— Я хочу, чтобы все мои коммерческие сооружения проектировались вами, ибо народ желает, чтобы коммерческие сооружения строились по индивидуальным проектам. Вы будете строить жилые дома в колониальном стиле, гостиницы в стиле рококо и деловые здания в квазигреческом стиле. Вы употребите ваш исключительный дар на работу в рамках форм, созвучных вкусам народа, и будете приносить мне доход. Вы дисциплинируете ваш изумительный талант, сочетая оригинальность с послушанием. Люди назовут это гармонией. В своей области вы создадите то, чем «Знамя» является в моей. Разве не понадобился талант, чтобы создать «Знамя»? Такова будет ваша карьера впредь. Но дом, который вы спроектировали для меня, будет возведён точно по вашему проекту. Он будет последним творением Рорка, которое поднимется на земле. После меня их больше не будет — ни у кого. Вам доводилось читать о древних властителях, которые казнили зодчих, построивших им дворцы, чтобы никто не мог сравниться с ними славой? Зодчего убивали или выкалывали ему глаза. Теперь другие времена и другие методы. Всю свою дальнейшую жизнь вы будете подчинять себя воле большинства. Не буду аргументировать своё требование. Я просто сообщаю вам, каков выбор. Вы из тех людей, которым понятен прямой язык. Ваш случай прост: если вы откажетесь, вы ничего больше не построите; если согласитесь, построите милый вашему сердцу дом, множество других зданий, которые вам не по душе, но которые принесут нам обоим много денег. Всю оставшуюся жизнь вы будете проектировать жилые массивы вроде Стоунриджа. Вот мои условия.
Он подался вперёд, ожидая обычной реакции, которая была ему хорошо знакома и доставляла удовольствие: гнев, негодование, оскорблённое достоинство.
— Нет проблем, — весело отозвался Рорк. — Я готов, с удовольствием. Это дело несложное.
Он потянулся к столу, взял карандаш и первый попавшийся на глаза лист бумаги — письмо с внушительным грифом. Начал быстро чертить на обороте. Движения руки были чёткими и уверенными. Винанд смотрел на склонённое лицо, видел гладкий лоб, прямую линию бровей — напряжённое внимание без тени тревоги.
Рорк поднял голову и через стол швырнул листок Винанду:
— Вы этого хотите?
На листке был дом Винанда — с колониальным портиком, покатой крышей, двумя массивными трубами, несколькими пилястрами и круглыми окнами. Это была пародия и вместе с тем вполне серьёзная переработка оригинала, в которой любой специалист признал бы отличный вкус.
— О Боже, нет, конечно! — Всплеск эмоций был непроизволен и последовал мгновенно.
— Тогда заткнитесь, — сказал Рорк, — и не лезьте ко мне со своими архитектурными идеями.
Винанд осел в кресле и рассмеялся. Он смеялся долго, не в силах остановиться. Но смех его был безрадостен.
Рорк устало покачал головой:
— Вы должны лучше знать меня. Это старая песня. Мой антиобщественный нрав и упрямство так широко известны, странно, что кто-то снова пытается искушать меня.
— Говард, честно, у меня было такое намерение. До того, как я увидел твой рисунок.
— Верю. Никак не ожидал, что ты окажешься таким идиотом.
— Ты понимаешь, что идёшь на огромный риск?
— Риска не было. У меня надёжный союзник.
— Какой союзник? Цельность твоей натуры?
— Твоей, Гейл.
Винанд смотрел на крышку стола. Спустя минуту он сказал:
— На этот счёт ты заблуждаешься.
— Не думаю.
Винанд поднял голову, он выглядел усталым, в голосе появилось безразличие.
— Ты снова опробовал тот же метод, что и на процессе о храме Стоддарда, да? «У защиты нет вопросов». Хотел бы я оказаться в зале суда и услышать всё сам. Сейчас ты обернул дело против меня, верно?
— Назови это так.
— Но на сей раз ты победил. Надеюсь, ты понимаешь, что я не в восторге от твоей победы.
— Понимаю.
— И не думай, что здесь имел место один из тех случаев, когда жертву искушают, чтобы позондировать почву, а потом, получив трёпку, довольны и таким исходом, рассыпаются в благодарностях и говорят: наконец-то, вот человек, который мне нужен. Не строй иллюзий на этот счёт. Я не нуждаюсь в том, чтобы меня оправдывали подобным образом.
— Я не собираюсь тебя оправдывать. Я знаю, чего ты хотел.
— Раньше я бы так легко не уступил. Это было бы только началом. Я могу настоять на своём. Но не хочу. Не потому, что, вероятнее всего, тебе всё же удалось бы отстоять свою позицию, а потому, что я сам не смог бы удержаться на своей. Нет, ни радости, ни благодарности к тебе я не испытываю… Однако это не важно…
— Гейл, до какой ещё степени ты способен лгать себе?
— Я не лгу. Всё, что я сейчас сказал, правда. Я думал, ты понял.
— Всё, что ты только что сказал, — да. Но я думал о другом.
— Это ошибка, как и то, что ты здесь задерживаешься.
— Гонишь меня взашей?
— Ты знаешь, что я этого не могу. — Взгляд Винанда переместился на эскиз, лежавший изображением вниз. Он минуту поколебался, глядя на белый картон, потом перевернул его. И тихо спросил: — Сказать тебе, что я об этом думаю?
— Ты уже сказал.
— Говард, дом, который ты для меня спроектировал, должен быть отражением всей моей жизни. Ты полагаешь, моя жизнь заслуживает такого отражения, как ты замыслил?
— Да.
— Ты не кривишь душой?
— Ничуть. Я вполне искренен, Гейл. И я не изменю своего мнения, что бы между нами ни произошло в будущем.
Винанд отложил эскиз в сторону и долго сидел, изучая чертежи. Когда он поднял голову, у него был обычно спокойный вид.
— Почему ты не появился раньше? — спросил он.
— Ты был занят со своими частными детективами.
Винанд рассмеялся:
— А, это! Не мог отказаться от прежних привычек, любопытно было. Теперь мне известно о тебе всё, кроме твоих романов с женщинами. Или ты очень осторожен, или их было немного. Нигде никаких сведений на этот счёт.
— Их было немного.
— Наверное, я скучал без тебя и взамен собирал информацию о твоём прошлом. Так почему ты держишься в стороне?
— Ты так распорядился.
— Ты всегда так послушен?
— Когда вижу в этом смысл.
— Хорошо, вот моё распоряжение, надеюсь, ты найдёшь его осмысленным: приходи к нам сегодня ужинать. Я возьму эскизы показать жене. Она ещё не знает о строительстве дома.
— Ты ничего ей не рассказывал?
— Нет. Пусть сначала посмотрит эскизы. И познакомится с тобой. Я знаю, в прошлом она тебя не миловала; я прочитал, что она писала о тебе. Но это было давно. Надеюсь, теперь это уже не важно.
— Да, не важно.
— Тогда мы тебя ждём?
— Да.
Доминик стояла у застеклённой двери своей комнаты, Винанд смотрел на свет звёзд, падающий на ледяные панели зимнего сада. Отражённый свет очерчивал профиль Доминик, слабо поблёскивал на её веках и щеках. Он подумал: так и должно освещаться её лицо. Она медленно повернулась к нему, и свет собрался ореолом вокруг бледной массы её прямых волос. Она улыбнулась, как улыбалась ему всегда — приветливо, понимающе:
— Что случилось, Гейл?
— Добрый вечер, дорогая. Почему ты спрашиваешь?
— Ты выглядишь счастливым. Может быть, это не точное слово, но самое близкое.
— Лучше сказать «испытывающим облегчение». Я чувствую себя легче, легче лет на тридцать. Впрочем, это не значит, что мне хочется быть таким, каким я был тридцать лет назад. Так не бывает. Такое чувство, будто я перенёсся в прошлое в целости и сохранности и начал всё сначала в своём нынешнем виде. В этом нет логики, это невозможно, и это чудесно.
— Это означает, что ты с кем-то повстречался. Скорее всего, с женщиной.
— Повстречался. Не с женщиной. С мужчиной. Доминик, ты сегодня особенно красива. Впрочем, я говорю это всегда. А сказать я хотел другое. Сегодня я особенно счастлив, что ты так красива.
— Что с тобой, Гейл?
— Ничего, кроме ощущения, как легко жить и сколько в жизни несущественного. — Он взял её руку и поднёс к губам. — Доминик, я не перестаю думать о том, какое чудо, что наш брак продолжается. Теперь я верю, что он не будет разорван. Чем-либо или кем-либо. — Она прислонилась спиной к стеклянной панели. — У меня есть для тебя подарок, и не говори мне, что эти слова ты слышишь от меня чаще, чем любые другие. Подарок будет готов к концу лета. Наш дом.
— Дом? Ты так давно об этом не заговаривал. Я думала, ты забыл.
— Последние полгода я ни о чём другом и не думал. А твои намерения не изменились? Ты действительно хочешь жить за городом?
— Да, Гейл, если тебе так хочется. Архитектора ты уже выбрал?
— Я сделал даже больше. Могу показать тебе эскиз дома.
— Показывай же.
— Он в моём кабинете. Пойдём, посмотришь.
Она улыбнулась, охватила его запястье пальцами, слегка сжав в знак ласкового нетерпения, и последовала за ним. Он распахнул дверь в кабинет и пропустил её вперёд. В кабинете горел свет, эскиз стоял на столе изображением к двери.
