Алэк, всячески подтверждая слова няни, принимается прыгать у меня на руках, издавать боевые кличи и тянуть у Кира из карманов мелкие предметы.
-- Если так тяжело с ним, давай мы тебе сменщика возьмём, может, из братьев твоих кто захочет? -- предлагаю я. -- На твоей зарплате это не скажется, ты и так всю жизнь в нашего ребёнка вкладываешь. Или хочешь отпуск?
-- Я даже не знаю, -- зевает бедняга. -- Пока он не ходил, такой спокойный был, вообще ничего не надо человеку, мне даже неудобно было, что я такие деньги получаю ни за что. А теперь вдруг фейерверк, как будто всё это время силы копил. Уже гимнастика два раза в день, а всё равно не устаёт. Если так и дальше пойдёт, я и правда один не справлюсь.
-- Судя по тому, что говорит Азаматова матушка, дальше будет только хуже, -- усмехаюсь я, слегка подкидывая ребёнка на руках, чтобы поудобнее перехватить.
-- Со мной у Гхана были те же проблемы, -- замечает Кир, ловя Алэка за руки прежде чем он успевает вцепиться мне в волосы. -- Да, братан, все мы одной кудели, а?
Алэк радостно соглашается и принимается переползать на Кира. После того как Азамат месяц назад начал с ним заниматься детской гимнастикой, ребёнок совершенно превратился в обезьёнка, и хотя ходит пока ещё шатко, отлично висит на руках, помогая себе свежеотрощенными зубами.
Тирбиш слегка покачивается на ногах, и Кир делает предупредительный выпад, чтобы его поймать.
-- Ничо, стою пока, -- отмахивается тот.
-- Иди уже спать, -- говорю. -- Завтра обсудим, кого тебе в пару взять. И рано не приходи, где-нибудь к обеду. У меня утро свободное, сама повожусь.
-- Вы потом не встанете, -- усмехается он, но послушно топает прочь, даже не пожелав Алэку спокойной ночи.
-- Буууу! -- возмущается мелкий.
-- Сам виноват, -- радостно сообщаем ему мы с Киром.
Азамат даже не опаздывает на ужин, что для него большая редкость -- обычно мне приходится идти и отдирать его от кресла сквозь протестующие вопли Старейшин и прочих злых духов. Сегодня же он является без напоминания, ест с аппетитом и болтает с Киром о девочках, периодически бросая на меня загадочные взгляды. Хоса с ним нет, кошака пробило на ночные прогулки. Тоже, видать, весна. После ужина мы немножко играем в настольную игру, для которой приспособили плюшевые игральные кости -- их можно кидать Алэку, чтобы он приносил. Он это делает с удовольствием, но так устаёт, что через часок наконец-то начинает засыпать. Я излагаю мужу ситуацию с Тирбишем, и он обещает поискать сменную няню.
Наконец дети распиханы по койкам, и мы остаёмся одни. Я иду наливать ванну с расслабляющей пеной, пока муж раскладывает нам на утро одежду -- в нашей мультикультурной семье обычно я не знаю, где лежат носки.
Ванна большая, и мы спокойно помещаемся туда оба, но Азамат немного удивляется, когда я заношу ногу присоединиться к нему. На мой немой вопрос он пожимает плечами.
-- Я уж думал, впал в немилость. Ты последнее время раньше моешься.
-- Ты последнее время на ужин опаздываешь, а потом ковыряешься в тарелке два часа. Я, в отличие от некоторых, не могу обходиться пятью часами сна.
Он раскладывает руку по бортику, чтобы мне было на что прилечь.
-- Что поделать, с этим вступлением с Союз очень много работы, а я тоже не железный, устаю. Вот, ты бы заходила почаще, как вчера. Может, я был бы пободрее.
-- Мне казалось, я тебе помешала? -- приподнимаю бровь я.
-- Конечно, -- с покер-фейсом кивает он. -- Все планы сбила, можно сказать. Пришлось вместо работы прийти сюда и позаниматься с Алэком сверх нормы, ни на чём больше сосредоточиться не мог.
-- Ты хоть пообедал, бедолажка? -- сочувственно глажу его по голове мокрой рукой, пуская по виску ручейки.
-- Можешь не беспокоиться, -- прикрывает глаза он. -- Я уже установил опытным путём, что если вовремя не поем, становлюсь недееспособным. Не те мои годы.
-- Годы твои ещё ого-го, но я рада, что ты больше о себе заботишься. Теперь бы ещё на ужин приходил, как сегодня... А то вот, -- пытаюсь ущипнуть его согнутыми пальцами за живот, но ничего не выходит, с тем же успехом можно щипать лист железа, -- у нормальных людей на этом месте жирок, а у тебя и кожа-то внатяг.
-- Зато когда я не прихожу вовремя, -- улыбается он, ловя мою руку, -- ты являешься в ореоле праведного гнева и вызволяешь меня из кабинетного плена. А если Старейшинам долго не напоминать, насколько грозна моя супруга, они вообще забывают, что мне нужно есть и спать.
-- И ещё кое-что, -- добавляю я.
-- И ещё кое-что, -- соглашается он.
Мы целуемся долго и сладко, с ленцой, как будто напоминаем друг другу, что это нормально и обычно, что это не кончится внезапно и не придётся никуда бежать, что ни один из нас не исчезнет и не окажется выдумкой, а потому мы можем себе позволить потратить полжизни на поцелуй, не боясь, что на дальнейшее не хватит времени. Потом Азамат утыкается носом мне в шею и некоторое время так лежит, его спокойное дыхание ритмично колышет мою кудряшку, и мне щекотно.
Я только собираюсь поинтересоваться, не заснул ли он, как он спрашивает внезапно не в тему:
-- Давно Кира девочки... отвлекают?
-- Не знаю, но он уже который раз позволяет кому-то у себя списывать, а потом этого кого-то покрывает. Я как раз хотела у тебя спросить, нормально ли это в его возрасте.
-- Вообще рановато немного, мог бы ещё годик-другой побыть ребёнком. Но, во-первых, приютские дети часто раньше взрослеют, не знаю уж, почему. А во-вторых, я и сам был молодой да ранний. Так что, наверное, это закономерно.
-- Да, я помню, Алтоша как-то раз упомянул, что ты раньше всех сверстников девственность потерял, -- усмехаюсь я.
-- Какие он интересные вещи про меня рассказывает, -- замечает Азамат. -- Но я не думаю, что одно с другим связано. Как ты выражаешься, девственность я потерял из любопытства. Вряд ли этим можно объяснить раннее взросление.
-- И кто она была? -- спрашиваю я, по возможности не выдавая своего любопытства.
Азамат вздыхает и смотрит на меня, обдумывая, говорить или нет. Потом всё-таки признаётся.
-- Устрица.
-- О как! -- не удерживаюсь я.
-- Ну а кто ещё захочет с мальчишкой?..
-- Не знаю, мне вообще кажется, что они -- какой-то миф. Я до сих пор ни одной не видела.
-- Так они же не ходят по улицам с плакатами, знаешь ли. А в тех местах, где они находят себе мужчин, ты не бываешь.
-- Я, честно говоря, ждала, что хоть одна придёт ко мне как к целителю, им же не очень здорово от этого, как я понимаю?
-- Совсем не здорово, -- качает головой Азамат. -- Но на целителя у них обычно нет денег. Погоди, вот, надеюсь, в следующем году сделаем государственное страхование здоровья, тогда, может, придут. А кто у тебя был первым?
Переход настолько неожиданный, что я не сразу понимаю, о чём он. Зато когда понимаю, начинаю ржать так, что приходится перевернуться спиной вверх, чтобы не утонуть.
-- Ещё хуже, чем у тебя. Вот честно, какой-то мужик! На свадьбе у подруги. Причём никто потом не помнил, чей он был приятель. Пьяные все были в дрова, собсно, свадьбы в восемнадцать лет -- они такие.
-- Ты оправдываешься, -- удивлённо замечает Азамат.
-- Ну да, наверное... -- притормаживаю я. -- Просто я не то чтобы гордилась этим поступком.
-- Я своим тоже не горжусь, -- отчётливо произносит Азамат, притягивая меня поближе. -- Ты же не думаешь, что моё мнение о тебе может измениться из-за какой-то информации.
Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять, к чему он это.
-- Ты хочешь сказать, что будешь меня любить даже если прочитаешь все мои посты в соцсетях с шестилетнего возраста?
Он поднимает брови.
-- Да. А ты писала в соцсетях с шестилетнего возраста?
-- Естественно, а ты что, нет?
-- Я, по-моему, ни разу в жизни ничего не писал в соцсетях.
-- А как же ты собираешься доказывать детям и внукам, что в своё время был таким же идиотом? -- ужасаюсь я.
-- А зачем? -- фыркает Азамат.
-- Ну как, чтобы они не чувствовали себя позором семьи...
Азамат заходится хохотом так, что вода выплёскивается через край.
-- Ой не могу, земное воспитание! Боги, мой отец прилагал все усилия, чтобы я постоянно чувствовал себя позором семьи!
-- Но ты же не думаешь, что это правильно?
-- Нет, -- он переводит дух. -- Я вон даже Арона заставил отдать детей Унгуцу в клуб, чтобы были под присмотром. А то опять у мальчика на руках такие синяки, что мне Арона хочется закатать в дорожное покрытие.
-- Я чувствую, в этом клубе у Унгуца скоро весь Муданг соберётся.
-- Пусть, -- улыбается Азамат. -- Кир с большим удовольствием их всех воспитает. Эцаган уже поставил на поток дела о домашнем насилии, пятнадцать процессов за зиму, все очевидные. Мне даже интересно, когда люди наконец поймут, что сорок раз розгами -- это не повод для гордости.
-- Надеюсь, что до того, как вы все вымрете, -- оптимистично замечаю я.
-- Кстати, -- Азамат меняет положение, прильнув ко мне вдоль всего тела (моего, я короче). -- О вымирании. То есть, я понимаю, что к ещё одному ребёнку ты пока не готова, но... мы сегодня только болтать будем?
