Потом начали изображать работу – пилить мелкие деревья на примерно обозначенном вчера участке. Как раз вовремя. Полицаи не заставили себя долго ждать. Гул знакомого микроавтобуса мы услышали издалека. Приехал не только начальник Зубо, но ещё штук пять полицаев. Все при полном вооружении. Мы, как положено, построились и я, тоже, как положено, доложил Зубе, мол, все в порядке, за вчера-сегодня мы предали земле безвременно погибшего строителя. И вручил ему документы и пистолет. Жалко было пистолет. Но вдруг он числился?
– А костер зачем? – Зубо задал, как мне кажется, неуместный вопрос.
– Во избежание повторного нападения агрессивной фауны и неуправляемой флоры.
– Умного из себя корчишь? – Зубо, по-моему, понял мою иронию, а может, и нет.
– Происшествия были? – не прекращал он допрос.
– Были, – я не мог не сказать о пилоте. – Обнаружен мертвый труп погибшего военного летчика и обломки его самолета. Тело также предано земле во избежание привлечения.
Наверное, должность обязывает. Никогда не мог подумать, что из меня, как дерьмо из канализации, будет плавно литься подобная речь. Даже не задумываясь, я нес эту чушь.
– Оружие при нем было? – строго спросил полицай, стоявший за спиной Зубо.
– Так точно! Пистолет, но не такой как у погибшего, а большой, – как мне противно, ещё честь начну отдавать. – Мы его закопали вместе с покойником.
– У какого погибшего? – полицай надулся от возмущения. – Выучился, а говорить по-людски не можешь.
Ну не знал, я как Пуговкина по имени. Или по званию. Ляпни я, что у полицая…
– У героически погибшего сотрудника лагеря социализации. Того, что с вами вчера прибыл, – выкрутился я.
– Так. Ты, Пашкин, – Зубо кивнул на того, что задал вопрос об оружии, и ты…, – и замолчал. По-моему, он даже не знал, как меня зовут.
– Пашкин, пусть тебе старший по группе выделит двух человек. Летчика откопать и обыскать. – Зубо придумал, чтобы никак меня не называть.
Я кивнул, Рубану и Пете – они были самые, ну как бы сказать, прочные, и они вместе с Пашкиным пошли вглубь леса откапывать несчастного пилота. Да простит он нас, меня в первую очередь. Но если бы я не сказал о нем, а эти знали, что тут упал самолет и потом нашли бы могилу… Пусть мертвый поможет живым.
Зубо приказал продолжать работу. Но чувствовалось, что сам он и другие полицаи находились в напряжении. Действительно, а если оружие у нас? Да и не только пистолет.
А Леша Шарый так одобрительно на меня посмотрел. Он больше всех орал – спрячем оружие, пригодится!
Мы пилили не долго. Как только вернулся Пашкин с нашими и доложил Зубе, тот приказал прекратить работу и построиться. Он сообщил, что доверяет нам продолжить работы с ослабленным конвоем. Теперь старший по группе – он кивнул на меня – будет ответственный. А перед обедом придет машина и заберет нас в лагерь. Я вежливо спросил, как насчет приема пищи, но ответа не получил. Зубо вручил мне клочок бумаги – там был начерчен план расчистки участка, и они все уехали. А мы остались. С чувством глубокой неудовлетворенности.
– Хоть бы котелок попросил у них, – резюмировал Шарый.
– А по котелку, – обозлился я, – не хочешь?
По котелку не хотел никто.
Мы постояли и с большим трудом вернулись к своей работе. Постепенно расшевелились, вошли в ритм и стали валить сосны как заправские бобры. Или кто там сосны валит? Только время от времени бегали в кусты. Желудки не очень хорошо перенесли вчерашнюю нагрузку.
А меня все время мучило, что-то ускользающее из памяти, какой-то очень важный фрагмент сегодняшнего разговора с главным, с Зубо. Да, вот! Он не помнил, да и не знал, очевидно, как меня зовут. И никто никогда из полицаев не называл нас по имени. Юзика называли по фамилии, и ещё двух-трех человек. Но вот меня, или кого-то из нашей группы – никогда. Они что, в картотеку не заглядывали? А есть у них картотека? Ведь никто нас не переписывал, не спрашивал ни имени, ни фамилии. А ведь создавалось впечатление, что у этих сентов все на высоком уровне, все учтено. Вроде как они выбрали в полицаи самых преданных, организовали эти лагеря, и систему эту жуткую. А ведь не было в нашем лагере ни разу ни одного сента. Как нам документы выпишут, когда освобождать будут? Или не выпишут? Или не освободят? Может, это просто ненужные мысли, но я поделился с Куликом. Тот просто остолбенел:
– Слушай, а ты прав. Надо думать, выяснять.
Ну, это я и без него понимаю.
К обеду действительно за нами приехали. Но не только шофер. Еще Зубо с каким-то незнакомым типом. Судя по всему, это был его приятель. Уж сильно от них несло перегаром.
Зубо в пол-уха выслушал доклад и приказал садиться в автобус и ждать. А сам повел своего друга показывать полянку. Что-то руками махал, тыкал пальцем в сторону ручья и жизнерадостно объяснял. Потом они сели на передние сидения и главный приказал:
– Заводи! – как таксисту в кино.
Пока водитель жужжал стартером, они продолжили разговор. Я только уловил отрывок фразы:
– А банька у меня тут будет! Закачаешься! Тут же ручей ключевой!
Так вот что за объект мы строим – виллу для Зубы. Кстати, те веники проклятые так и гниют под забором. Интересно, а как Зубу на самом деле зовут? А то ляпну кличку не к месту. А может, мы здесь только на полицаев работаем? А может, это никакой не лагерь социализации??? Где мы вообще? Хотя, какая разница, все равно первый патруль нас прихлопнет, попадись мы вне лагеря без документов. Интересно, эти документы, они существуют на самом деле?
– Господин начальник, разрешите спросить? – я решил сыграть дурачка.
– Спрашивайте, – ответил почему-то не Зубо, а его приятель. Наверное, он был старше по чину. Их чину. Знать бы их иерархию. Хотя зачем?
– А по каким критериям определяется уровень социализации, – тут я задумался, не сказать же «заключенных», – воспитанников лагеря?
– А? – тот ничего не понял. Ну, как водится, чем главнее, тем тупее.
– Он спрашивает, когда опустят домой, – это шофер пояснил, и заржал. – Это у нас группа заученных, они по-русски слова сказать не могут.
Судя по всему, вопрос для чина был очень неожиданным. Он открыл и закрыл рот, потом сообщил:
– По заключению лагерного руководства, – и, казалось, сам обрадовался найденному решению. – Как решит начальство, так и топай куда хочешь!
– И документы выпишут? – я не унимался.
– Выпишут – выпишут! – закивал начальник. – Всем выпишут.
И отвернулся, показывая, что аудиенция закончена. И захлебал что-то из фляжки, которую ему Зубо протянул.
Не верь врагу. Тем более, когда он клянется в том, что говорит истинную правду. Знай, что всегда тот, кто громко обещает – я дам тебе свободу – лжец. Он все делает для того, чтобы отнять её у тебя. И главное для него не посадить тебя в клетку, не сделать узником холодной тюрьмы, а главное для него – сделать несвободной твою душу. Главное для врага, а именно твой враг будет чаще всего кричать – я дам тебе свободу – сделать тебя рабом не по принуждению, а рабом добровольным, который будет лизать ему пятки и боготворить. И ещё – всегда обещающий свободу говорит – стань моим рабом на секунду, и я дам тебе свободу навсегда – не верь обещающим свободу. Они враги. Не верь им. Борись за свою свободу всегда и везде. И будь свободен всегда.
Легко рассуждать о прописных истинах, когда они не тебя касаются. А если ты уже не можешь просто так быть свободным? Хотя, кто отнимет свободу у меня? Вот справку – так точно не дадут. Никто нам ничего не выпишет. По крайней мере, не собирается. И видимо, этот лагерь останется последним местом жительства для многих. А может и для всех.
В общем, в трясясь в прокуренном автобусике, по пути в наш концлагерь, я рассуждал именно так. И казалось мне, когда распахнутся двери машины по приезду, я сразу начну что-то делать. Хотя и не совсем понятно, что. Но одно ясно – сдохнуть здесь ради того, чтобы построить дачу какой-нибудь сволочи, я не хочу. И решение вроде бы само собой просилось – а не устроить великую бузу? Поднять народ и снести этих полицаев чертовой матери! А если они вызовут сентов? Кстати, это очень важно – как они связываются с сентами?
– Господин начальник, – я опять решил потревожить Зубо, – разрешите обратиться!
Тот, нехотя и с раздражением, но все-таки соизволил разрешить:
– Обращайся, – бросил через плечо, как подачку, – только по-людски, не так как вы, тупые, разговариваете.
– Нет, господин начальник, это важно очень, – клюнет или не клюнет? – Когда сбили этот истребитель? Сколько он там валялся?
– А мне что, докладывают, – начал было Зубо. – А тебе это зачем? Что за любопытство? Кто трепать языком разрешил?
Зубо распухал от негодования. Непонятно, правда, почему.
– Ну, как, господин начальник! – я продолжал валять Ваньку. – Очень важно знать, за какое время белки человека подчистую разделывают. Ведь попади кто из ответственного персонала в беду – надо знать, за какое время можно спасти, а когда уже и смысла нет посылать помощь.
