И вот он закончил, а историк скучным голосом говорит:
– Садись, Архипов, пять!
Я чуть не подпрыгнула. Как пять? Да за такой ответ нужно «десять» ставить! Я б две «десятки» поставила. У нас так во всей школе никто не ответит! Да у нас учителя хуже рассказывают!
– Сколько? – возмущенно вырвалось у меня.
Ирка толкнула меня локтем, а историк поднял на меня голову и сказал:
– Воробьева, ты хочешь продолжить? К доске!
Я не знаю, зачем я туда пошла. Нужно было остаться на месте. Но я, как во сне, встала и вышла. И даже развернулась к классу лицом. И даже подняла глаза. И все… Дальше я помню только ужас. Я понимала, что я стою здесь одна, а на меня все смотрят. Что я в идиотском платье, которое мне не идет, а на коленях у меня пузырятся колготки. Что я должна что-то говорить, но что?
– Воробьева, продолжай. С того места, где Архипов остановился…
Я молчала как истукан.
– Архипов, расскажи Воробьевой, что ей говорить.
Архипов встал и сказал:
– Рассказ о культуре Древней Греции, а следующий пункт в параграфе – про историю олимпийских игр.
– Понятно? – спросил меня историк.
Я кивнула. И продолжала стоять. Мне стало жарко.
– Воробьева, ты готова к уроку?
Я мотнула головой, уткнувшись взглядом в пол.
– Тогда садись, два.
По рядам пошло удивленное гудение, а я бросилась на свое место. Только б от этой страшной доски подальше, двойка меня совершенно не волновала.
На перемене я собирался поговорить с одноклассниками, выяснить подробности, но где там – все забились по углам и кнопочки на своих трубках нажимают!
У меня тоже время от времени жужжала трубка, но сколько я ни поднимал трубку, маминого лица ни разу не видел. Вместо этого натыкался на надпись: «У вас 35 непрочитанных сообщений». Потом опять жужжание – и опять: «У вас 36 непрочитанных сообщений». Я твердо решил сегодня же вечером выяснить у папы, как обращаться с этим сложным телефоном.
Потом началась история. Тут тоже ничего страшного не было: историца вызывала по одному к доске и задавала всякие вопросы. Причем не даты спрашивала (даты у меня из головы всегда выскальзывали), а так, вообще – кто такие были илоты и кто был главным в Древнем Риме. И эти простенькие вопросы всех ставили в тупик! Я надеялся еще раз блеснуть на общем фоне, но учительница шла по алфавиту и до меня не добралась.
Зато я, косясь на соседей, разобрался, как подключать нотик к проводам, торчащим из-под парты. И даже нашел на нотике кнопку, которая его включает. Правда, так и не понял, зачем он нужен.
Так прошли все шесть уроков. Я совсем успокоился – ни тебе контрольных, ни самостоятельных, сплошные опросы. И программа точно такая же. В общем, стать и тут отличником не составит никакого труда. А может быть, и председателем совета отряда…
Эта мысль пришла мне на последнем уроке, и я вдруг сообразил, что на мне нет пионерского галстука! Целых полсекунды мне было стыдно и страшно, но я тут же заметил, что галстуков нет ни у кого. Почему? Надо все-таки научиться задавать правильные вопросы этому Инету.
На выходе из школы я на пару минут задержался. Очень хотелось хоть с кем-то из класса познакомиться. Но все очень быстро расходились по домам, уткнувшись в свои телефоны и быстро тыкая в их экраны. Как они на ходу в деревья не врезаются?
Я уже собирался плюнуть на все и пойти домой, как услышал за спиной чей-то голос:
– Я все понял. Ты Биг Билл!
– Оль, тебе плохо? Оль, тебе плохо? Оль, тебе плохо? – Ира шла рядом со мной по коридору и спрашивала как заведенная.
– Да, мне плохо. Я хочу домой, – выдавила я из себя.
У меня, действительно, от постоянного напряжения страшно разболелась голова. Школьники мелькали перед глазами, и хоть все были одинаково одеты, от этого мельтешения все равно уже устали глаза. Слишком быстро, слишком шумно, слишком беспорядочно.
– Пойдем к Наташе Алексеевне, отпросишься!
Ира настойчиво поволокла меня куда-то на третий этаж и там притянула к женщине. Молодой женщине. Оказывается, и здесь такие бывают. Из разговора я поняла, что она и есть наш классный руководитель. А рядом стояла совсем молодая девушка с красным платочком на шее. Я уже выяснила, что это называется «пионерский галстук» и носить его обязательно. Только зачем, еще не поняла.
– Наталья Алексеевна, Оле плохо, – заорала Ира так, что я вздрогнула.
Учительница повернулась в нашу сторону.
– Если ей плохо, то почему она сама не может об этом сказать? – спросила она, но потом посмотрела на меня и осеклась.
– Оль, да на тебе лица нет. Что случилось?
– Ой, Наталья Алексеевна, Оля ж память потеряла, – радостно ляпнула Ира.
И, глядя на вытянувшиеся лица классной и девушки рядом с ней, поведала им историю моей болезни. И пока она говорила, я неожиданно для себя заплакала. Просто нервы сдали. Просто не было сил больше, да и голова болела все сильнее. Но когда Ира дошла до сегодняшнего моего позора у доски, девушка с галстуком ее перебила:
– Ира, да как ты могла допустить такое! – вскрикнула она. – Ты же пионерка! Ты же должна была всех предупредить! Ты должна была сказать учителям! Мы все должны были протянуть руку помощи нашему товарищу. Оля, не плачь. Теперь пионерская организация школы возьмет тебя под свою опеку. Наталья Алексеевна, нужно договориться с учителями, чтобы Олю пока не вызывали. И сегодняшние оценки ей в журнал не ставить. Сможете?
– Конечно, – сказала Наталья Алексеевна. – Оль, ты домой сама дойдешь?
– Не знаю, – вяло ответила я.
– Я провожу! – вызвалась Ира.
– Ну уж нет! – заявила девушка. – Я как старшая пионервожатая назначу Оле пионера, который возьмет над ней шефство. Ты, Воронько, не оправдала доверия.
– Татьяна… я оправдаю, я исправлюсь! Пожалуйста, можно я? Мы ж подруги! Я буду заботиться, я и уроки помогу, и расскажу все. Ну пожалуйста!
– Пусть она, – выдавила я из себя.
Терпеть нового человека я была не в силах, а к Ире уже привыкла. Вернее, я смирилась с ее существованием.
Я обернулся. За спиной стоял маленький взъерошенный мальчишка. Кажется, из нашего класса. Или нет? В любом случае был шанс немного узнать об эксперименте.
– Я не Биг… этот, – признался я. – Я Витя Шевченко!
Мальчик усмехнулся, как будто поймал меня на откровенном вранье.
– Нет… Ты Биг Билл. Как ты заболел, он… в аське нет. На эсэмэски не отвечает. В чате нет. Ты – Биг Билл!
Я не стал возражать. Наверное, тут у всех есть свои кодовые имена.
– Ну… наверное. А тебя как звать?
Мальчика этот вопрос почему-то очень удивил.
Немного подумав, он произнес таинственным шепотом:
– Я Стреб!
Все-таки странные у них тут клички.
– Ты Стреб?
– Не ори! – зашипел он на меня. – Хочешь, чтобы мой ник… все знали? И не Стреб, а Ястреб! Птица!
Похоже, каждая фраза дается ему с большим трудом.
– Извини, – сказал я почти шепотом, – я никому не скажу.
– А ты – Биг Билл?
Пришлось согласиться. Откуда я знаю, может, я и Биг Билл?
– Так и знал! – лицо Ястреба посветлело. – Давай в привате початимся!
И он тут же достал свой телефон – очень большой, больше его ладошки. И еще… наверное, мне показалось… В общем, он вроде бы развернул его, как свернутый в трубочку лист бумаги. Я сначала заинтересовался, но тут же понял, что опять придется использовать непонятные мне технические штучки и перепугался:
– Стоп! Давай без привата! Он у меня… сломан.
От изумления Ястреб взъерошился еще больше и стал похож на мокрого воробья.
– Приват? – уточнил он. – Сломан?
– Ну… почти. Давай мы так поговорим. Языком.
Мальчик посмотрел на меня, на телефон, опять на меня.
– Ну… ртом поговорим, – объяснил я. – Вслух.
До Ястреба наконец дошло, он медленно спрятал свой аппарат в карман.
– Слушай, – сказал я, – я… когда болел… в общем… не все теперь понимаю. Это после болезни. С головой что-то. Мне врачи прописали голосом все время говорить.
Ястреба, кажется, немного отпустило.
– А… – сказал он. – Тогда понятно…
Видно было, что он очень хочет рассказать мне что-то важное, но слов не хватает. Пришлось задавать ему вопросы, угадывать ответы и вообще тормошить. Да еще у Ястреба то и дело верещал телефон, и он ловко выхватывал его, бойко что-то набирал и опять прятал.
От этих пауз нить разговора рвалась, и я очень устал, зато узнал много интересного. Оказывается, на всех моя речь на математике произвела огромное впечатление. Никто не ожидал, что я смогу так бойко говорить. Я попытался уточнить, что тут такого удивительного, но Ястреб терялся и бормотал что-то вроде: «Ну как же… Это же не тест… Это же говорить».
Еще выяснилось, что все трясутся от приближающейся проверки, во время которой все предметы надо будет сдавать устно.
– Вот если бы тесты, – вздохнул Ястреб, – тогда да. А тут у доски надо стоять. И говорить. У тебя получается. Ты как научился?
