18.00.Уход за телом.
Душ (с гелем «аромат киви»). Мытье головы (шампунем «аромат апельсина»).
Укутывание головы (с кондиционером «аромат кокоса»).
Крем (с лосьоном «аромат ванили»).
18.30.Макияж.
Благодаря легкому загару я выгляжу не такой пугающе замороженной, как обычно. Румяна. Губная помада. Тушь для ресниц. Достаточно.
И все же я теряю драгоценные минуты, поскольку вынуждена дважды полностью разгримировываться. Та же история — с тушью для ресниц. Она, по большей части, склеивает ресницы комками, так что они выглядят как ножки страдающего артритом паука-птицееда.
18.50.Сижу за кухонным столом в купальном халате и в тюрбане из полотенца. Хорошо, что Даниэль не может видеть меня такой. Как Нефертити, только что сбежавшая с места кровавого побоища. Ибо с тех пор как я однажды попыталась сделать себе педикюр, мой белый купальный халат покрылся темно-красными пятнами.
Выпиваю еще глоточек и молюсь, чтобы волосы не устроили мне какой-нибудь подлянки. А ведь от них можно ждать чего угодно. Чтобы они стали совсем послушными, намеренно оставляю голову укутанной на десять минут дольше положенного.
19.02.Платье сидит как влитое. Мне срочно нужен мужчина — и не только для того, чтобы меня раздеть. Прежде он должен меня одеть. Всякий раз, пытаясь застегнуть эту проклятую молнию, я чуть не получаю растяжение шейных мышц. Решила надеть белое кружевное белье. Выглядит непорочно. Чисто. Девственно.
19.15.Не-е-е-е-ет! Только не это! Не сегодня! Не сейчас!
Просушила волосы феном и выгляжу как Иисус на кресте. Тусклые и бессильные, они плетью свисают вниз. Где вы, о кудри мои?
19.23.Все кончено. Свидание надо отменять. Теперь, после манипуляций феном с насадкой для локонов, я выгляжу уже как Мария Магдалина, возносящаяся к небесам.
19.27.Чтобы успокоиться, пью еще рюмочку. Йо подала спасительную идею: волосы нужно просто подобрать кверху. Круто! Но чем? Йо отправляет курьера велосипедиста со шпильками для волос и шлет мне по факсу краткую инструкцию по их применению.
19.45.Покидаю дом с 83 (по прикидочной оценке) шпильками в волосах и примерно 1,1 промилле алкоголя в крови.
«Хофман» — значилось на табличке у звонка. Это мне понравилось. Ведь, собственно говоря, докторский титул — принадлежность фамилии. А значит, то, что он опущен, свидетельствует о приятной доле скромности.
Это примерно как если бы кто-то жертвовал на церковные скамьи и при этом не требовал поместить на каждом втором сиденье медную табличку с надписью «Дар такого-то». И правда, какая разница?
Я была навеселе. Я была неотразима. Такой я вступила на импозантную лестницу. Высокое строение. Мраморные ступени покрыты ковром. Здорово! К сожалению, без лифта. На четвертый этаж я взобралась запыхавшись, а еще на втором как назло меня одолела икота.
— Хэлло, — сказал Даниэль.
Он стоял, непринужденно прислонившись к дверному косяку. Темно-синие джинсы и белая футболка. Я спросила себя, сколько часов подготовки ему понадобилось, чтобы выглядеть столь безупречно неподготовленным.
Я обольстительно улыбнулась и произнесла:
— Хэлл… ииикс!
Ах, как неловко. Ведь этот человек может подумать, что я выпила по меньшей мере четыре бокала игристого. Отчего же еще люди икают? Да и звук такой, будто кто-то через неравные, но короткие интервалы наступает на морскую свинку.
Так что первую четверть часа нашего общения мы потратили на то, что испытывали и отвергали разные противоикотные техники. Выпить стакан воды. Задержать дыхание. Произнести магические формулы. Все напрасно.
Казалось, Даниэль находил в этом некое изысканное удовольствие. Я уже была готова произнести задом наперед всю большую таблицу умножения, как он внезапно сказал:
— Однако мне надо немедленно уходить. Экстренный случай. Необходима помощь врача. Надеюсь, ты не сердишься.
— Что?
Я внутренне оцепенела. Но в считанные секунды овладела собой, по крайней мере внешне.
— Впрочем, ничего страшного! Это даже кстати. У меня еще есть кое-какая работа.
— Ну-ну. А как твоя икота?
— Что?
— Как твоя икота? Прошла?
Я напряженно прислушалась к себе. Никакой икоты. Ничего. Только зияющая, безжизненная пустота внутри.
— Видишь? Это действует безотказно!
— Что?
— Пациента с икотой надо как можно скорее и сильнее напугать.
— Ох. Да. В самом деле.
К сожалению, ничего больше не пришло в голову. Я подумала, а не поикать ли мне нарочно, чтобы не чувствовать себя до такой степени опозоренной, но отказалась от этой идеи. В симуляции икоты у меня нет опыта. В чем я сильна так это в правдоподобном копировании заинтересованности, сострадания и оргазма.
Полагаю, что еда, приготовленная Даниэлем, и вправду была превосходна. По крайней мере, я в этом его уверяла. Какое-то блюдо с макаронами. Кроме того, насколько помню, рис. А может быть, картофель.
Полагаю, мы довольно мило беседовали. О достоинствах стеклокерамических плит. Кажется, о наручных часах. Или о ближневосточном конфликте. Думаю, что выглядела я совершенно непринужденной и жизнерадостной, хотя постоянно спрашивала себя:
а) не превратится ли вдруг моя высокая прическа на шпильках во вздыбленную копну;
б) не угрожают ли остатки еды застрять у меня между передними зубами;
в) не войдет ли мое светлое платье в ближайший момент в роковое соприкосновение с томатным соусом.
Я была так поглощена вопросом, нравлюсь ли ему я, что напрочь забыла спросить себя, нравится ли мне он.
Его гостиная — это я помню — мне очень понравилась. После еды Даниэль со словами «А теперь нас ждет свидание с мисс Марпл» направил меня в сторону софы. Этакой махины, обтянутой темным бархатом.
Опытным взором я молниеносно окинула софу в поисках подозрительных пятен. Ибо, например, сперма сходит с бархата исключительно плохо. Вот почему для своей собст-венной софы я избрала обивку под зебру. Такие покрытия надежно хранят свои тайны. На софе Даниэля пятен не было.
Впрочем, эта само по себе еще ни о чем не говорит. Знала я одного придурка, о котором и вспоминать-то не хочется, так он подушки на своей софе попросту переворачивал. Чистая сторона предназначалась для его подружки — они уже больше пяти лет жили вместе, ну а такая пара пятен не оставляет. Зато менее чистую сторону должны были делить между собой две-четыре временные любовницы.
Я села и осмотрела комнату. Все разбросано так элегантно и непринужденно, как на фото в журналах по модным интерьерам: несколько постеров на стенах, альбом о раннем творчестве Пикассо, со спинки кресла небрежно свисает покрывало из художественно сшитых лоскутов.
Когда я где-нибудь появляюсь, такие декорации существуют недолго. Хаос — мой постоянный спутник. Так что комната Даниэля Хофмана скоро стала гораздо уютней. Чтобы комфортно себя ощущать мне нужно всего несколько мелких вещей под рукой. Пепельница. Сигареты. Зажигалка. Бокал вина. В особо важном случае (а сейчас был именно такой) соответствующая бутылка в ведерке со льдом. Шоколад, печенье или чипсы.
Даниэль позаботился о моем удобстве, и вот эта стильная комната преобразилась в нечто такое, чего фотограф из «Шёнер Вонен»[31] не стал бы снимать даже под страхом смерти.
Собственно говоря, я никогда не сталкивалась ни с одной попыткой сближения, в которой не было бы чего-то трогательно-беспомощного. Мужчины обычно долго ничего не предпринимают, чтобы затем внезапно, словно совершая акт отчаяния, сделать все сразу.
И мне было как-то легче оттого, что этот божественный медик не стал исключением. Мисс Марпл только что обнаружила в кресле-качалке тело Коры Ландскенет, которая была злодейски убита вязальной спицей, как Даниэль положил мне руку на затылок, полностью открытый благодаря шпилькам Йо.
— Ну как, больше не щемит в затылке? Ты, носишь супинаторы?
Ужасно остроумно! Это дискриминирующее замечание я решила проигнорировать. Впрочем, покорно склонила голову немного в сторону. Читала в одном дамском журнале, что вид обнаженной женской шеи пробуждает у мужчин первобытные инстинкты.
Это сработало. Спасибо «Космополитену»! Жестом, выдающим поистине первобытный инстинкт, Даниэль притянул мою голову к своему лицу. К моей досаде, эту первую атаку Даниэля отразила нахальная шпилька. Мы невольно рассмеялись, что меня слегка смутило. Юмор и эротика не слишком ладят, пока нет полной близости. Первый раз — это всегда серьезное, тяжелое дело.
Не знаю, как другие, но я при первом поцелуе думаю только о том, что именно следует сказать, когда поцелуй кончится. Возможно, не надо совсем ничего говорить, а просто задумчиво глядеть в глаза друг другу. Это, однако, не мой стиль. Я всегда себя чувствую просто обязанной сразу же после первого намека на близость заполнить неприятную паузу какой-то бессмысленной болтовней. Тогда я говорю: «Можно мне еще вина?», или «Можно взять еще сигарету?», или, как по молодости, «Можно еще один косяк?» Уверена, с годами мои навязчиво-невротические, наклонности только усилились.
