется.
А куда-то отпарковала свой мерседесик блондинка, милая и современная, и спит, обняв, наверное, сибирского кота, как игрушку, и никакие досады не тревожат её радостного сильного сердца. "Хорошая страна попалась, - нечаянно пронеслось в голове Кутузова. - А почему попалась, Аня, ты?.."
И сегодня Кутузов денег не нашёл. При отсутствии друзей это действительно
трудновато. Аня опять катала его по городу, названивая очередным знакомым, но их унесло по командировкам, всех. Подозрительное упрямство судьбы.
Время не терзает, всё пока терпит. "Какие странные у Ани волосы - белое золото!
- на миг отвлёкся от несчастий Кутузов. - Никогда таких не видел, никогда". И вдруг уснул, совершенно вымотанный.
Жена, заслышав сонные посвистывания, пробудилась окончательно. Она и не спала, больше прикидывалась. Чувства скребли, жгли, всё на свете чуждо и в голове не умещается.
Всё на свете в прямом значении.
Всё: внешность её, год от года горше пугающая людей. Муж, собирающий Библии, не веря в Бога ни секунды. Сын, отдалившийся в грусти, встревоженный материнской грубостью, криком, швырками, - да он ещё не всё знает. Батюшка в душном храме, куда всего три раза зашла, но мерзости нахваталась на сто. Погодите у меня все вы.
Всё бушует на белом, белом до черноты, белом свете. Одна лишь ты, морщинистое
полено, лежишь, не нужная ни мужу, ни сыну. И как ни ходи туда, не меняется мир. Ни по воскресеньям, ни по будням.
Туда - это вообще-то в храм, но женщина запредельно обиделась на храмы. Обиделась на радостных волосатых батюшек. Обиделась на Бога. Там все учат друг друга смирению. Но эталонов, образцов хвалёного смирения нет. Где ваша экспозиция?
Обида - ещё слабо сказано. Женщина обиделась на буквы, потому что из них сложены обидные до слёз слова. Женщина обиделась на слова, потому что ни одно из них не описывает любовь к ней. Женщина не согласна любить этот мир, в котором все
только говорят и пишут, и ничего никто не делает, чтобы ей лично, ей персонально хоть на миг стало легче!
Муж опять весь день шастал; хорошо хоть вернулся без покупок. Да и шкаф-то заперт, а бросить новую пришелицу куда попало - муж не допускает вольностей.
Поломанную старуху не привёз обратно, значит, уговорил мастера и будет спать по-человечески,
без военных действий. Как надоел он со своей войной. Как надоело всё! Ну ничего. Есть чем утешиться. Утереть им носы.
Глянув опасливо на спящего супруга, женщина выбралась из-под жарко-постылого одеяла, чугунно припарившего её как утюгом, и, набросив старый махровый халат в затяжках и петлях, на цыпочках упорхнула в кухню и накрепко закрыла плотно пригнанную дубовую дверь с латунными цилиндрическими ручками, полированно пылающими золотом.
Вот скажите, отчего рухнула книга? А, не знаете, профессор, муженёк мой дорогой. А я не только варила кофе - я писала заповеди, а принадлежности для сотворения мира у меня там, на высшей полке. Библию вашу, сударь, всю такую важную, туда я поставила, дабы не заметили вы моего канцелярского углового устройства. Там ручка и бумага. И адрес. И конверты. Бланки патриотических организаций, отксеренные с применением бесхитростных технологий: берёшь документ, закрываешь текст бумагой с вырезами, копируешь - вот тебе чистый бланк и даже с номером входа. Подлинник возвращаешь по принадлежности. Тишина, порядок. Главное - порядок и подход. А я умею подойти к патриотам, они жёсткие.
Копируешь десяток, это с избытком, а потом пишешь на них всё. Что тебе угодно! Угодно тебе. Тебе. То есть мне, морщинистому полену, которое больше не может всего этого, мир заполонившего, переварить. Надо взболтать мир. Помилуйте, это не зависть. Зависть примитивна. И не хитрость. Глупость и хитрость - родные сёстры. Устанавливаю гармонию.
И запечатываешь. Как ни странно, лучшее, пряное чувство - при запечатывании письма, хранящего твои свежие мысли. Пока пишешь - трудно: сомнения, повороты, абзацное членение текста - это важно. Муж давно рассказал ей, как умеет он по
абзацному членению текста обрисовать незнакомого человека: где у того троюродный
дедушка бабушку встретил и что из этого вытекло. Нельзя резать абзацы по-своему, как если бы писал от себя. Первая заповедь - чтобы тебя не узнали. Перчатки
можно и не натягивать. Работать мешают, а проверять всё равно никто там не будет. Никакой же уголовщины нет, и никакого шантажа. Так, просто взволнованные судьбами родины люди собрались и выкладывают наболевшее. Я тебе, сука, покажу, как ангельским голосом, изо всех репродукторов! Левитан, тоже мне.
Тсс. Набросок.
"Уважаемый главный редактор! Во вчерашней программе госпожи Е., - вывела твёрдая рука, - выступал некий профессор. Он даже академик. Под предлогом любви к православию он рассказывал, будто на уроке физики, про действие положительной обратной связи. А также отрицательной обратной связи. Он…"
