Покосившийся дом и запущенный сад глубоко тронули руководительницу рабочей группы, заставили ее ощутить ответственность за то, что на пятнадцатом году после освобождения герой земельной реформы по-прежнему живет в бедности и не вкусил всех плодов революции. В чем же тут дело? Конечно, в том, что за три недавних голодных года и в городе и в деревне подняла голову буржуазия. Без новой политической кампании, без классовой борьбы деревня снова расслоится на богатых и бедных, государство утратит свой красный цвет, партия переродится, а плоды революции будут преданы поруганию! Возродятся не только капиталисты, но и помещики; революционерам опять придется уйти в горы, партизанить, окружать деревнями города… Когда Ли Госян увидела на кухне Ван Цюшэ провалившийся очаг, поломанные кастрюли и выщербленные чашки, она чуть не заплакала от щемящего чувства классовой солидарности. Сложившись по два юаня с членами своей группы, она купила новый блестящий котел, десять тарелок и дюжину пластмассовых палочек для еды. Потом она организовала субботник по расчистке территории Висячей башни от зарослей, где прятались мыши и змеи, привела в порядок чуть не погибшие банановые и мандариновые деревья и всюду навела чистоту. На ее руках появились кровавые мозоли, царапины от колючек, но Висячая башня заметно обновилась. По обе стороны от входа Ли Госян наклеила вертикальные параллельные надписи на красной бумаге: Никогда не забывайте о классовой борьбе!
Вечно критикуй капитализм! Чтобы разом вырвать по всему селу корни контрреволюции, рабочая группа не торопилась созывать собрания, мобилизовывать массы и устраивать другие шумные мероприятия. Она стремилась первым делом изучить обстановку, связать все явления воедино и в то же время выявить политический облик работников и остальных жителей села: разделить их на левых, правых и центристов, определить, на кого можно опираться, с кем сотрудничать, кого воспитывать, против кого бороться.
Однажды, отправив своих подчиненных к нескольким «современным беднякам» для установления полезных связей, Ли Госян осталась в Висячей башне и начала усердно воспитывать героя земельной реформы, читать ему новейшие руководящие документы. Из прошлого общения с Ван Цюшэ у нее сложилось неплохое мнение о нем, и она решила, что он вполне годится для воспитания, так как много страдал, глубоко ненавидит старое общество, тверд в своей позиции и никогда не противоречит руководству. Кроме того, он недурен собой, не высок и не низок, крепко сбит, улыбчив, приветлив. Самое же главное, что он сообразителен, легок на подъем, умеет разговаривать и обладает известными организаторскими способностями. Правда, сейчас он несколько оборван, но ведь о человеке нельзя судить только по внешнему виду: если надеть на него форму кадрового работника, желтые кеды, да еще пришить к форме белый воротничок, он ничуть не уступит какому-нибудь заведующему сектором из уезда. Ли Госян захотелось сделать его передовым бойцом по воспитанию членов народной коммуны, образцом высокой классовой сознательности, опорой политического движения на селе, а затем и красным знаменем для всего уезда…
Думая об этом, она читала вслух документ и время от времени поглядывала на Ван Цюшэ. Тот, конечно, понятия не имел о таких замыслах руководительницы группы, но, когда она дошла до слов о классовом, социальном и экономическом урегулировании, вдруг оживился и, не выдержав, спросил:
– Скажите, товарищ Ли, нынешнее движение похоже на земельную реформу? Можно назвать его новой земельной реформой?
– Новой земельной реформой? Да, верно, наше движение, как и земельная реформа, посвящено самым коренным проблемам жизни, опирается на бедняков и батраков, нацелено против помещиков, кулаков, контрреволюционеров, против новой буржуазии!
– А в ходе этой борьбы будет снова определяйся социальное положение людей?
– Конечно. Сейчас обстановка сложная, и все, что не было доведено до конца земельной реформой, будет доделываться, в том числе предстоит перестройка классовых рядов. Ты молодец, неплохо соображаешь!
– Вот только еще одну вещь не понимаю: «экономическое урегулирование» – это что, урегулирование имущества?
Ван Цюшэ чуть было не сказал «раздел имущества», но вовремя сдержался и, округлив глаза, с интересом уставился на Ли Госян. Руководительница группы почувствовала некоторую неловкость – все-таки перед ней был старый холостяк! – отвела взгляд в сторону и продолжала объяснять:
– Это урегулирование трудодней в производственных бригадах, оплата деньгами и натурой, пресечение коррупции и лихоимства кадровых работников, искоренение ситуации, при которой крестьяне превращаются в торговцев, открытие выставок классовой борьбы, соединение политики с экономикой.
– Отлично! Такое движение я поддерживаю! За него хоть головой в омут! – воскликнул Ван Цюшэ, вскочив на ноги. Сердце его колотилось: «Мать честная, столько лет мечтал о новой земельной реформе, о новом разделе имущества, уже не верил, что придет такой день, и вот на тебе, пришел! Да, я умею заглядывать вперед, а вы, дураки набитые, получили во время реформы землю, быков, плуги да бороны и только вкалывали, занимались накопительством, строили новые дома… Ха-ха, я оказался дальновиднее вас, обходился всяким старьем, а в результате называюсь «современным бедняком» и буду совершать против вас революцию, делить ваше имущество!» Весь пылая от радости и возбуждения, он схватил Ли Госян за руки:
– Я хочу всего себя отдать рабочей группе! Ваша группа для меня точно мать родная. Я готов слушать ваши приказания…
Сердце Ли Госян забилось, словно у скачущей кобылицы или разыгравшейся обезьяны, но она, сохраняя начальственную мину, вырвала руки и сказала со всей возможной строгостью:
– Сядь сейчас же! Что это ты ни с того ни с сего лапы распускаешь? Смотри, как бы не пожалеть!
Ван Цюшэ покраснел, покорно уселся и, потерев ладони, которыми только что сжимал руки Ли Госян, заискивающе произнес:
– Простите ради бога! Мне так понравился документ, который вы читали, что я забыл, что вы женщина!
– Не болтай глупостей! – улыбнулась бывалая Ли Госян, явно давая понять, что не сердится на него, и откинула со лба растрепавшиеся волосы. – Вернемся лучше к нашим делам. Ты ведь местный уроженец, так скажи, кто из жителей вашего села за последние годы особенно плохо себя вел.
– Сначала о кадровых работниках говорить или об обычных сельчанах? Из кадровых работников это прежде всего Гу Яньшань. Как большое дерево на берегу реки укрывает рыб в воде, так он прикрывает разных капиталистов. Например, он к каждому базарному дню продает лоточнице Ху Юйинь по шестьдесят фунтов риса, а она на них наживается и построила роскошный дом. Только у этого Гу корни толстые, авторитет большой. Если рабочая группа надумает пошевелить его, боюсь, что это будет нелегко.
– Нелегко? Подумаешь! Если понадобится, то мы пошевелим даже тигра! А еще кто?
– Еще налоговый инспектор. Говорят, он то ли из чиновников, то ли из помещиков, к беднякам и середнякам относится с ненавистью, много раз говорил мне, что я бездельник и вовсе не пролетарий, а какой-то люмпен-пролетарий…
– Эге, презрение к беднякам – это презрение к самой революции. Еще кто?
– Да сам партийный секретарь объединенной бригады Ли Маньгэн! Человек он неустойчивый, тянется к дурному элементу Цинь Шутяню, сделал его начальником над остальными вредителями. Лоточницу Ху Юйинь объявил своей названой сестрой, спелся и с Гу Яньшанем, и с председателем сельпо… Все село – это их вотчина!
Ван Цюшэ в какой-то мере говорил правду. Эти люди действительно были самыми уважаемыми на селе и постоянно корили его за лень, ловкачество, нежелание трудиться. Особенно свирепствовал Ли Маньгэн, который вопреки всякой классовой солидарности не раз лишал его пособий в виде еды или одежды. Если такие лица и дальше будут властвовать над селом, то как он, Ван Цюшэ, сможет до конца освободиться? К счастью, на этот раз правительство смилостивилось и послало рабочую группу, которая намерена говорить от лица наиболее угнетенных и раскулачить современных деспотов и богатеев!
Так Ли Госян узнала всю подноготную десяти с лишним кадровых работников села. Она спрашивала и тут же записывала ответы, потому что Ван Цюшэ был чем-то вроде живой сельской энциклопедии. Обладая прекрасной памятью, он знал решительно все: кто чей родственник или друг, кто с кем в ссоре либо даже вражде, кто лазал в чужой дом, таская оттуда яйца или что-нибудь покрупнее, получил по уху, соблазнил чью-то дочь, а она или совсем другая оказалась бесплодной или, наоборот, родила сына, совершенно непохожего на мужа, а похожего на такого-то… Рассказывал он очень тщательно и подробно – как говорится, с корнями и листьями – и каждый раз называл точное время, место и свидетелей. Слушая его, руководительница группы невольно прониклась еще большей симпатией к Ван Цюшэ. Он представлялся ей чем-то вроде большого камня, который упал в воду и притягивает к себе водоросли, рыб, моллюсков, крабов и прочую живность.
