— Тебя завтра выписывают. Устроим вечером праздник. Манюня «шарлотку» решила тебе испечь.
Тамара радостно улыбалась. Было видно, что она ощущает себя самой счастливой и любимой женщиной на свете. Анна чувствовала, что стала свидетелем чего-то очень важного. Простого счастья, которое, оказывается, возможно. Она потихоньку встала и вышла в коридор, чтобы не мешать.
Там сильно пахло карболкой. Анна побродила по коридору и, наконец, чувствуя легкое головокружение, вернулась в палату.
Медсестра Вика вместе с врачом Борисом Львовичем пытались нащупать вену на тонкой руке женщины с заплаканным бледным лицом, похожим на скорбную маску Пьеро.
Новая пациентка. Рядом суетилась давешняя санитарка, что привозила тележку с завтраком. Сейчас в руках у нее была бутыль с физраствором.
— Аня, хорошо, что ты вернулась! — взволнованно сказала Виктория. — Помоги. Нужно жгут принести и руку поддержать. Ей очень плохо!
Сбегала в процедурную за жгутом. Вчетвером они держали сопротивлявшуюся женщину, Виктория вводила ей какую-то желтую жидкость, потом — димедрол. Установила капельницу. Руки пациентки перестали вздрагивать и легли двумя длинными плетьми, она наконец затихла. Чувство ужаса в больших глазах постепенно погасло.
«Сейчас ей тоже приснится сон», — подумала Анна.
* * *
Маленькая девочка с ободранными коленками в своем цветастом сарафане карабкается вверх по огромной скале. Из последних сил цепляется за чахлые побеги. Сверху и сбоку катятся камни. Силуэт впереди. Она не видит лица, только очертания. «Я помогу, тебе Анна», — повторяет он и протягивает руку.
«Ужин, ужин, жен-щи-ны!», — прокричала нянечка.
Новая пациентка лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, а потом вдруг встала и направилась к окну. Поставила босую ногу на подоконник и быстро забралась на него. Анна вскочила и буквально столкнула женщину на больничный линолеум, схватила за руки.
— Ты что, с ума сошла?! Хочешь попасть туда, откуда, даже если вернешься, получишь диагноз на всю жизнь?
Вместе с Тамарой усадили новенькую на кровать.
— Тебя как зовут, парашютистка? — спросила Анна.
— Галя, — бурно всхлипывая, ответила та.
На вид ей было хорошо за тридцать, хотя фигура была безупречно стройной.
— Я не сумасшедшая, — сказала она, — пока не сумасшедшая!
И снова слезы ручьем. Черные волосы упали на лицо.
— Ладно, успокойся. — Анна осторожно присела рядом, обняла соседку за плечи.
— Как жить, ну как жить? — заговорила Галя, не отрывая рук от лица. — Как она могла так со мной поступить?
— Кто? — поинтересовалась Тамара. Она поставила перед Галиной стакан с компотом. — Если хочешь, расскажи. Может, легче станет, когда выговоришься. Синдром попутчика, слыхала?
Галина быстро закивала и начала свой грустный рассказ.
— Отца своего я не знала. Мать на мои расспросы отвечала, что он погиб. Но большую часть времени она была под хмельком. Не уверена, что она вообще знала, кто он. — Галина прерывисто вздохнула и отпила компота. — Спасибо, очень вкусный… — Помолчав немного, продолжила: — У нее было высшее образование, но последние двадцать пять лет она торговала на рынке. Сначала у грузина — яблоками, потом у азербайджанца — помидорами. Я изо всех сил старалась не повторить ее судьбу. В старших классах выучилась на парикмахера, тренировалась на одноклассниках. Получалось хорошо, быстро появились постоянные клиенты. А в двадцать лет я забеременела от парня из благополучной, как говорится, семьи. Узнав, что жду ребенка, он исчез. Очень банально, да. Я все время работала, и пока беременная ходила, и потом, когда родилась моя принцесса, Софья. Она действительно была необыкновенной, даже плакала по-особенному. А красивая!.. Я и в садик ее не водила, работала день и ночь. У меня было что-то вроде парикмахерского салона на дому. На Софью денег хватало, а о себе я не думала. Какие мужчины? О том, что я женщина, вспомнила год назад. Влюбилась. Он был моим клиентом…
Глаза Галины вновь наполнились слезами. Анна напряженно слушала.
— Так красиво ухаживал! Курьер принес мне в салон букет белых лилий с запиской: «Ты восхитительна, как эти лилии». Я и не думала, что такое бывает! Пригласил на настоящее свидание, с шампанским и заказанным в ресторане столиком. Марк его зовут, необычное имя, правда? Читал мне из Пастернака, я потом выучила: «Свеча горела на столе…Свеча горела». Никто никогда не читал мне стихов. Поладил с Софьей. Готовил ее к экзаменам. А месяц назад сделал мне предложение. Я была счастлива! Вчера, — губы и руки Галины задрожали, — я заехала к подружке. Болтали допоздна, пили вино, и я решила остаться. Позвонила Марку, сказала, чтобы не ждал. Но потом захотелось домой — соскучилась. Вызвала такси. Приехала. Открыла дверь тихо, чтобы не потревожить, разулась и на цыпочках прошла в комнату. До сих пор эта картина перед глазами! Марк целует мою дочь, мою принцессу. А она, обнаженная, обвивает тонкими руками его шею. Что-то шепчет. Дальше я ничего не помню, помню только, как выбежала босиком на улицу — и все.
— И все, — эхом повторила Тамара. — Господи, вот уж действительно — и все. Ничего особенного. Дети, они, знаешь, вырастают и становятся посторонними людьми. Это нормально.
Резко поднявшись, она вышла в коридор. Анна молча смотрела, как Галина раскачивалась на больничной койке. Вперед-назад, вперед-назад, в такт биению своего разбитого сердца.
За окном уже стемнело, можно было ложиться спать. Завтра кто-то опять приклеит к стеклу пейзаж: вид больничного сада с нежной зеленью листьев. А может, прилетит голубь, Анна пока не знает.
Когда утро наступило, голубя не было, сил — тоже. Постаралась взять себя в руки, встала и вышла из палаты.
— Ага, — кивнул ей бегло Борис Львович. — Выписку я подготовил, в двенадцать перевозим вас в другую клинику…
И пошел-побежал по коридору. Белый халат развевался, как мушкетерский плащ.
— Куда? Куда меня перевозят? — Анна в полном недоумении схватила за рукав проходившую мимо Вику. Небольшого усилия хватило, чтобы она вновь начала задыхаться, и противный холодный пот выступил на лбу.
— Муж ваш распорядился, — медсестра понимающе улыбнулась. — Не пугайтесь. Все хорошо. Присядьте-ка. Я вам водички…
Анна тяжело опустилась на подвернувшийся стул. Закрыла руками лицо. Колченогий стул шатался под ней. Приняла мокрый стакан от Вики-Виктории. Стараясь ни о чем не думать, медленно пила холодную воду. Вода растекалась по желудку, и время текло, заворачиваясь вокруг ее ног в домашних тапочках.
— Кто это? — спросила она чуть погодя у Вики-Виктории, показывая глазами на удаляющегося мужчину. Пустой стакан крутила в руках.
Было на что посмотреть. Мужчина выглядел как американский киногерой — разворот плеч, открытая улыбка, светлые волосы слегка растрепаны. За руку он вел маленькую девочку в смешном комбинезоне и шапке с заячьими ушками. Девочка смеялась и лепетала что-то неразборчивое, но веселое.
— Это… пациент? — переспросила Анна. На пациента мужчина похож не был.
— Да нет, — ответила Вика-Виктория, не отрываясь от записей в большой амбарной книге, — это навещающий. В шестой палате женщина лежит, с пневмонией. Ну, такая, полноватая. Светленькая… Это ее муж и ребенок. Ой, и не говорите! — Вика-Виктория с размаху уселась на такой же шаткий стул. — Там такая история! — Она заулыбалась. — Знаете, очень жизнеутверждающая! В общем, у той женщины из шестой палаты, Денисова ее фамилия, этот брак второй. Ей уж за сорок. А первый муж был преподавателем в университете и постоянно появлялся всюду со студентками: гладкие щеки, пирсинг пупка, тату на нижней части спины, ну, вы понимаете. «Это моя работа! — возмущенно отвечал он на робкие вопросы жены. — Я все-таки педагог!»
Вика-Виктория смотрела выжидательно, и Анна кивнула.
— Вот. «А кто виноват, — спрашивал педагог, — кто виноват, что ты торчишь дома, как клуша? Не ходишь никуда, ничем не интересуешься, ни в театр, ни в клуб, ни на выставку!..» Возразить было нечего, не вписывались выставки в ее напряженный график главного бухгалтера, не оставляли свободного времени заботы о дочерях. Две дочки у нее от первого брака. Взрослые уже. Старшая в институте учится…
Анна слушала. Как бы она хотела тоже кому-то рассказывать о своих детях. Об их успехах, хороших оценках… Да что там — о хороших! Хоть о двойках!
Вика-Виктория между тем продолжала:
— «Никто не виноват», — соглашалась Денисова и возвращалась к домашним хлопотам. Так бы, наверное, все и шло, если бы не случай с повесткой в районный суд по поводу установления отцовства. Одна студентка подала исковое заявление. От ребенка, полугодовалой девочки, педагог отказывался до последнего. Ссылался на свободные взгляды студентки. Демонстрировал фотографии. К отцовству его все же приговорили.
