— Не думаю, чтобы отец обо мне вообще думал, — скорбно заметил Антон.
— А это уже другая часть проблемы. Да, батя твой ведет себя, как полный мудак, хотя с другой стороны его можно понять — жену не любит, его тянет к другой женщине, тут ты за мать заступаешься — все это должно вызывать раздражение и досаду. Что мы и наблюдаем. Но это вовсе не значит, что ты ему безразличен, просто он не видит выхода из ситуации, а потому бесится. Пройдет время, и он будет искать с тобой общения, поверь мне. Тебе же теперь нужно взять себя в руки и постараться не возненавидеть родителя, потому что очень легко потерять близкого человека, и очень трудно потом его найти. Будь мудрее своих предков. А сейчас проваливай. Только не шатайся по улицам, а пиз… — Антон улыбнулся, — то есть иди домой и подумай над всем этим хорошенько. В любом случае, хоть это и неприятно, но не смертельно.
Некоторое время Антон сидел молча, затем шумно выдохнул, порывисто встал.
— Спасибо, Павел Витальевич, — сказал он.
— Давай только без этих соплей, — я поморщился, парень улыбнулся, и я подумал, что две улыбки подряд — это положительный знак.
В дверях Антон оглянулся и протянул мне руку, его рукопожатие было благодарным, а сам он выглядел бодрее. Я вытолкал его за дверь, вернулся на кухню, вылил в стакан остатки коньяка, и залпом выпил. Из головы не шла эта банальщина, бестолковая и глупая, как и все, что происходит между людьми, и я все больше раздражался от того, что не могу переключиться на что-то другое и спрашивал себя: «Нахрена мне это надо?», и ещё я думал, почему меня так бесит отец Антона, и, разумеется, знал ответ, — он вел себя так же, как вел бы себя я. Роман Горевский, отец Антона, — я ненавидел в нем самого себя.
На следующий день я, все такой же раздраженный и злой, отправился в контору Романа Горевского. Он числился каким-то замом по производству, или что-то типа того, имел отдельный кабинет и секретаршу. Охране я сказал, что прибыл из Сургута и имею срочные производственные вопросы, так что пропуск мне выписали без проблем. Третий этаж, по коридору налево. Я открыл дверь и уставился на секретаршу, довольно милую и совсем юную особу (уж не с ней ли наш папаша крутит шашни?):
— Горевский у себя?! — рявкнул я на девочку.
— Да, — испугано отозвалась она, — но он занят…
— Ты спишь с ним?! — с ещё большим нажимом выпалил я, секретарша в ужасе отшатнулась, а я распахнул дверь и уверенно проследовал в апартаменты «босса».
Роман Горевский выглядел респектабельно и уверенно, эдакий местечковый князек. Одет с иголочки, пальцы холенные, на висках седина. Когда я вошел, он уже отвернулся от компьютера, видимо отвлекшись на мой ор, но окно свернуть не успел — там, судя по голым женским попкам, был какой-то развлекательный портал.
— Горевский, ты мудак! — выдал я ему с порога.
Наш «босс» от такого приветствия, разумеется, опешил. Он вцепился в столешницу двумя руками, словно боялся, что мой ор сдует его с кресла и смотрел на меня выпученными глазами.
— Твой Антон пол ночи по морозу бродит, пальцы себе отмораживает, пока ты с молоденькими девочками развлекаешься?! — продолжал давить я, стараясь не делать пауз, чтобы не дать возможности оппоненту прийти в себя. — Что же ты за скотина такая?! Тебе на собственного сына наплевать?! А что ты будешь делать лет через пятнадцать, когда мудя уже и с виагрой функционировать перестанут, а сын будет считать тебя последней сволочью и избегать с тобой встречи?!
— Ты кто, бля, такой?! — наконец пришел в себя мой собеседник.
— Я его учитель!
— Учитель?! — заорал Горевский, подскочив с кресла. — Какой ещё нахуй учитель?! Хули ты меня лечишь?! Я — его отец!
— Хуевый из тебя отец! — в тон ему проорал я. — Потому что когда твоему сыну хреново, он ко мне приходит, а не к тебе! Когда ты с ним разговаривал в последний раз? Ты хоть знаешь, чем он живет, чего хочет, чем дышит?! Нет?! Так какой ты, бля, отец! Ты — полный мудак и скотина!
Приоткрылась дверь, перепуганная секретарша заглянула одним глазом и громким шепотом, очевидно, чтобы я не услышал, спросила:
— Роман Васильевич, может охрану вызвать?
— Нет, — вдруг как-то неожиданно тихо отозвался «босс». Все-таки надо, надо, орать на людей! Иначе до них не доходит!
Горевский устало опустился в кресло, сказал:
— Закрой дверь, Наташа, все нормально. И никого не пускай, нам поговорить надо.
Дверь аккуратно прикрылась.
— Садись, — предложил Роман. Я плюхнулся в кресло, а он выудил откуда-то из-под стола початую бутылку виски и два стакана, разлил, протянул один мне. — Тебя как звать?
— Павел.
— Чему ты учишь моего сына?
— Теоретически — информатике, а практически — вынужден учить жизни, поскольку родители этого делать не собираются, — стакан с виски в моей руке подействовал на меня благотворно — я успокоился, и был уже готов к конструктивной беседе. Роман понимающе кивнул.
— Такого адреналина я не испытывал уже давно, — сказал он с улыбкой. Должен признаться, что у него была приятная располагающая улыбка, из тех, которые нравятся женщинам. — Ещё секунду, и я бы набил тебе морду.
— Или наоборот, — я безразлично пожал плечами.
— Отчаянный ты парень, Паша.
— Ты не забыл, зачем я пришел? — я отхлебнул виски, вернул взгляд на собеседника. — Рома, про себя я и так все знаю.
Улыбка сползла с его лица, он помолчал несколько секунд, неторопливо начал:
— Ты сказал, что он приходил к тебе? Ночью? Домой? — я кивнул. — Не знаю… Не понимаю. Я даю ему все, что он хочет. Ни в чем не отказываю. А он огрызается, зубы показывает!..
— Ты унижаешь его мать у него на глазах. Как, по-твоему, он должен себя вести? В нем же твоя кровь течет.
— Чёрт… Да, у нас с женой сейчас не лучший период. Не хотелось бы, чтобы Антон в этом варился, но как?! Как его от этого избавить? Да, я знаю, чувствую, что он отдаляется, но понятия не имею, как это исправить.
— Это как раз исправить просто. Поговори с ним.
— О чём?!
— О чём угодно. О ваших проблемах. Спроси его совета. Он умный парень, прислушайся к тому, что он скажет, обсуди. Дай ему почувствовать, что ты уважаешь его мнение. В конце концов, он сын тебе, а не подданный.
Я допил виски и поставил перед Романом пустой стакан.
— Наливай, хорошее пойло, — попросил я добавки, Горевский послушно исполнил мое пожелание, правда, налил всего грамм пятьдесят, так что я осушил стакан в один глоток.
Похоже, смысл моего визита доходил до Романа, мне становилось спокойно и даже чуть-чуть радостно (но это от алкоголя, конечно же).
— Сам чего не пьешь? — спросил я. — Выпить на работе — дело святое.
— У меня совещание через двадцать минут, — отозвался он.
— А, ну тогда ладно, — я поставил пустой стакан на стол, — в общем, я сказал все, что хотел. Звони, если что, у Антона есть мой номер.
Я сгреб бутылку (там ещё плескалось грамм сто пятьдесят виски) и, удовлетворенный, направился к выходу. Роман не сказал больше ни слова.
В понедельник 14-го января после уроков я вышел на крыльцо покурить, домой не хотелось. Морозы спали, и было приятно немного подышать свежим воздухом. За забором лицейского двора у ворот стояла черная Toyota, я не обращал на неё внимания, но затем со стороны водителя открылась дверь, и из машины вышел человек в дорогой дубленке. Я сразу узнал его, это был Роман Горевский. Он кивнул мне, я кивнул ему в ответ. А секунду спустя на крыльцо выбежал Антон, крикнул на ходу: «До свидания, Павел Витальевич», и унесся к машине. Выглядел он воодушевленно. Я выбросил окурок и вернулся внутрь, мне ещё требовалось придумать, как убедить директрису, что несколько разных женских почерков в журналах и отчетах на самом деле принадлежат одному человеку — мне.
9
О том, что в семье Горевских дела налаживаются, окончательно мне стало ясно две недели спустя. В четверг 24-го января после урока в одиннадцатом «Б» мои подопечные, по обыкновению, расходиться не торопились. Ирка Бажанова все пыталась выяснить, как поживает Елена Владимировна, то есть, не прекратились ли наши отношения, поскольку у самой Елены Владимировны выяснить это она не могла, — после зимних каникул Лена, как и обещала, уволилась и исчезла в неизвестном направлении, а на её место преподавателя биологии вернулась Вера Семеновна, оклемавшаяся от инфаркта. Вопрос моих отношений с Леной интересовал ещё половину девчонок класса, так что они облепили мой стол и развесили уши, очевидно, ожидая эротических подробностей. Мне пришлось на них прикрикнуть:
— Так, мартышки! Ну-ка разбежались! Это ценная информация, и она стоит денег. Всё, марш отсюда!
Девчонки нехотя разошлись, но следом подошел Антон Горевский с весьма неожиданным предложением:
— Павел Витальевич, можно к вам завтра вечером зайти?
