В квартале от центрального полицейского отделения мужчина остановился в кафе «Восход» выпить кофе. Одна чашка за другой, потом ещё одна — пока кофеин не оживил его.
Он заказал луковый рогалик и сливочный сыр, попросил в очередной раз наполнить ему чашку кофе. Это была самая трудная часть, вспоминал он, — найти в себе мужество заплатить по счёту, покинуть кафе, подойти к телефону-автомату.
Его пальцы дрожали, когда он набирал номер детектива Росаса (слишком много кофеина, убеждал он себя); розовое здание в испанском стиле, в котором располагалось отделение полиции, виднелось неподалёку и усиливало его возбуждение.
«Просто оставайся спокойным, — думал он. — Твой голос не должен звучать нервно, не вешай трубку».
Через несколько секунд Росас был у аппарата, вежливо выслушивая то, что торопливо говорил мужчина.
— Я постараюсь быть кратким, насколько возможно, потому что я знаю, что вы, вероятно, заняты, но у меня есть информация, касающаяся убийства Рональда Банистера, я видел вчера вечером ваше обращение, так что решил, что это неплохая идея — связаться с вами…
Очевидно, изумлённый таким скорострельным изложением, детектив не мог быть менее официальным.
— Да, сэр, я буду рад слышать, что вы можете рассказать, — откликнулся Росас — его голос — живой мелодичный испанский акцент, нечто мягкое и обыденное — почти поселил панику в животе мужчины. — Вы также правы в том, что я в данный момент занят — у меня на другой линии человек, — так что не сможете ли вы явиться ко мне лично, скажем, в девять или девять тридцать?
Только если Росас гарантирует конфиденциальность, уточнил мужчина.
— Вы упоминали об этом в обращении, это то, чего я хочу.
Детектив не запнулся ни на секунду, ответил без колебаний:
— Сэр, до тех, пор пока вы не замешаны в преступлении, положитесь на моё слово — это лучшее, что я могу вам предложить.
— Хорошо, — согласился мужчина. — Достаточно честно, я это ценю.
— И последнее — назовите ваше имя. Ничего серьёзного, просто я должен знать, кого мне ожидать.
— Конечно…
Мужчина помолчал, глубоко дыша.
— Сэр, это останется между нами, хорошо? Я обещаю.
— Конечно, — сказал мужчина. — Нет проблем. Я Джон. Джон Коннор…
Несколькими секундами позже, после того как он неохотно назвал себя и повесил трубку, мужчина заметил пару F-16, летящих над городом и парящих превосходно, они резко повернули на запад, затем на север, затем на восток и, наконец, взмыли к западу и исчезли в пустыне.
Предзнаменование, верил он в то утро.
Очень хороший знак, несколькими часами позже у него тоже не было в этом сомнений.
Но сегодня ночью, вернувшись в свой спальный мешок, он представляет себе всё по-другому — не предзнаменование и не добрый знак, а просто нечто, ничего не обозначающее.
«Просто забудь об этом, — думал он сейчас. — Пусть летят, а ты забудь».
Потом всё его тело стало тёплым, он почувствовал безопасность внутри тёплого спального мешка. И тем не менее он помнит о дурных предчувствиях, которые не желали его покидать, они всегда угнетали его, и томительная картина: он сам входит в центральное отделение полиции — и истощение, которое вскоре охватило его разум. Наконец его веки закрылись и он начал засыпать (руки и ноги казались странно бодрыми, когда он лежал там на спине, вдохи стали глубже и ритмичнее, всё вокруг постепенно превратилось в ничто). И прошлое и настоящее отступили, и, пока Тобиас продолжал храпеть, мужчина путешествовал за пределами тоннеля; он на какое-то время пустился в плавание далеко за пределы своей памяти.
Оказавшись внутри центрального полицейского отделения (после того, как его направили наверх, где ожидал Росас), Джон Коннор быстро распознал, что реальность преследования по закону несколько отличается от смелых детективных постановок или тщательно разработанных триллеров, которые он смотрел всю жизнь, все эти натуралистические шоу о преступлениях рисовали несуществующую реальность, по контрасту с этими живыми стереотипами пространство, в котором располагался кабинет Росаса, не было загромождено столами со звенящими телефонами, не было следовательской суеты, загромождённых отсеков, едва похожих на комнаты.
Сигаретный дым не собирался, словно туман, у потолка.
Лампы дневного света не мигали и не гудели над головой.
Он вошёл в современный, хорошо освещённый, умело обставленный офисный коридор (серое ковровое покрытие, высокие перегородки, компьютеры, факсы и ксероксы, ни намёка на грубые лица криминалистов — просто сосредоточенные лица в кабинетиках). Ни у одного, как он заметил, не было в руках пластиковых стаканчиков, никто не прихлёбывал из них торопливо, записывая чьё-то заявление.
Офицер в форме задел его, проходя, в руках — кипа тонких бумажных папок.
— Как дела?
— Хорошо, — ответил он. — А у вас?.. — спросил, но не оглянулся.
— Довольно прилично, — ответил офицер.
Никто не шумел, никто не разговаривал слишком громко.
Мелкие преступники не были прикованы наручниками к металлическим стульям и не подвергались допросу.
Без всяких сомнений, это было не то место, в котором сражающиеся за справедливость копы взрывались и грубили начальству во время горячих споров.
— Привет, — сказала чернокожая женщина, взглянув на него из-за экрана своего компьютера, когда он проходил мимо её кабинетика.
— Привет, — ответил он рассеянно, продвигаясь вперёд.
«Как будто корпорация, — думал он. — Как будто брокерская контора».
Кабинетики справа и слева.
Впереди была стена с окнами снизу доверху, когда он приблизился, в ней появилось его отражение на фоне центральных зданий (его бесплотное лицо и шея смешались с парковкой, глаза стали серыми от бетона). Затем, осознав, что он бредёт без цели, он повернулся, вернулся к кабинетику чернокожей женщины.
— Прошу меня простить, — сказал, — но я пытаюсь найти детектива Росаса.
Она подняла глаза от компьютера, пальцы всё ещё нажимали на клавиши клавиатуры.
— Вы прошли мимо него, — улыбнулась она.
— В самом деле?
Он посмотрел на часы.
— Примерно восемь футов, — сказала чернокожая женщина, то ли усмехаясь чему-то своему, то ли заметив смущение на его лице. Она оторвала пальцы от клавиатуры и показала в направлении соседнего кабинетика. — Он сидит рядом.
— Я понял, должно быть, прошёл мимо.
Из соседнего кабинетика внезапно раздался голос Росаса, тот, видимо, слышал разговор:
— Мистер Коннор?
— Да, — ответил он.
— Входите, — кивнул Росас. — Не позвольте Ли Энн испугать вас.
Он поколебался, глядя на чернокожую женщину, которая хихикнула и повернула голову обратно к монитору компьютера. Затем, сопротивляясь желанию бежать в противоположном направлении, обнаружил, что прошёл эти восемь или около того футов, резко остановился рядом с кабинетиком Росаса.
— Вот и вы, — сказал следователь, склоняясь над столом, перед ним лежала газета. — Присаживайтесь. — Детектив махнул в сторону соседнего стула; после этого, складывая газету и кидая её на стол, детектив с любопытством посмотрел на него.
Джон неуютно поёрзал, скрестил ноги, избегая смотреть детективу в глаза, соскрёб грязь с левого ботинка. Но какие бы опасения ни охватили его, когда он входил в кабинетик, они разом развеялись, как только детектив сказал:
— Хотите чего-нибудь выпить? У нас есть кола, может быть, свежесваренное пиво?
— Не нужно, спасибо.
— Воды?
— Я в порядке, благодарю вас.
— Дайте знать, если перемените решение.
В передаче, он помнил, детектив возвышался над Анжелой Банистер, казался высоким и крепким, но в жизни он был намного меньше — жилистый и худощавый, в очках, с аккуратно подстриженными усами и редеющими чёрными волосами, — на нём была коричневая спортивная куртка, которая казалась ему слишком велика.
— Итак, вы видели меня вчера вечером по телевизору.
— Да. Поэтому я и связался с вами.
Самодовольная улыбка расплылась на лице детектива.
— Дружище, вы не представляете, какое количество звонков мы получили, просто поместив мою уродливую рожу на экране, — это невероятно. И теперь вы усложняете мне жизнь, пытаясь добавить что-то ещё к той груде информации, — ну, я весь внимание, друг мой. Расскажите мне конкретно, что у вас есть…
Джон опустил голову, положил руки на колени. Затем помолчал, глубоко вздохнув, прежде чем заговорить.
— Ну хорошо, — сказал он, глядя на Росаса и возобновляя объяснения.
В конечном счёте их встреча заняла не слишком много времени — наверное, меньше чем сорок пять минут, — но, оглядываясь назад, он чувствовал, что оставался в этом кабинетике долгие часы. Однако большую часть времени он провёл, записывая заявление, тщательно обдумывая всё, что уже рассказал детективу, добавляя незначительные детали, которые не упоминались во время беседы.
