Утром я стоял перед домом, в котором жил Змеевой. Толя Змеевой, 1979 года рождения.
— Вам кого? — спросила девочка лет двенадцати.
— Кого-нибудь из Змеевых.
— Мамки нету. Ее снова в больницу отвезли.
— А ты с кем?
— А я сама теперь. А вам что нужно?
У девочки было милое лицо.
— Ты в школу не пошла сегодня?
— Мамку только что увезли в больницу.
— А как же ты одна будешь жить?
— А я уже жила. Вы из милиции?
— Нет, — я хотел было назваться своим именем, но не хватило духу. И я солгал. — Я из райсобеса. Может быть, помощь какая нужна?
Девочка пожала плечами.
— Меня, наверное, в интернат отдадут.
Неожиданно для меня девочка заплакала, закрыв лицо руками.
За спиной я услышал шаги. Оглянулся. Это был Петров.
— Вы мне очень нужны, — сказал он.
Мы направлялись в сторону села.
— Ну вы-то хоть знаете, какого рода ограбление совершено в вашем доме?
— В том-то и дело, ничего не знаю.
Вспомнилось мне, как несколько дней назад я спросил у Федора:
— Из-за чего же столько шуму-то? Небось из-за ерунды?
— Да нет, — ответил Федор, поглядывая на Раису.
Раиса промолчала.
Я готовил завтрак, а из головы не выходили события последних дней.
— Говорят, этого Лукаса взяли? — снова спросил я.
— Кого-то взяли, — ответил Федор нехотя.
— Ничего не пойму. Если были у Анны Дмитриевны какие-то ценности, то вы должны же были знать о них, — напрямую задал я вопрос.
— Тут все очень сложно, — ответила Раиса, — и мы ничего толком не знаем…
Петров посмотрел на меня почти ласково. Впервые за все время. Пояснил:
— Человек, которого взяли на днях, оказался не Лукасом.
Петров снова попросил подробно описать Лукаса. Уточнял, как рассечены губа и бровь, какого цвета глаза, какой величины кисть руки, какой размер обуви. Вспоминая, я сознавал: Лукас нужен следствию, потому что он знал водителя самосвала. Змеевой, как оказалось, никогда не работал на самосвале, но шоферские права у него были.
— Вы хоть мне скажите, из-за чего я здесь торчу? — спросил я у Петрова.
— А вам хозяева ни о чем не говорили?
— Нет.
— Вы спрашивали?
— Да.
— Все очень просто, — проговорил Петров, все так же странно, как и при первом знакомстве, поглядывая на меня. — Во время кавказской войны генерал Шарипов в день серебряной свадьбы дарит своей жене кулон с изображением белой розы. Кулон дорогой. Белое золото, платина ажурной работы и пять бриллиантов на лепестках. Украшение ювелир оценил в сто тысяч баксов. Я уж сейчас не говорю о том, каким образом достался кулон генералу…
— Когда оценен был кулон? — спросил я.
— Совсем недавно.
— И кто оценивал?
— Анна Дмитриевна. Она приехала в комиссионный ювелирный магазин, что на Липаевской, и попросила оценить украшение.
— Что же заставило ее это сделать?
— А вот тут-то можно только строить догадки. Полагаю, у Анны Дмитриевны, кроме настоящего кулона, был еще и поддельный. Такое часто случается. На Западе, например, сплошь и рядом. Опытные ювелиры изготавливают своего рода двойники ценных вещей, которыми очень часто пользуются в быту их владельцы, глубоко спрятав подлинник.
— Так во сколько, говорите, был оценен кулон? — снова повторил я вопрос.
— В сто тысяч долларов, — тихо сказал Петров.
— Как же она не побоялась ехать одна?
— Бояться-то боялась. Страхи ее мучили. Особенно в последние месяцы. Значит, что-то случилось после того, как она побывала у ювелира.
— По-видимому, случилось, раз последовали все эти несчастья.
— А Раиса с Федором знали про кулон?
— Разумеется, знали. Кроме того, они прямые наследники Анны Дмитриевны. Раиса настаивала на том, чтобы продать кулон, а деньги разделить и положить на сберегательную книжку. Раиса говорила своей матери, что та из-за этого кулона скоро лишится разума — и сон уже потеряла, и аппетит, и нервы вконец расшатались. Вы не припомните, как все-таки в последнее время относилась Анна Дмитриевна к Раисе с Федором?
— Понимаю вас, — сказал я. — Анна Дмитриевна всегда с нетерпением ждала приезда своих. Но когда они приезжали, сразу хмурилась, дергалась и с нетерпением, как мне казалось, ждала, когда они уедут.
Раиса и Федор, надо сказать, совсем нехотя работали на участке. Помню, с каким омерзением Федор копал землю под вишнями. Его можно было понять. Целый день в поле, а потом у него и свое хозяйство имелось: ферма, какая-то живность, огородец, погребок недавно в гараже выкопал, зацементировал, а тут приезжает на воскресенье — и снова работа.
Петров вдруг совсем изменился в лице. К калитке подошли мужчина с женщиной, точнее, с девочкой. Мужчина был высокий, широкоплечий, а девочка — тоненькая, хрупкая. Мужчина пошарил рукой, нашел щеколду, открыл калитку, и я понял, что он не впервые здесь, так уверенно незнакомец искал щеколду, которую я сам прибивал в расчете на некоторую тайну.
— Впустите их, — шепотом сказал мне Петров и тут же нырнул в соседнюю комнату.
В дверь постучали.
— Кто там? — спросил я.
— Мы по делу. Откройте на минутку.
— Хозяев нет. Я один дома, — сказал я.
— Мы знаем. Федор с Раисой разрешили нам осмотреть дом на предмет купли-продажи, — пояснил мужчина. Он представился: — Инокентьев Игорь Зурабович. А это моя дочь Ириша. Я хорошо был знаком с Анной Дмитриевной и с ее мужем Павлом Ивановичем Шариповым.
— Неужели? — спросил я, совершенно не веря в то, что он знал Шарипова.
— Я работал с ним в штабе. Вот мое удостоверение.
— И что же, вы решили купить этот дом?
— Не совсем так. Года полтора назад Анна Дмитриевна обратилась ко мне с просьбой насчет обмена своего дома на коммунальную квартиру где-нибудь в райцентре. Я вызвался ей помочь. А затем дела, командировки — все забылось. А тут на днях встретил Федора и узнал, что Анны Дмитриевны уже нет в живых. И как это бывает иногда, мой сослуживец собрался купить именно в этом районе домишко, вот я и решил сразу два добрых дела сделать. Можно взглянуть? А что это у вас стенка так разворочена?
— Да ремонт идет, — пояснил я, не зная, что делать дальше, впускать мне незнакомца в комнаты или нет.
Между тем девица рассматривала мои пейзажи, то и дело пытаясь обратить на них внимание своего отца:
— Ну посмотри, как это интересно.
— Простите, вы этот пейзаж кверху ногами поставили, — тихо заметил я.
— Не может быть, — возразила девица. — Что же, отражение в воде у вас более отчетливое?
— Разумеется, как и всякая копия.
Пока я объяснял девице существо моего пейзажа, Инокентьев переступил порог, и я услышал голос Петрова:
— А, Игорь Зурабович. Рад вас видеть. Вот не думал встретиться с вами. Садитесь.
Я заметил, как удивился Инокентьев и как поражена была девица. Она даже выронила из рук пейзаж с отраженными в воде домами.
— Как же это вы так рискнули? — спросил Петров у Инокентьева. — Неосторожно.
— Да оплошал я, — отвечал между тем Инокентьев.
— Есть оружие?
— Избави боже, — улыбнулся Инокентьев. — Я действительно приехал посмотреть дачку на предмет купли-продажи.
— Вот уж не убедили.
— Живу с комиссионных. Кому машину достать, а кому домишко присмотреть.
— Что творится на белом свете!
Петров шутил. Он, как я заметил, не спускал глаз с Инокентьева. А сам между тем подошел к девице.
— Вы позволите сумочку?
— Обыск?
— Открой сумку, — приказал несколько нервно ее спутник.
В сумке были обычные для молодой женщины вещи. Что-то на миг блеснуло в руках Петрова. Он улыбнулся и уложил все обратно в сумку.
— Вы на машине? — спросил следователь.
— Разумеется, — ответил Инокентьев.
Они втроем простились со мной и уехали.
Я раньше не задумывался о том, как живут люди в Черных Грязях.
Видел, что в общем-то неплохо живут: дома у них, участки, гаражи. Примечательно было и то, что большинство людей постоянно что-то строили, пристраивали, надстраивали и перестраивали. Даже странными казались сообщения из газет: дескать, подолгу не платят зарплату, люди голодают, нищенствуют и даже умирают с голоду. А здесь строения росли на глазах. В этом селе смешались типично сельские и типично городской образы жизни. Воздух, ландшафт, мычание телят, кудахтанье кур — от всех этих сельских веяло особым теплом, парным молоком, сытостью.
А между тем люди были почти городские: утром шли рабочие и служащие на электричку, отправлялись в свои офисы, магазины, ларьки, киоски с "тормозочками", и по вечерам возвращались с сумками, наполненными продуктами. Здесь был проведен газ, водопровод, имелись многие другие блага города. Богато, потому что сельский достаток подкреплялся городскими заработками, самыми разными доходами: кто дачников держал, кто зелень высаживал, кто цветами торговал, кто парниковое хозяйство на промышленную основу ставил, кто был владельцем какой-нибудь недвижимости, посредником, бизнесменом.
