Мужчины в Хайалии поливочный шланг и в руки не берут. Это женская работа. Первое, что делает мать Нестора, поднявшись с постели поутру, – поливает из шланга каменнотвердую «лужайку» у дома размером двадцать на пятьдесят футов. Жаль, что бетон от полива не растет. А то бы их парадный двор был уже этажей в пятьдесят высотой.
Сколько Нестор себя помнил, в Хайалии всегда царила одна картина: тысячи кварталов, неотличимых друг от друга, бесконечные ряды касит с зацементированными двориками… а деревьев нет… торчат машины, исписанные рекламой… а деревьев нет… катера, кричащие о Престижном досуге… а деревьев нет. Нестор слыхал, что в былые времена само название «Хайалиа» по всей стране означало первым делом Хайалиа-парк, самый шикарный и великосветский ипподром Америки, расположенный в райском месте – рукотворном парке площадью в двести пятьдесят акров, пышном и тенистом, где обитала стая розовых фламинго… Теперь заброшенный, загороженный и ненужный, огромное трухлявое воспоминание о тех славных деньках, когда в Майами заправляли англос. А в нынешней Хайалии тараканоистребительный фургон с твоим именем на боку, припаркованный у каситы, превращает тебя в большого человека. Нестор за это восхищался отцом. Каждый вечер тот приходил домой в одежде, провонявшей карбофосом. Но Нестору это казалось признаком преуспеяния. И вот отец набросился на него в самый момент, когда так нужна его поддержка!
Черт! Доходит половина седьмого, а он все торчит в комнате, невесть куда убегая мыслями… Скоро все повскакивают… Камило-каудильо, его вечно встревоженная, свежующая собственные руки Лурдес, и Йея с Йейо – боже, Йея!
У него совсем вылетело из головы! Сегодня ее день рождения! Нечего и думать улизнуть с дня рождения Йеи. В этот день обязательно жарят целую свинью… чтобы хватило накормить сотню душ… всех родственников… которым только здесь, в Хайалии, несть числа… и всех соседей из всех этих мокрых бетонных двориков. И родители, и бабка с дедом, да и сам Нестор так хорошо знают соседей, что зовут их всех Tia и Tio, будто это и впрямь их тети и дяди. Если Нестор удерет с праздника, ему не простят никогда. День рождения Бабули – важнейшее событие в царстве Камачо… практически священный ритуал… и он тем священнее, чем старше она становится.
В Хайалии сплошь и рядом под одной крышей с немолодыми супругами живут и старики-родители. Пока брат не женился и сестра не вышла замуж, дом Камачо можно было спутать с общежитием YMCA. Одна ванная на семерых и на три поколения. Вот уж где люди друг друга бесили…
Эх, Магдалена! Если бы только она сейчас была рядом! Нестор обнял бы ее… при всех… немедля… а она шутила бы про цементные дворы и про всех затюканных хайалийских жен. Вот собрались бы да стали поливать хотя бы одно дерево! Так бы она сказала сейчас. Она бы сказала, что во всей Хайалии точно не найдется и полудюжины деревьев. Хайалиа возникла на месте пыльной прерии, а теперь тут прерия бетонная. Так бы она примерно сказала, если бы только оказалась сейчас с ним… Нестор буквально чувствует, как она льнет к нему телом. Она такая красавица – и такая умница! У нее такой… особый… взгляд на мир. Как же повезло Нестору! У него подружка красивее, умнее и веселее чем… чем… чем телезвезда. Он вспоминает, как они прижимались друг к другу в постели::::::О, моя Манена:::::: Но их тела не соприкасались уже почти две недели. Когда Нестор не на дежурстве, работает она. Раньше Нестор бы и не подумал, что медсестрам в психиатрии приходится так много и тяжело вкалывать. Этот ее психотерапевт, выходит, важная птица. У него и в клинике, в Джексоновской больнице, пациенты чуть ли не в штабеля складываются, да еще в частный кабинет к нему идут целый день, а Манене приходится их обихаживать и там, и там. Нестор и не догадывался раньше, что так много народу лежит в больницах по психиатрическим делам. Да, но этот врач такой знаменитый, он нарасхват, объясняла Манена. Вот она и работает от зари до зари. В последнее время так много, что Нестор ее вообще не видит. Когда у него заканчивается дежурство, на дворе полночь, Магдалена уже спит, и Нестор не смеет звонить. Ведь ей, она говорила, вставать в семь часов, сначала ехать в больницу на «первичный прием», потом весь день работать с пациентами в частном кабинете, это до пяти часов, но в четыре у Нестора уже начинается дежурство. И что еще хуже, у них не совпадают выходные! Все это уже невыносимо. Что бы придумать?
Нестор звонил Магдалене вскоре после возвращения с патруля. Она не ответила. Отправил сообщение. Ответа нет… а ведь она должна знать, что произошло. Если верить отцу, все уже знают.
Обязательно надо увидеть Манену!.. пусть только в Фейсбуке. Нестор спешит обратно в комнату, одевается, как никогда в жизни, торопливо, садится к ноутбуку, который лежит у него на столе, едва помещающемся в комнате, и выходит в Интернет… Манена! Вот она… Это Нестор фотографировал… длинные пышные темные волосы стекают на плечи… черные глаза, чуть приоткрытый в полуулыбке рот, обещающий… то, что и близко не отражается словом «экстаз»!:::::: Хорош мечтать, Нестор! Ступай на кухню да выпей кофе… пока не мешают все эти, которых сегодня придется терпеть.::::::
Нестор сидит на кухне без света, пьет вторую чашку кофе, пытается проснуться и думает… думает… думает… думает… Звонить ей в такую рань, в шесть сорок пять, в субботу немыслимо… да и писать тоже не стоит. Даже «бип-бип» сообщения может ее разбудить.
Вспыхивает свет, и Нестор слышит привычный звук смыва и «буль-буль-буль» сливного бачка. Проклятье! Родители проснулись… Камило-каудильо сейчас явится… Призрак надежды!.. Может, на свежую голову отец больше не захочет свар? Щелк! – на кухне зажигается свет. В дверях отец… Хмурит лоб, между бровей пролегла морщина. Одет в мешковатые джинсы и футболку размера XXL, рукава которой спускаются ниже локтя… но на арбузное брюхо едва хватает ткани. Еще не брился. Шея под челюстью серебрится сединой. В глазах заспанки. Растрепанный хоть куда.
– Buenos días?.. – отваживается Нестор.
Фраза у него начинается как приветствие, но в итоге получается больше похожей на вопрос.
– Чего сидишь в потемках? – отвечает отец.
Даже сидеть на кухне не умеешь?
– Да я… боялся разбудить.
– Да кого эта лампочка может разбудить?
Вообще ничего не соображаешь?
Без лишних слов отец идет мимо Нестора и наливает себе кофе… Нестор не отрывает глаз от Него, Камило-каудильо, Владыки этого Царства. Он опасается нового взрыва. «Я, Камило Камачо» осушает свою чашку, не помедлив ни на едином глотке. И устремляется прочь из кухни с видом человека, которого ждут дела. Не обращая на Нестора ни малейшего внимания, не скользнув даже краем глаза…
Нестор хочет допить кофе, но тот уже остыл: густой, горький… и не хочется. Нестор думает, и думает, и думает, и думает… и все равно не может понять, что с ним.
– Существую ли я вообще? – спрашивает он себя.
В следующую секунду за порогом кухни слышатся все мыслимые кряхтенья, стенания, пыхтения и задыхания непосильного труда.
Это отец, но что за чертовщина с ним? Он заваливается влево, потому что взвалил на правое плечо какую-то здоровенную штуковину. Длинную, массивную – это гроб. Отец борется с его тяжестью и шатается под своей ношей… Гроб качается на его плече… и кренится, врезаясь в шею… Вот-вот вывернется и упадет… Отец вскидывает груз на место, повыше на плечо… Одной рукой выправляет крен… другой пытается сдержать качание… Лицо багровое… Хватает ртом воздух… Издает все хрюканья и мычанья надрывающегося трудяги…
– мышш… сънннхх… ниыц… гахн ыррх… мымфых… ну-унмп… бля… баыэхх… фрымп… с-с-слуш… гис-с-ух… худжых… нинч… ыррх… и-и-и-имп.
У старика подгибаются колени. Это не гроб – это caja china, в которой всегда жарят свинью, – но чтобы кто-то когда-то пытался таскать эту бандуру в одиночку? Вон специальные гнезда на концах, куда вставляют ручки для переноски, один человек за этот конец, один за тот… Какой дурак вздумал бы таскать ее на плече? «Я, Камило» сам изготовил эту жаровню много лет назад… похожий на гроб ящик из дюймовой фанеры, обитый изнутри кровельным железом… весит он фунтов семьдесят, не меньше… длинный и громоздкий, такой нипочем не удержишь, обхватив одной рукой, кто б ты ни был…
Нестор кричит:
– ПАП, ДАЙ ПОМОГУ!
Старик в ответ пытается увернуться: не смей и пальцем коснуться, предатель…
– Ы-ы-рррхх…
Одно мелкое движение – и всё! Теперь распоряжается caja china! Чертов ящик превращается в разъяренного быка, скачущего верхом на тщедушном наезднике… Нестор видит это, как в замедленном кино… Но на самом деле все происходит так быстро, что он не успевает и двинуться с места, будто прирос к полу… caja china срывается в штопор. Отец срывается в штопор, пытаясь подлезть под ящик… у него запутываются ноги… он валится…
