— Мама родная, — я хватаюсь за виски, — Вадик, кто это снимал?
— Ну, так… паренёк один молодой, а что, не нравится? — обернулся Вадик в искреннем изумлении. — Что конкретно?
— Что ж он употребляет-то? Барбитураты? Нет… скорее всего кислота…
Голос за кадром:
«За ночь печень регенерировалась и даже чуть увеличивалась в размерах. Если посмотреть на неё поближе (наезд камеры), то под тонкой плёнкой можно было различить нефтяные вышки, капилляры нефтепроводов, новые перерабатывающие предприятия, сотни бензовозов и тысячи бензоколонок, заседания совета директоров и рост акций, увеличение ЕВITDА и выплаты дивидендов, хороших друзей и верных подчинённых, жарящих вместе шашлык в Нахабино, лицей для талантливых детей и региональные программы развития.»
Что и говорить, снято гениально. Признаться, я и сам люблю здоровый стёб и цинизм, который делает окружающий мир более удобоваримым. Но всё-таки есть же пределы всякому глумилову. И потом, поймёт ли Аркадий Яковлевич? В силу возрастных различий, так сказать. Я поворачиваюсь назад и смотрю на Вербицкого. Его лицо не отражает никаких эмоций. Он сидит, погруженный в просмотр, лишь изредка поправляя очки. Хм…
Голос за кадром:
«Узник тишины? Нет, неправда. Народ не молчит. Те, к кому все эти годы обращался Михаил, помнят своего вождя. Своего духовного проводника».
Теперь камера показывала долговязого парнишку, одетого в тёртые джинсы и куртку-"аляску". Он стоял на фоне не то гаражей, не то забора из ржавых металлических листов. В руках его был плакат, на котором была нарисована нефтяная вышка, которую венчало Всевидящее Око, вроде того, что нарисовано на долларе США. Над оком полукругом было написано:
Liber Hodor!
— Этот материал ещё не причёсан, — шёпотом сказал Вадим, наклонившись к моему уху, — рабочая версия.
— А что за парень-то? — поинтересовался я.
— Не в курсе. Его Генка притащил. Говорит, что это новая звезда русского Интернета. Типа того, на него вся молодая аудитория дрочит.
— А… — делаю я понимающее лицо.
Голос за кадром:
— Здравствуйте, расскажите о себе, Сергей.
Парень кашлянул, зачем-то поднял над головой плакат, потом опустил и начал говорить:
— Я Серёжа Шляхтич, основатель и руководитель движения высшей нефтяной справедливости «Либер Ходор!». Мы — прогрессивная молодёжь России — видим свою цель в продолжении дела нашего великого учителя — Михаила Ходорковского, в борьбе за идеалы свободы и демократии. Мы добиваемся скорейшего освобождения нашего учителя из темницы, в которую его бросил кровавый режим, и работаем над выдвижением Михаила кандидатом в Президенты России!
Камера показывает крупным планом лицо Шляхтича. Я обращаю внимание на его широко раскрытые глаза с практически отсутствующими зрачками.
— Он укурен, что ли? — шёпотом спрашиваю я Вадима.
— Я не знаю. Почему ты так думаешь? Говорит несвязно?
— Говорит-то он как раз связно. Зрачков только нет.
Я поворачиваюсь назад, к Генке:
— Ген, он обкуренный?
— Я не в курсе, — по ходу прыскает в кулак Генка.
— Ну и кадры у тебя. Как он перед камерой-то стоит? Он не упадёт?
— Дальше смотри, — показывает пальцем на экран Генка.
Голос за кадром:
— Движение «Либер Ходор!» создано Сергеем два года назад и уже насчитывает более трёх тысяч человек. Ребята устраивают семинары, организовывают митинги гражданской оппозиции, конференции в Интернете. Они работают в тесном контакте с бывшими сотрудниками «ЮКОСа» и надеются, что Михаилу Ходорковскому разрешат участвовать в выборах-2008, в которых он, безусловно, победит.
В это время на экране сменяют друг друга кадры, изображающие парней и девчонок от семнадцати до двадцати лет, марширующих с плакатами, расклеивающих листовки, расписывающих стены граффити, сидящих за компьютерами. Камера выхватывает паренька, в руках у которого плакат с надписью «Путин — уйди сам!». Парень смотрит в камеру, потом натягивает на голову капюшон кофты и уходит из кадра.
— Во! — показываю я пальцем на экран. — Это же тот самый дятел, который хотел с митинга убежать весной. Я ещё рядом с ним стоял, когда мне вопросы задавали журналисты. Помнишь, Вадим?
— Не-а, — отрицательно качает головой он.
— Ген, — оборачиваюсь я, — этот парень на митинг студентов ходил?
— Я не помню. Наверное, ходил. Эта же одна и та же агитбригада. Я их часто пользую. У банкоматов они тоже были, к примеру.
— Тогда ясно.
На экране снова крупным планом Шляхтич, который стоит на крыше строительного вагончика и громким голосом вещает:
— Либер Ходор! Лишь Михаил Ходорковский в силах обращать воду в нефть одним лишь Умным Взглядом Сквозь Очки.
— Либер Ходор!
Стоящая около вагончика толпа молодёжи поднимает руки вверх и скандирует:
— Либер Ходор! Либер Ходор!
Голос за кадром:
— Иногда, вынуждаемые произволом властей, ребята переходят к акциям прямого действия.
Камера показывает приёмную ФСБ, закиданную помидорами, затем снова Шляхтича, который говорит на бегу:
— Последней каплей терпения гражданского общества стало закрытие властями сиротского приюта, где отобранные обществом «ЮКОС» со всей планеты милые и очаровательные ребятишки могли жить, учиться, дружить и познавать радости Свободы и Либерализма. В ответ на это мы перешли к прямым действиям!
— Вообще-то приёмную ФСБ «лимоновцы» закидывали, — говорю я Вадиму.
— Какая разница? Люди всё равно не помнят. — Он разводит руками и улыбается.
— Резонно, — киваю я, — а кадр со Шляхтичем переснять надо. Видно, что он не бежит, а просто руками машет на месте.
На экране снова возникает стена из ржавого металла. Шляхтич стоит, повернувшись к камере боком, и говорит, методично рубя воздух ладонью:
— Атмосфера клеветы, обмана и басманного правосудия, коей окутали нашу страну силы тёмной стороны, заслонив свет свободы, стала непроницаемой. И подлая цель их понятна — ввести народ в заблуждение, оболгать демократию, извратить парламентаризм и не дать гражданскому обществу осуществить Левый Поворот до 2008 года. Мы им этого сделать не позволим. Спасибо…
Он выходит из кадра, затем снова возвращается и говорит:
— А… это… забыл… «Путин — уйди сам!»
Голос за кадром:
— Бля…
Шляхтич выходит из кадра, но продолжает говорить:
— Чо, все? Или ещё продолжать гнать?
Голос за кадром:
— Все, хорош, Серёга.
Шляхтич:
— Может, ещё про летающую тарелку Гитлера и связь с Арктическим Рейхом дать?
Голос за кадром:
— Все, все, спасибо.
Шляхтич:
— Ну как хотите. А вот про гламурный фашизм?
Голос за кадром:
— Ребят, а покажите Сергею, как к машине пройти.
Шляхтич входит в кадр, поднимает два пальца и говорит:
— Реасе, кросафчеги!
Подходит какой-то мужик и выталкивает его из кадра. Камера показывает стену, слышно, как Шляхтич говорит за кадром:
«Ладно, ладно, чего вы, я пошутил».
Фильм заканчивается.
Все смеются и дружно аплодируют. Включается свет.
После просмотра мы сидим в моём кабинете втроём — я, Вербицкий и Вадим. Мы смотрим на шефа, ожидая реакции. Вербицкий медленно допивает кофе и молвит:
— Если коротко, то… понравилось. Много шероховатостей, вашего вечного цинизма, но… я так понимаю, что без него уже и нельзя. Да. В общем, проект одобряю. Развивайте. Но я хотел сказать вам пару слов не о том. Как вы знаете, в воскресенье я прилетел из Лондона. Так вот. Отдельные персонажи из Администрации Президента выходили на связь с Лондоном.
— Ого! — вырвалось у Вадима.
— По моей информации, власть собирается предложить нам сценарий выборов, учитывающий интересы оппозиции. — Вербицкий отворачивается к окну и замолкает на несколько секунд. — Речь идёт о кресле премьер-министра и нескольких министерских портфелях. Иными словами…
Не дожидаясь, пока он закончит, мы с Вадимом дружно хлопаем в ладоши. Победа. Вербицкий царственно улыбается.
— Да, ребята, да. Мы их сдвинули. Я полагаю, что они на грани истерики. Сами подумайте — общество разобщено, напугано, дестабилизировано, эмоционально перегружено… Что им остаётся делать? Нам бы ещё один толчок, — Вербицкий комкает салфетку и щелбаном скидывает её со стола, — и в пропасть. И тогда полная победа. В общем, нужен ещё один проект… Есть мысли?
— Вы знаете, я тут на досуге размышлял над тем, где их ещё зацепить можно, — Вадим посмотрел сначала на меня, потом на Вербицкого, — в каких сферах мы ещё не играли. И вот что мне пришло в голову. Социалка была — с Зайцевым и бомжами, экономика была — с банковским кризисом, хоррор был, — Вадим понизил тональность, — с метро. Сейчас фильм этот про Хайдера, как вершина пирамиды. Это же чисто идеологический ход, как правильно заметил Антон.
