– Это мой подарок тебе, – поцеловал он Клару. – Видишь, я сделал так, как ты хотела.
Он все чаще закрывался в своей комнате, не разговаривал или раздражался по пустякам. Если поначалу его скверное настроение быстро проходило, то осенью, после краха фирмы, приступы грусти и тоски перешли в неизменно угнетенное состояние духа. Яцек не соглашался проконсультироваться у Павла, знакомого психотерапевта, а идти к незнакомому врачу тем паче не хотел. Клара выписала ему таблетки, подтвердив тем самым свою капитуляцию подписью и печатью: она ведь сдалась, Яцек не слушал ее советов, не позволял себя колоть. Поражение она потерпела и как жена. Он заговаривал с ней, лишь когда злился, словно один только гнев и мог вывести его из онемения – гнев на Клару, на остальных людей, гнев по всяким пустякам.
В четырехзвездочном отеле им дали номер с террасой. За окном шел снег. За стеной раздавались любовные стоны соседей.
– Дешевка! – Яцек ударил в стену рукой. – Гипсовая пластина. – Потом он принялся проверять стену со стороны коридора, в котором отдыхающие играли в настольный теннис и в бильярд: – Вот здесь звукоизоляцию сделали по нормативам.
Стоны пары, занимавшейся любовью, на мгновение стихли – и тут же возобновились на прежней высоте. Клара, не снимая куртки, подошла к окну. Под аккомпанемент мужских «охов» и женских «ахов» в воздухе кружились хлопья снега, подгоняемые легкими порывами ветра.
– Так что, попросить другой номер? – спросила она, направляясь к телефону.
– Как хочешь. – Яцек достал из сумки рукавицы. – Здесь ты будешь меня видеть, – указал он на лыжный спуск.
– Разве ты не отдохнешь, не выпьешь чаю? – удивилась Клара его энтузиазму. Далее она, будучи в хорошей форме, чувствовала себя уставшей после дороги. – Ты ведь говорил, что…
– Ну и что? Мне хочется покататься.
– Ты доведешь меня до сумасшествия.
– Брось, я знаю свои силы. Слишком далеко не поеду.
– Так что, мы остаемся?
– Не знаю. Впрочем… Я переоценил свое состояние. Наверное, мне не следует выезжать на трассу.
– Отдохни.
– Как-то странно я себя чувствую. Может, все же разомнусь немного. – И он вышел из комнаты.
Останься Клара в номере, ей пришлось бы во всех подробностях слушать вульгарный оргазм за стеной. Она сняла куртку и пошла осматривать отель. На единственном лифте, набитом лыжниками в дутых комбинезонах, она спустилась в холл.
– К сожалению, я не могу предложить вам другой номер, у нас четыреста человек, отель переполнен, – сказала девушка-портье, угостив ее фирменным леденцом.
Клара хотела было отдать леденец кому-то из детишек, носившихся по лестнице между шестью этажами, но те игнорировали ее, упиваясь своей свободой. Глядя на них, Клара подумала, что дети гоняются не друг за другом, а стремятся, словно с зараженной территории, ускользнуть из поля зрения родителей. Но те были начеку. Располневшие отцы семейств в бесформенных пуловерах и простецких домашних шлепанцах вальяжно перемещались по ступеням лестницы из мраморной крошки с позолоченными перилами, бросая заинтересованные взгляды на девиц, которые явно подражали Мандарине,[26] используя ее фишку провинциальной эротичной поденщицы, знающей лишь два цвета – искусственный загар и искусственный блонд. Матери, закутанные в белые халаты, прогуливались по коридорам отеля между снующими лыжниками. В их морщины только что тщательно вбили крем, их разогретые целебным паром тела старательно промассировали в манипуляционных. Одни уже прошли процедуру биологического омоложения при помощи гликолевой кислоты, другие дожидались своей порции волшебного средства, разъедающего плесень подступающего старения. С фотографий на стенах им улыбались телезвезды, которые тоже расслаблялись в SPA-салонах отеля, устав от публичной демонстрации самих себя. При этом они не забывали работать на публику – мол, мы стараемся для вас, господа, демонстрируя вам, как потеем, как изводим себя массажем и диетами. Это позабавило Клару, она даже на минуту забыла о депрессии Яцека. Перемены его настроения иногда приводили ее в замешательство; она сомневалась, что, если на самом деле это вовсе не депрессия, а желание ей досадить? Яцек ведь не сумасшедший, убеждала себя она, рассуждает он так здраво, что, кажется, заранее спланировал, как испортить поездку… «Что же еще он хочет испортить? Наш брак? В этом заключается его безумие?»
Даже в первые годы брака Клара не мечтала о заоблачном счастье. Ей было бы достаточно ровного примирения – по крайней мере сейчас. Вздохнуть бы спокойно, не поддаваться его настроениям, дать себе отдых от всего…
Она подумала, не заказать ли себе SPA-массаж. Классический массаж она терпеть не могла – не любила, когда ее ощупывали чужие руки. Прикладывание камней – это что-то совсем другое, это напоминает прикосновения в каменных рукавицах.
– Можно? – решилась Клара.
– А вы записаны?
Выражение лица молодого человека в SPA– салоне напоминало мину мастера спорта, которого посадили на скамью запасных – скамью запасных любовников. Его белая футболка, казалось, трещала от выпирающих мускулов, ноги не помещались под столом и нетерпеливо отбивали ритм на месте.
– Дать вам халатик?
Одним рывком он разодрал прозрачный пакет и подал Кларе новый халат. Массажист старался казаться как можно мужественнее – при некой подобострастности, свойственной мальчикам по вызову.
– Я бы хотела записаться на SPA-массаж.
– М-да? – Он прикусил ручку, прикидывая, можно ли найти «окно» в своем расписании.
– Вместе с мужем.
Парень сник.
– Э-э, нет, тогда это не у меня. – Крепкой ладонью он стер пот со лба. – Так вас записывать?
Справа от стойки портье располагались дискобар, похожий на грот, и паб с гипсовым негром у входа, слева – ресторан, в котором красовалась статуя смеющегося Будды и были развешаны несколько репродукций абстракционистов. Клара предпочла поужинать напротив пустой стены.
Вернувшись в комнату, она не знала, распаковывать ей багаж или нет, уезжают они или остаются, – с Яцеком невозможно было поговорить и что – то согласовать. У него все права больного, у нее же вообще никаких прав. По телевизору ничего интересного не показывали, газеты остались в машине.
Клара переоделась во фланелевую пижаму с пуговицами, обтянутыми шелком, выключила свет и села у окна с биноклем. Наладив резкость, она стала искать среди мелькающих комбинезонов Яцека. Они всегда так делали, когда отдыхали в Австрии: он съезжал с горы, она находила его с помощью оптики и звонила. Вот, кажется, высмотрела оранжевую шапку. Шапка не двигалась. Клара потянулась за телефоном. Она уже предчувствовала, что услышит в трубке лишь его раздраженное бурчание. А ведь раньше он ждал, когда же она его высмотрит, махал ей рукой или разворачивал шарфик с какой-нибудь дурашливой надписью – он сам придумывал их, сам пришивал буквы, и это было для него частью приготовлений к лыжному сезону.
– Абонент временно недоступен. – Его телефон был отключен.
Клара облегченно вздохнула. Никогда раньше она не была благодарна ему за то, что он не отозвался и нет необходимости разговаривать.
Не успела она отложить трубку, как телефон зазвонил. Клара не сразу распознала, кто звонит, но, вероятно, это был кто-то из знакомых – пациентам она давала другой номер.
– Алло. – Низкий мужской голос на фоне музыки и звона посуды.
– Павел?
– Вы доехали?
– Остановились на ночь в Щирке. – Клара все еще смотрела в бинокль. – Ты хочешь узнать, как себя чувствует Яцек? – Это ведь Павел посоветовал прозак. – Сейчас вот готовится съезжать на лыжах, я вижу его на освещенном спуске.
– Ну, это неплохо. Он в конце концов согласился?
– Да, принимает таблетки уже неделю.
– А ты даешь ему что-нибудь для подстраховки? Панксил, реланиум? – обеспокоенно спрашивал Павел.
Когда Клара решилась предложить Яцеку антидепрессанты, Павел предостерег ее, что некоторые пациенты не выдерживают понижения общего тонуса, которое вначале вызывает прозак, их состояние становится еще хуже.
– Нет, пока что нет. Сон у него хороший, страхов нет. Но ты говорил… Думаешь, прозак не подействует?
– В первые две недели обычно бывает хуже, но общих правил здесь нет. Когда имеешь дело с депрессией, никогда не знаешь, на каком ты свете. Это не то что твои жала, пчелка, – чавкал он, что-то жуя, – вкалываешь иголки в больные почки или в…
– Погоди, еще сам когда-нибудь приедешь ко мне, если никто другой не сможет помочь, – прервала она его ехидные замечания.
– Кто знает, кто знает… Можешь меня уколоть, чтобы волосы выросли?
Павел облысел еще во времена учебы, теперь брил голову, так что лысина была почти не заметна.
– Уколоть? Я тебя кинжалом уколю у твоих собственных дверей. Павел, ты знаешь, как прозак загоняет печень? Язык становится чернее, чем от ягод. Ничего лучшего еще не производят?
